Олег Мороз - От имени науки. О суевериях XX века
— Я думаю, — говорит Олег Константинович, — те работы, которые проведены в Институте радиотехники и электроники, имеют огромное значение для практической медицины. Может быть, мы не сразу сможем их реализовать в наших клиниках и больницах, но стратегический курс на это мы должны взять. То, что сделано в этом институте, на уникальной аппаратуре, расширяет наши представления о тех физических сигналах, которые постоянно продуцирует и посылает во внешнюю среду человеческий организм. Это новая ступень познания, на которую мы поднимаемся благодаря научно-техническому прогрессу, прогрессу в области фундаментальных наук. Упомянутые сигналы несут информацию о деятельности органов и систем. Их можно использовать для диагностики заболеваний. Но не только. По-видимому, эти физические излучения каким-то образом можно использовать и для лечения. Над этим мы должны работать в соответствии с той исследовательской программой, которая сейчас составлена.
Мне известны трудности физиков, которые никак не могут заинтересовать медицинские ведомства настоящим сотрудничеством, поэтому я стараюсь растормошить О. К. Гаврилова, побудить его к конкретным ответам, которые могли бы служить для физиков векселями.
— Что это за программа, нельзя ли сказать в двух словах?
Программа имеет целью разработку методов диагностики и методов коррекции нарушений с помощью физических излучений. Мы просим физиков разработать не только диагностическую аппаратуру, но и такую, которая бы имитировала сигналы, посылаемые человеком. Чтобы мы не обязательно использовали руки какого-то лекаря, а могли бы воспроизвести эти воздействия техническими средствами. В работу по этой программе мы хотим включить как можно более широкий круг наших клиницистов…
— Какие научные учреждения предполагается привлечь к работе по этой программе?
— В соответствии с приказом президента Академии наук и министра здравоохранения в этой работе участвуют восемь научно-исследовательских институтов. Это и кардиологи, и физиологи, и иммунологи, и нейрофизиологи, и рефлексотерапевты, и психиатры, и эндокринологи…
— А сроки какие?
— Программа утверждена на эту пятилетку, до 1990 года.
Краткое завершающее слово держит Сергей Петрович Капица.
— Что сказать в заключение? — говорит он. — Мне кажется, дискуссия была интересной. Во всяком случае, я с удовольствием ее выслушал. Важно то, что разговор об экстрасенсах был сегодня достаточно конкретен и не выходил за научные рамки. Воздерживаться от таких дискуссий, а тем более запрещать их вряд ли стоит. Ведь есть еще феномен сладости запретного плода. Стоит какую-то тему запретить, и здесь уже начинают расти такие чертополохи, которые нам никогда не выполоть. Надо об этом говорить, но говорить именно с научной точки зрения, опираясь на авторитет достоверного знания. В то же время надо отдавать себе отчет в том, что проблема довольно сложна и вряд ли можно рассчитывать сразу получить ответы на все вопросы. Хотя людям и хочется получить ответ. Хочется стать свидетелями чуда…
Заключительное слово перебивать не полагается, но я, не удержавшись, вставляю:
— Когда выяснится, что чуда нет, интерес к этим вещам сразу упадет…
Капица мгновенно парирует:
— Чудо есть. Чудо — это сам человек. Вечное чудо, которое всегда с нами.
Ничего не скажешь, молниеносная реакция. Эта же реакция двадцать пять дней спустя спасла Сергею Петровичу жизнь, когда на него бросился с топором какой-то маньяк. Капица в этот момент, закончив лекцию, подходил к дверям своего кабинета в Физико-техническом институте. Нападавшим, как выяснилось позднее, был 29-летний парень, специально приехавший в Москву из Ленинграда. Получив два удара, Капица нашел в себе силы вступить в схватку с безумцем, вырвал у него топор… Все же Сергей Петрович попал в палату реанимации…
Не ирония ли судьбы — произносящий перед телекамерой слова «Человек — вечное чудо» получает от этого «чуда» топором по голове?
Впрочем, сказано ведь: больной человек.
Теперь о моей не очень вежливой реплике. Я действительно считаю, что самый верный способ покончить с предрассудком — будь то стоустая молва об экстрасенсах или о снежном человеке — тщательно изучить все, что скрывается за этой молвой. Изучить строгими научными методами, а не усердием ученых-кустарей. Кустари лишь запутывают дело своими неряшливыми экспериментами и публикациями. Другое дело, что не так-то легко наладить такое изучение. Требуются силы, средства. Требуется преодолеть брезгливость к предмету изучения, установившуюся в научной среде. Но рано или поздно наступает счастливый момент, когда настоящее, серьезное исследование становится возможным — как это было в Институте радиотехники и электроники, когда он обратил свои взоры к слабым физическим полям человека. С этого-то момента и начинается увядание предрассудка…
Да, да, такой вот парадокс. Физикам пеняют: зачем вы занимаетесь этой ерундой — вы ведь только возвеличиваете экстрасенсов, говоря, что они что-то все-таки там могут — что-то такое улавливать, как-то там воздействовать, осязать изображения… Журналистов упрекают: для чего вы пишете об этих работах физиков — этим вы только раздуваете интерес к экстрасенсам… Сколько раз я слышал такие упреки! Я твердо уверен: хорошо изученное чудо — это уже не чудо. Какие бы способности ни выявили ученые у экстрасенсов — это ведет не к возвеличению их, а к свержению с пьедестала. Ибо когда все объяснено и разложено наукой по полочкам, тут обыватель мгновенно скучнеет и отворачивается.
От имени науки
Название этой книги имеет двоякий смысл. От имени науки часто говорят невежды, шарлатаны, паразитирующие на ее авторитете. Существуют целые псевдонаучные направления, выступающие от имени науки. Примеров в этой книге читатель нашел, я думаю, немало, хотя еще больше осталось за ее пределами. Другое значение заголовка: конец лженауке, предел невежеству и шарлатанству наступает тогда, когда веское слово «от имени науки» говорит сама наука.
Важно, чтобы она не уставала его повторять. В этом деле требуется терпение. Вряд ли когда-нибудь наступит момент, когда псевдонаука перестанет существовать, когда перестанут появляться на свет нелепые слухи и толки, облаченные в духе времени в научные одежды. Надо привыкнуть к тому, что противостояние этому мутному потоку — постоянная задача науки, такая же важная, как отыскание самой истины.
Но это и наша общая задача — всех тех, кому дорог свет знания, кто болезненно чуток к рецидивам обскурантизма и мракобесия. В конце концов, самый надежный экзаменатор твердости мировоззрения — не школьный учитель и не вузовский преподаватель, а сама жизнь. На удивление много есть людей даже и с высшим образованием, даже с оценкой «отлично» по философии, которые с восторгом бросаются навстречу любой псевдонаучной ахинее, с готовностью становятся под ее знамена, забывая азы, которые они когда-то прилежно зубрили в школе и институте, но которые не затронули их души. В конце концов, каким-то минимумом стойкости против напора нелепиц должен обладать всякий интеллигентный человек.
А то ведь часто так бывает: малейшее дуновение ветерка, доносящего какой-то псевдонаучный вздор, приводит человека в растерянность. Вот в некоем учреждении выступил некий самозваный лектор, который в очередной раз заверил слушателей, что Землю посещают инопланетяне, продемонстрировал слайды, зарисовки инопланетных кораблей и даже «людей» в них (правда, как пишет автор, «не очень похожих на нас — землян»). Лектор приводил многочисленные свидетельства очевидцев «летающих тарелок» и «для полной убедительности показал копии протоколов, подписанных двумя космонавтами, по свидетельству которых «летающие тарелки» якобы сопровождали их в космосе». И вот уже автор письма трезвонит во все колокола: куда смотрит наука, почему не исследует, не изучает, не разъясняет?
Наука старается, но она не может очертя голову бросаться на всякое сообщение об очередном «чуде». Это то же самое, что требовать от «скорой помощи» выезжать — без малейшей попытки проверить телефон и адрес — по всем вызовам. Выездов по ложным вызовам и без того много — и у «скорой помощи», и у науки. Бесполезно тратятся средства, силы, время высококвалифицированных людей. Это ведь только так говорится, что в науке отрицательный результат — тоже результат. Какой смысл, например, проверять очередное утверждение, что некто может силой воли приподнимать стулья над полом? Куда продвинется наука, убедившись, что на деле ничего подобного не происходит? Разве не достаточно просто нашей образованности, интеллигентности, чтобы заключить, что все это — вздор? Оказывается, недостаточно. Многие «образованные» и «интеллигентные» люди верят: все может быть, нет ничего такого, что было бы невозможно.
