Слава Тарощина - Рожденные телевизором
Утром Леонид Геннадьевич берет в больнице интервью у Олега Кашина (обозревателя газеты «Коммерсантъ» жестоко, до полусмерти, избили в подъезде собственного дома), а вечером произносит в присутствии первых телевизионных лиц слова, от которых данные лица моментально каменеют. Ведь ничто, повторяю, не предвещало взрыва. Благостный премиальный сюжет развивался по канонам жанра. Лауреат ритуально благодарил всех, кого положено в таких случаях благодарить. Но вдруг ближе к финалу он дрожащей рукой вытаскивает из кармана пиджака листок бумаги и начинает читать…
Разумеется, все, о чем говорил Парфенов, сидящие в студии люди знают особенно хорошо, так как именно они, руководители каналов и трендов, регулярно подменяют информацию о стране информацией о власти в приятном ей, власти, формате. Более того, современное ТВ настолько пропитано ядом цинизма и двоемыслия, что и сама новая премия – штука достаточно амбивалентная. Она будет вручаться тому, кто наиболее полно воплотит на экране творческие принципы Листьева. Каковые, заметим, не менее амбивалентны, чем сама премия. В принципах запутался даже лауреат. Сначала он, цитируя Листьева, рассуждал о том, что на ТВ главное – успех или неуспех, а затем решился на правду, уж точно не гарантирующую успех.
Впрочем, речь не о контексте, а о белой бумажке, поделившей жизнь Парфенова на две части. Как бы ни сложилась его судьба, он свой внутренний выбор сделал. Потому что здесь и сейчас даже простое называние вещей своими именами – уже поступок. Удачливый светский господин, олицетворяющий стиль и моду во всем, более не хочет оставаться чужой витриной. Потому что слишком талантлив, художественно одарен, слишком чувствителен. Потому что лучше других понимает: долгожданный новый проект «Какие наши годы!», если судить по первому выпуску, – начало деградации, за которой пустота.
Я много писала о Парфенове, журналисте сколь даровитом, столь и склонном к компромиссам. Чем больше он склонялся к разнообразным компромиссам, тем более поверхностными становились передачи. Его творческая судьба – приговор системе, сначала выбрасывающей за борт лучших, а затем заставляющей этих лучших приспосабливаться к обстоятельствам. Но со временем выясняется главное: с начальством договориться можно, а с собою – не всегда. Данный не в вечное пользование дар мстит за обман. «Я сам никакой не борец», – говорил Парфенов в своей речи. И это правда. Он просто порядочный человек, который больше не хочет закрывать глаза на окружающий его мир. Такое публичное прозрение дорогого стоит.
Закончив речь, лауреат нетвердой походкой направился к своему столику. В зале зазвучали аплодисменты, но казалось, что воцарилась какая-то мертвящая тишина. И только жена Елена Чекалова (кстати, ведущая лучшего кулинарного телешоу «Счастье есть!») радовалась происходящему и нежно поцеловала мужа.
Не знаю, как дальше сложится карьера Парфенова. Но знаю, что к нему вернулась внутренняя гармония, которая дороже любой карьеры.
29 ноябряНаш Хамлет, сумасшедший принц
Андрей Малахов стремительно вышел из машины и направился к психиатрической клинике, расположенной в укромном уголке Тель-Авива. От грандиозности возложенной на него миссии Малахов был непривычно тих и сосредоточен – ему предстояло взять эксклюзивное интервью у Филиппа Киркорова… Вот уж не думала, что стану когда-либо писать о короле поп-сцены, основательно избившем на репетиции женщину. Но спектакль, разыгранный в интерьерах психушки, достоин того, чтобы обратить на него пристальный взгляд.
Начну издалека. Телевидение, которое десять лет предпочитало всем стратегиям развития лекала шоу-бизнеса, сегодня служит второй главной (после агитпропа) цели – неуклонному приумножению пошлости. Видимо, правы те культурологи, которые полагают: интеллектуальная история России – это история меняющихся определений пошлости. По прихоти судьбы всякий раз лакмусовой бумажкой, обнаруживающей смену вех, становился именно Киркоров.
Тенденция впервые проклюнулась в августе 2004-го, когда на пресс-конференции в Ростове Филипп Великолепный выступил в амплуа обезумевшего от звездной разнузданности хама. Он по-зэковски обматерил журналистку в розовой кофточке, чем произвел немалое брожение в умах электората. Сюжет, что и говорить, премерзкий. Но не меньше монолога Киркорова меня поразила реакция на него. В стране, где 149 из 150 миллионов искренне принимают матерный за родной язык, столь близкие соотечественникам слова певца стали детонатором взрыва. Великая держава разделилась на два лагеря. Защитники смутьяна оказались в значительном меньшинстве. Ему самому срочно пришлось пополнять коллекцию сценических костюмов тогой диссидента, которую он с завидным постоянством демонстрировал в авторской программе «Утро с Киркоровым». Акция протеста ширилась по просторам ТВ и уже была явно неадекватна событию, вызвавшему протест. История потому и получила такой мощный резонанс, что совпала с очередным меняющимся определением пошлости.
Начиналась эра информационного гламура. Зачищено НТВ, закрыт последний оплот гласности – программа Савика Шустера «Свобода слова». Уничтожен не другой взгляд на страну и мир, но сама возможность другого взгляда. Цвет времени – мышиный, защитно-серый. «Фабрика звезд» торжествует не только на уровне очередного проекта, но и на уровне генеральной идеи текущего исторического момента. Тонкий художник Киркоров, словно герой Достоевского, чувствует ауру нового времени эпидермой (предельная политическая сдержанность при максимальной этической вседозволенности), потому и срывается.
Следующая материализация певца в качестве нарушителя конвенции датирована 2008 годом. Он снова влип в переделку. На «Евровидении» Филипп продюсировал украинскую певицу Ани Лорак, занявшую второе после Димы Билана место. По этому случаю Киркоров был принят в президентском дворце самим Ющенко, откуда он вышел уже народным артистом Украины. Сию трагическую историю с нехорошими нотками в голосе поведала государственная программа «Вести недели», отдавшая песенному конкурсу львиную долю времени. Общественность негодовала. Продюсер Яна Рудковская сурово хмурила брови. Придворный музыкальный критик Гаспарян горячо упрекал Киркорова в зависти Билану. На самого народного изо всех народных артиста, призванного к ответу, было больно смотреть. Казалось, он вот-вот сознается в том, что регулярно по ночам роет тоннель от Лондона до Бомбея. Но артист сделал глубокий вздох, вобрал голову в плечи и молвил фразу не столько понятную, сколько основополагающую: «Как можно вообще посягать на это святое чувство патриотизма в нашей стране?»
Любое преувеличение есть пошлость. Главное преувеличение 2008-го, переходящее в назойливый тренд, – ставка на вербальный патриотизм. Кто больше о нем говорит, тот и больший патриот. Содержанием реальной политики в год смены президентов становится страсть к Путину. Другой зоной национальных интересов объявлен Дима Билан. Именем героя «Евровидения» называют школы и улицы; ему хотят установить памятник в Нижнем Новгороде. Всякий, кто осмелится без придыхания говорить о белградском триумфе Димы, смахивает на врага народа.
Но Киркорова меньше всего привлекают лавры врага народа. Поэтому не прошло и года, как он в целях окончательной реабилитации поспешил объявить о своих обновленных взглядах. Их (вместе с новой квартирой) певец решил презентовать в программе красавицы Оксаны Федоровой «Субботник». «Королева идет к королю», – торжественно, без тени иронии, заявила Федорова, входя в свежую обитель Киркорова. К изложению обновленных взглядов он приступил не сразу. Видимо, понял, что зрителю сначала следует оправиться от эстетического потрясения. Чертог сиял. От золота, парчи, хрусталя, подушек, безделушек, старинных орденов и медалей («ношу их вместо брошек»), статуэток, картинок, портретов рябило в глазах. «Это дворцовый стиль?» – спросила догадливая Федорова. «Нет, – скромно уточнил хозяин, – стиль киркоровский». Оставив искусствоведческие штудии, заговорили о вечном, то есть о Пугачевой. Ведь имидж Киркорова и сегодня неотделим от культа бывшей супруги. А затем прозвучало кардинально-обновленческое: «Я приезжаю в Питер и бегу в Эрмитаж. Это состояние многим непонятно». Неожиданно в кадре нарисовался Басков, который явно не злоупотребляет Эрмитажем. Поговорили о том, кто у кого отбирает цветы на концертах, попили кофейку – на том встреча «в верхах» и завершилась.
И не было бы, вероятно, нужды писать о ней, если бы не одно обстоятельство. Оксана кокетливо называла спальню Киркорова «будуаром». И правильно, что ей никто не объяснил: будуар – это дамская комната. Потому что «субботник в будуаре» – блистательное определение очередного этапа особой российской пошлости, когда пытаются соединить несоединимое, скажем, застой с инновациями.
