Маргарет Кастанеда - Кастанеда, Магическое путешествие с Карлосом

"Карлос является человеком, который принадлежит одновременно нескольким культурам. Он не относится к типичным белым англосаксонским протестантам. Он рос в мире, где ему приходилось иметь дело с множеством разнообразных культур, действующих на различных уровнях. Он сказал, что, будучи ребенком, жил в Бразилии и говорил по-итальянски. Поскольку он знает все эти языки, то это просто бюрократический вопрос. Написанное в "Тайм" было новостью для меня. Оценивая его, я полагался на то, что он говорил об антропологии, а уж в этом-то я мог ему верить".

Комиссия поверила этому, и той же весной ее члены подписали все необходимые бумаги о присвоении Карлосу докторской степени. После выхода его диссертации в виде книги "Путешествие в Икстлан" он стал миллионером.

Важной новостью в этой книге стало то, что Кастанеда больше не пользовался психотропными растениями. Наркотические средства, занимавшие столь важное место в его первой книге и способствовавшие его популярности, в третьей книге не играли совершенно никакой роли. Он объяснял все это своим студентам в Ирвине - что растения не являются средством для достижения цели, но лишь методом для того, чтобы освободиться от хватки западного рационализма. Но это стало новостью для читателей, ожидавших более глубоких психотропных опытов в продолжение "Отдельной реальности". В действительности лишь последние три главы можно было назвать настоящим продолжением. Первые 20 страниц были отведены под материал, который, по словам Карлоса, не вошел в предыдущие книги, потому что тогда показался неуместным.

Прежде всего, это было описание техники и философии, а не психотропных средств.

Возобновив свое ученичество у дона Хенаро, непревзойденного акробата, Карлос почувствовал, что приближается к постижению урока. Пока еще урок этот был пространным и туманным, но по существу речь шла о личной силе и независимости, о полном познании своего я и о том, как разорвать все оковы.

"Я работаю над этой книгой и пока еще не закончил ее, - сказал мне Карлос по телефону. - Утром я возвращаюсь в Мексику. Она называется "Сказки о силе". Но я не знаю, будет очень тяжело писать. Никак не выходит. Мне нужно опять туда поехать".

Я перенесла трубку к другому уху. "Где ты работаешь? - спросила я. - В Оахаке?"

"Да, поэтому не пытайся связаться со мной, пока я не вернусь". Я упомянула о бумагах для развода, и Карлос сказал: "Может быть, все устроится очень быстро, и я смогу разобраться с деньгами и заплатить нотариусу. Я хочу отделаться от всех людей. Они просто изводят меня".

Карлос нанял Гая Уорда из фирмы "Уорд энд Хейлер" в Лос-Анджелесе, чтобы разобраться со своими юридическими делами. Затем он хотел исключить из платежной ведомости Уорда и Александра Такера. И, может быть, еще своего агента Неда Брауна. Карлос сетовал на то, что чем больше у него становится денег, тем в большую зависимость он, по-видимому, попадает. Все связывалось в неразрывный узел, и ему казалось, что он борется в самой гуще всего этого, будучи не в состоянии вырваться на свободу.

В 1960 году развода хотела я, но он не позволил мне этого сделать с помощью своего двойного трюка в Мексике. Я часто жаловалась на тот правовой ящик нашего мексиканского брака, в который он меня посадил. Но он всегда меня убеждал, говоря, что наши отношения вполне приемлемы в существующем виде. Именно Карлос всегда хотел сохранить status quo, поэтому было странно, когда вдруг осенью 1973 года он захотел получить разводные документы. Пришло время разорвать все оковы, выражаясь языком пространных метафор Кастанеды.

"Я должен помочь этому маленькому мальчику, - сказал он мне по телефону. - Это касается меня, моего имени и все той чепухи, что стоит на пути. У него нет имени. Его имя Адриан Герристен-младший. Это очень сильное имя. Я думал о том, чтобы помочь ему, но ничего не сделал. Я ничего не сделал".

Слушание дела, после которого я получила опеку и контроль над Карлтоном Джереми, проходило в декабре 1973 года в гражданском суде округа Канауа в Западной Вирджинии. Карлос не присутствовал в зале. Он позвонил через несколько дней и, казалось, с облегчением услышал о том, что все позади. Он поинтересовался, не было ли каких-нибудь проблем.

- Ну, - сказала я, - 25-го в следующий вторник твой день рождения...

- Нет. У меня больше нет никаких дней рожденья.

- Что ж, ладно, моя мать ездила со мной на слушание, и там задали несколько вопросов. Они спрашивали у меня, сколько тебе лет, и я сказала, но получились какие-то несоответствия. Я сказала, что на самом деле не знаю. Карлос откинулся назад и захихикал. - Я просто сказала им какое-то число. Я не знаю.

Это было великолепно. Карлос неожиданно успокоился, даже повеселел при известии о том, что даже от яркого юридического света гражданского суда ему удалось укрыться под своим покровом таинственности. По-прежнему неизвестная величина, Карлос Кастанеда - мистер Метафизика!

- Очень хорошо, - сказал он, - потому что теперь Уорд может закончить это дело и сказать мне, сколько я ему должен.

- Мы по-прежнему друзья? - спросила я.

- Я всегда очень старался быть твоим другом. Мы сделаем все, что уготовано нам судьбой. Наша судьба - это наша судьба. Мы должны принимать ее в смирении. Мы можем форсировать события, но не можем делать того, что противоречит нашему образу мыслей и существования.

Это так походило на прежнего Карлоса, на Карлоса из ЛАОК, который всегда говорил о роке и о достоинствах жизни в настоящем моменте, на Карлоса, который мог быть и любящим, и далеким. Я вспомнила, как неуверен был он в те дни, как боялся неудачи, и я знала, что, несмотря на все его претензии, он очень мало изменился за последние десять с половиной лет.

- Карлос, ты уже был всем тем, чему пытался научить тебя дон Хуан, сказала я.-Я не понимаю, почему ты так упорно держишься за свои многочисленные сомнения, потому что ты и так уже имеешь все это. Тебе только нужен был кто-то, кто подтвердил бы это, ведь ты уже то, что думаешь о себе.

Мгновение он молчал на другом конце провода.

- Ты единственный человек, который понимает это, - сказал он.

Итак, он был готов, наконец, завершить дело. Критики называли его лжецом, и иногда даже он сам думал, что не может правдиво сказать и двух предложений подряд. Но он показал им; он действительно оборвал свои привязанности и достиг той эстетической плоскости, прежде чем послать свою рукопись издателю. Он был искренним и по-настоящему свободным, и ему было необходимо завершить свои обязательства по тетралогии. Несколько дней спустя после разговора со мной Карлос рассчитался с Гаем Уордом и получил копию разводных документов. Затем он вернулся к себе домой в Вествуд и закончил "Сказки о силе".

В этой четвертой книге он ввел понятия тоналя и нагваля, попытался снять покров таинственности с дона Хуана и в конце написал о том, как он сам и еще один ученик по имени Паблито совершили на краю пропасти ритуал перехода, о котором он мечтал годами. Здесь не было никаких специальных данных, никаких антропологических критериев, ничего такого, только свободно разворачивающаяся драма в чисто беллетристической форме. Он без предупреждения позволил читателю скользнуть из "реального мира" в то необычайное состояние, которое он назвал Отдельной Реальностью, что является подтверждением выдающегося мастерства манипуляций дона Хуана и субъективного стиля Карлоса.

Антропологи давно знали термины тональ и нагвалъ. Дуг Шарон столкнулся с ними, проводя исследования среди перуанских курандеро, но Карлос дал им полное определение. По сути, тональ - это все, для чего у нас есть слова, а нагвалъ - все то, чего мы не можем ни определить, ни идентифицировать, ни назвать. Только Карлос пошел еще дальше. В разговорах с доном Хуаном он приводит нюансы, передает сущность этих понятий, так, что Дуг Шарон даже использовал сигнальный экземпляр книги при написании своей докторской диссертации в УКЛА.

Встретившись с доном Хуаном в ресторане в Мехико, Карлос готовится к объяснению магов и инициации. Это странная встреча со стариком, одетым в коричневый костюм в тонкую полоску, белую рубашку и галстук, который отбросил в сторону большую часть своих техник и жаргона последних 12 лет. Подлинным достижением является остановка внутреннего диалога, восстанавливающего "реальный" мир.

И вот в конце концов мы видим Карлоса Кастанеду за его рабочим столом в Вествуде, с болезненной интенсивностью стучащего по своей пишущей машинке. По подбородку его скатываются капельки пота, а на шее пульсирует артерия. В заключении он больше не пишет о К. Дж. как о "моем маленьком мальчике", в отличие от предыдущих книг, а как о "маленьком мальчике, которого я когда-то знал". Он ничего не утаил здесь; он совершил разрыв. В 1976 году он написал мне о том, как они с К. Дж. гуляли в горах, к северу от Лос-Анджелеса.