Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6476 ( № 34 2014)
«Запечатли мою героическую личность!» – воскликнул матрос из фильма «Служили два товарища!» Схожую задачу пытаются решить и авторы наших солдат. Фигурки Главкома, казаков, ополченцев и добровольцев, отлитые в металле, останутся вечной памятью о событиях нашей истории...
Автор «Солдатиков Новороссии» Тимур Замилов – человек убеждённый. «Я хочу, чтобы солдаты Новороссии были из настоящего металла, – говорит он. – Чтобы они сокрушили то чёрное зло, которое наслали на Украину «сорок царей и сорок королей». Сегодня солдатики – это тоже оружие».
Сергей СЕМЁНОВ
Казак Вежливый человек Доброволец
Теги: история России , Новороссия , солдатики
Сабля и пуля казака Бакланова
В народной памяти сохранилось имя казака Бакланова. А каким он был на самом деле?
Евгений ПЕТРОВ, инженер, г. Курск
На вопрос нашего читателя отвечает историк казачества Бажен ПЕТУХОВ:
- Его имя гремело на всю Россию. Бакланова вспоминали сразу после Суворова и Скобелева – когда нужно было вспомнить о русской воинской доблести. А в казачьей среде, пожалуй, только вихорь-атаман Платов мог потягаться с Баклановым. Слава непобедимого казака гремела по берегам Дона и Урала[?] Но было это в XIX веке, а потом героя подзабыли.
Яков Петрович Бакланов (1809–1873) – бесспорно, один из самых выдающихся богатырей Дона, сочетавший в себе беспримерное личное мужество, силу и мастерство бойца с полководческим талантом.
Он воевал с детства (в 12 лет отослан был отцом-офицером в армию), всю жизнь. Шашку Бакланова, которого турки звали Батман-клыч ("Пудовый меч"), знали Кавказ, османы и поляки. Он был железный человек – причём честный и великодушный. Будучи поставлен на усмирение польского бунта, отказался выполнять приказ Муравьёва о лишении имущества детей повстанцев. Пожалел детишек, ни в чём не виноватых. Истинный казак – не пешка в чьей-то игре.
Яков Петрович был глубоко верующим человеком. На знаменитом чёрном значке Бакланова красовалась белая надпись: «Чаю воскресения мёртвых и жизни будущаго века. Аминь», серебряная Адамова голова и кости. Этот прапор с православной надписью и символикой, полагают, сшили в Старочеркасском девичьем монастыре.
Известны слова, в которых Бакланов заключил свою личную стратегию: «Вера в Бога, скрытность движения, быстрота, затем смелый удар по первому влечению сердца». Бог в этой стратегеме – на первом месте.
И не только своим ударом славен был Бакланов, а тем, что всю свою жизнь не жалел ни себя, ни своего имущества для товарищей и подчинённых: на свои деньги покупал казакам обмундирование и оружие, делил с ними хлеб, зной, стужу и опасность службы.
Смелость Бакланова, которой не могли понять даже опытные бойцы, считая богатыря-донца заговорённым, проистекала из того же источника. В основе её лежали простота и спокойствие человека, положившего упования свои на Бога, потому что уцелеть своими, даже «баклановскими» силами в той многолетней мясорубке сражений, стычек, перестрелок и засад, из которых состояла его служба, было невозможно.
Бакланов не был заколдован: многократно получал огнестрельные раны и холодным оружием, контузии; случалось ему и лежать при смерти с пулей в груди… Но даже раненый, он не выходил из боя до самого его завершения, не показывал своей боли.
Справедливости ради должен уточнить, что известные слова имама Шамиля: «Если бы вы так боялись Аллаха, как Бакланова, то стали бы святыми!» были адресованы не его мюридам, а простым аульным горцам.
Как-то к Бакланову пришёл горский лазутчик (таких много было «на прикорме» у русских в то время) и сказал, что в аул пришёл стрелок с гор, который поклялся Шамилю на Коране убить Бакланова.
– Кто таков? – спросил Бакланов.
– Тавлинец, имя Джанем. Он сказал старикам, что промахнулся только один раз в жизни. Старики сказали: «Баклу не промахивался ни разу. Его не берёт ни пуля, ни шашка». Джанем сказал: «Я попадаю на пятьдесят шагов в куриное яицо». Старики сказали: «Баклу на пятьдесят шагов попадёт в муху...» Джанем отлил для тебя серебряные пули. Завтра он будет ждать в засаде, когда ты поедешь, как всегда, смотреть войска. Не езди смотреть войска завтра!
В старости в своих кратких воспоминаниях с простым названием «Моя боевая жизнь» Бакланов признаётся, что провёл очень скверную ночь. Но показать горцам, которые знали, что он выезжает одним и тем же путём ежедневно, своего страха он не мог. Слава Бакланова была сильным оружием России на Кавказе, он не имел права тупить это оружие. И Бакланов, зарядив лучший свой штуцер, ранним утром, как всегда, сел на коня. Этот свой путь он позже назовёт дорогой на лобное место – то есть на Голгофу. Современному читателю такое сравнение может показаться нескромным. Но Бакланов был простой человек, грамоте учился у церковного дьячка, и «определяющими» книгами в его жизни наверняка были книги церковные. Откуда же ещё ему было брать сравнения? Бакланов шёл, готовый принести себя в жертву за ближних своих.
Он знал, что Джанем ждёт его где-то на старой батарее – там хорошая снайперская позиция. Всё произошло на глазах русских войск и горцев, собравшихся посмотреть на невиданный поединок.
Бакланов подъехал к возвышенности, где раньше стояла батарея, и стал перед ней неподвижно, как скала. На самом деле он просто не знал, где прячется Джанем, и хотел вызвать его на выстрел, чтобы обнаружить. Других шансов не было. Вот из травы поднялся стрелок – и вскинул ружьё. То ли неподвижная богатырская фигура Баклу на коне, то ли рассказы суеверных стариков подействовали на нервы Джанему – он промахнулся второй раз в жизни.
Всё произошло так быстро, что Бакланов успел только заметить поднявшийся силуэт и вспышку. Джанем опустился наземь, пропав из виду. Бакланов продолжал стоять на месте. Он видел, как над травой подымается рука стрелка, забивающего в ствол новый заряд. Вот Джанем поднялся второй раз. Вторая пуля пробила полу шинели Бакланова: руки горского снайпера уже ходили ходуном. Бакланов продолжал стоять. Когда же выведенный из себя Джанем перезарядился и вскочил третий раз, Бакланов, как он вспоминает, перекинул ногу через седло, упёр локоть в колено и одним выстрелом, опередившим горца, положил его насмерть.
Говорят, кавказцы-мусульмане, видевшие это, кричали: «Маладец, Баклу!»
Потом выяснилось, что Джанем пожалел потратиться на серебро и отлил пули из меди, как считалось, они тоже имеют силу против шайтана. Бакланов скромно заметит в мемуарах, что именно пули и могли испортить выстрелы Джанема – лёгкая медь в разреженном горном воздухе не даёт такой точности попадания, как свинец.
Так погиб Джанем и победил Бакланов. Ему предстоит ещё долгая жизнь: он вырастит детей, станет генералом, одержит немало побед. Многих ещё сразит, а кого-то и спасёт...
Бог сберёг его на путях войны. Умер Яков Петрович своей смертью в Петербурге, на шестьдесят четвёртом году жизни. Человек неденежный, он был погребён за счёт войска Донского, иждивением благодарных земляков над могилой героя возвели скромный памятник… Вечная ему память!
Теги: история России , казачество
Иго и русское самосознание
В.Н. Рудаков. Монголо-татары глазами древнерусских книжников середины XIII-XV вв. – М.: Квадрига, 2014. – 271 с. – 600 экз.
Реконструкция древнерусских представлений о монголо-татарах нынче тема щекотливая.
И очень трудоёмкая. Тут и текстоведение, и история Церкви, и летопись государства... Тут необходимо полное погружение в источники, как в книге Рудакова. Восприятие захватчиков, "чужаков", «поганых» вычисляется по крупицам из дошедших до нас текстов. В них сохранились страхи и надежды тех времён, всеобщие представления об идеале и о Божием наказании.
Что же объединяло русских людей, наследников разбитого Киевского государства? Автор вспоминает утверждение Ф.И. Буслаева: монголо-татарское иго «побудило русский дух к сознанию своей христианской национальности в противоположность поганым варварам». Согласимся: именно в результате осмысления феномена монголо-татарского владычества вызревает «новая политическая идеология» Русского государства, главными составляющими которой явились идеи о «Москве – Третьем Риме», о богоизбранности русского народа и великокняжеской власти. Идея великой державы, обретшей суверенитет.
В книге Рудакова витает дух поиска, дух открытия. Это касается и находок в документах, и способе подачи материала. Сочетание исследовательской добросовестности и хорошего литературного языка – явление редкое, особенно в наше время.
