Станислав Хабаров - С высоты птичьего полета
В этом смысле не нравится мне теперь мадам Тулуз. Видимо, она ожесточилась в бескровных, но изнурительных сражениях с руководством медицинской могучей группы и исходит из принципа – всех зажать, а необходимость и отчаяние в преддверии завершающих работ заставляют её отстаивать действительно необходимое и важное. Правда, медики и тут обставили нас, они везут аппаратуру на осеннем грузовике, а мы на ближайшем, и у нас на все про всё не более полутора месяцев.
Да, мадам Тулуз не нравится нам в эти весенние, созданные для любви дни. И дело не в личных симпатиях, стиль её не нравится. Капризный бы – пусть, на то она и женщина. Нет, не капризный, авантюристичный что ли в основе своей. Когда ты вроде и навстречу идёшь, понимая общие трудности, как партнёр, а тебя пробуют прижать, и если ты уступаешь из вежливости, то эта вежливость расценивается как слабость и тебя вновь прижимают «к канатам ринга». Объяснения незамысловато-наивные: «Я этого не подпишу» или «Я обращусь к вашему вышестоящему начальству», и это выглядит смешно, потому что решать здесь по ходу разрешается нам, на другие варианты просто нет времени. Словом, время диктует нам быстрый, компромиссный стиль. И это все понимают, как говорится, «вся рота шагает в ногу», а вот она – руководитель нарушает стиль, и это не красит и её, и перекрашивает всю картину приёмки в совершенно иной колер.
Если стать на подобную позицию, то можно сразу прервать испытания. Всё равно их документация предельно сыра и даже часто только лишь на французском языке, и не годятся их заявления: «Нам не нужна документация, мы и без неё аппаратуру знаем…» и вариации на подобную тему, и попытки пожать плечами, как будто ты – дуболом, формалист и требуешь не по смыслу, а ради буквы закона. И у нас дилеммы на каждом шагу. Не принять – пойдет вся работа насмарку, а принять так, без уверенности, на шармачка, а потом получить отказ на борту – слишком дорогое удовольствие.
Этот День Победы
В воскресенье были выборы. Этот день, 8 мая – ещё и День Победы над фашизмом и день памяти Жанны д'Арк. В нашей тихой гостинице «Альберт I» предельно тихо. Ребята уехали в маленький городок под Тулузой, где живёт Лабарт. Он обещал им показать, как проходят выборы, а затем дальше на юг, в Каркасон и потом к Средиземному морю. Я же должен дописать документы, и пишу, оторвался только, чтобы по-диковинному поесть в этот день. Сходил на близлежащий рынок, купил устриц разных сортов, лимон и, пользуясь специальным ножом, открывал их долго и безуспешно, замучался. Эти раковины крепкие (тотчас тупят нож) и острые, так что, не имея опыта, вмиг порежешься. Когда я открыл часть из них, то был уже не рад затратам усилий и времени.
На минутку выскочил и к месту голосования, к ратуше. По сторонам у тротуара стояли машины с какими-то людьми, видно сторонниками тех или иных партий, а у входа было пусто и лишь изредка проходили по одному редкие избиратели.
По итогам первого тура на финишную прямую вышли двое – Миттеран и Ширак. Ещё было сенсацией, что Ле Пен получил в первом туре 14 процентов голосов. И теперь, во втором туре, всё зависело от того, сумеет ли Ширак объединить все правые силы?
Миттеран тактически правильно, писали газеты, построил свою кампанию. Затянув выдвижение кандидатуры, он поставил Ширака и Бара в позу противников, взаимно ослабляющих друг друга. Газета «Монд» опубликовала серию статей о сомнительных связях министра юстиции в правительстве Ширака с обанкротившейся ювелирной фирмой «Шомэ».
Ещё скандал – злоупотребление положением и торговля влиянием в правительственной «комиссии по гражданским свободам». На бирже упали акции денационализированных предприятий. Распродажа в частные руки 65 государственных предприятий – «приватизация» – не принесла успеха, в стране три миллиона безработных. На совести правых обострение ситуации в заморской территории Франции – Новой Каледонии, где существуют реервации и куда, на бросовые земли, сгоняются коренные жители – канаки.
Миттеран построил предвыборную кампанию на объединении Франции – «Франция едина», на объединении страны и Европы. Коммунисты присоединили к социалистам свои голоса во втором туре, хотя у них с социалистами – сложные отношения. Руководители социалистической партии не во многом отличаются от правых в поддержке политики «жесткой экономии», развития вооружений. Все партии, кроме коммунистов, проголосовали за пятилетнюю программу роста вооружений. Единственно в чем полярно отличаются их позиции – в политике денационализации государственных предприятий. Их усилиями не прошел в парламенте страны законопроект о денационализации объединения «Рено», и если они придут к власти, то обещают вновь национализировать распроданные государственные предприятия.
Вечером на площади Капитоль царила праздничная вакханалия: толпы людей запрудили площадь, стало известно, что президентом выбран Миттеран. Он стал первым президентом в истории пятой республики, переизбранным на второй срок. 54 процента голосовавших предпочли его.
Тысячи людей улыбались друг другу и показывали два расходящихся пальца – Victoria. Толпа сняла национальные флаги Франции со здания Капитоля, и там, и сям происходили импровизированные манифестации. Сторонники различных объединений и партий отмечали победу.
Нам очень трудно разобраться в пестрой мозаике толпы. Молодые люди в центре площади говорили: «Мы – коммунисты», и мы видели в них знакомое. «Мы – троцкисты», – добавляли они, и мы не понимали их. Наоборот, узнав, что мы – русские, многие вежливо улыбались, но тут же тактично и незаметно старались от нас уйти. Наверное, думали: «Вот и сюда проникли эти русские. Как, по какому поводу? Возможно, эти агенты огромной и „агрессивной” страны повлияли на выборы».
Звучали песни и музыка. По сторонам площади толпа останавливала и качала проезжающие машины вместе с их владельцами, и только одну машину не стали качать, в ней зоркий глаз рассмотрел беременную женщину. До поздней ночи продолжалось выражение национальных чувств. Напротив, назавтра, 9 мая, в наш День Победы было тихо. Площадь Капитоль была пуста, оживлены лишь столики на тротуаре, окаймляющем её. Мы пришли на эту тихую и пустынную площадь и в центре её спели вполголоса «День Победы» Тухманова в честь нашей победы, которая стала предтечей и этого поражения правых.
Развитие событий мы позже наблюдали по телевизору. 10 мая Ширак подал прошение об отставке. Уже через три часа было объявлено, что новым премьер-министром назначен Мишель Рокар – социалист. Камеры долго показывали лицо Ширака, когда он покидал Матионский дворец. И правду сказать, даже в своем поражении бывший премьер смотрелся очень достойно.
Что добавить о майском (середины мая) Париже, который мы мимоходом увидели на обратном пути. Плотно-зеленые деревья на остром мысу Ситэ Вер-Галан, по-прежнему чудесная улица Муфтар, кафе, о котором писал Хемингуэй, на площади Контрэскарп, где (о чудо совпадения!) мы встретили человека с белой бородой, похожего на Хемингуэя как две капли воды, бывшего моряка, водившего конвои, охраняющие грузы для нашей воюющей страны. Мы пили с ним пиво там же, где более полувека назад пил его Хемингуэй, стояли у дома, где он жил, на углу площади. Внизу на корточках, на ступеньках вдоль стены, сидели школьницы, приехавшие на каникулы в Париж, напротив, за столиками, у входа кафе молодые люди, и никто из них не знал, что здесь жил Хемингуэй, а может быть, им было всё равно, и только нас удивляло и казалось несбыточным, что мы оказались в центре запомнившихся книжных событий.
Мы жили в Дефансе, парижском Манхэттене, который начинался за Сеной, в конце авеню Шарля де Голля. Станция метро выходила на авеню среди ещё обычных парижских домов, а дальше мы шли по мосту, и за ним оказывались среди разновысоких вертикальных параллелепипедов, сверкающих по утрам и днём, а ночью, громадные, молчаливые, в основном темные, они вырисовывались на фоне чёрного неба. А все мосты, эстакады, переходы, лифты, развязки на разновысоких этажах напоминали фантастические фильмы, где человек терялся в функциональных особенностях окружающих сооружений и пространств, желая понять свое место и назначение.
У каждого – свой перечень достопримечательностей. Мне очень хотелось увидеть Отель де Виль, Гревскую площадь, где в былые времена на высоком помосте размещали станок гильотины. Но всё время маршруты наши оказывались рядом и в стороне, и поэтому я решил отправиться на свидание с мэрией города.
Воскресное утро. У старинных фонарей позировали школьники, приехавшие из других городов в Париж. Полицейские в синих фуражках прогуливались по периметру площади. По краям её, с торцов били фонтаны. Ничего не напоминало о мрачной славе этого места, где прежде рубили головы. Мужчина в трусах трусил через площадь.
Само здание мэрии выглядело необыкновенно. На верху его стояло множество фигур. Темные рыцари поднимали пики на фоне светящегося неба; били старинные часы, и хотелось стоять и смотреть на удивительное здание, а отведя в сторону взгляд, видеть выглядывающий между домами окаймленный синими и зелеными трубами центр Помпиду.
