Сергей Голубицкий - Чужие уроки — 2007
В «Саду расходящихся тропок» (см. «Бизнес-журнал» № 11'2005) мы рассказали читателю о событиях, непосредственно предшествовавших созданию Системы Федерального резерва, — таинственной поездке представителей банковской элиты на остров Джекилл и бурлескной комедии, разыгранной в Конгрессе демократами, утвердившими собственный — «оригинальный» — вариант «Закона о Федеральном резерве», слово в слово повторявший отвергнутый ими ранее с негодованием республиканский «план Олдриджа».
Описанная в прошлом номере финансовая многоходовка Фредрика Хайнце, вызвавшая Панику 1907 года, придала нашим представлениям об исторических горизонтах новое качество: оказалось, что эпохальные мероприятия вроде отъема финансового контроля у государства и его передачи в руки частной структуры, могут подготавливаться десятилетиями. Что ж, тем слаще дух победы и головокружительней результаты!
Заключительный сюжет саги подсказали критики конспирологических теорий, связанных с Федеральной резервной системой США, в частности, профессор из Чарлстона Эдвард Флаэрти, вступивший в полемику с Юстасом Маллинзом и Гари Ка, непримиримыми борцами за реставрацию конституционного права народа на контроль за национальными деньгами.
Критика доктора Флаэрти развивается в трех направлениях. Его основные постулаты:
• Федеральный банк Нью-Йорка не находится под контролем иностранных банкиров;
• Федеральный банк Нью-Йорка не оказывает ключевого влияния на принятие решений Федеральной резервной системы;
• Прибыль ФРС не присваивается акционерами, а передается Казначейству США.
Рассмотрим вкратце каждый из этих пунктов.
Согласно «списку Маллинза», контрольный пакет акций Федерального банка Нью-Йорка (63%) принадлежит пяти банкам (Citibank, Chase Manhatten, Chemical, National Bank of North America и Bank of New York) и трем трастам (Morgan Guaranty Trust, Manufacturers Hanover Trust и Bankers Trust Company), которые по большей части контролируются европейскими финансовыми структурами, в первую очередь домом Ротшильдов.
«Список Ка» еще прямолинейнее: исследователь называет восьмерку главных акционеров Федерального банка Нью-Йорка в лоб и поименно — лондонский и берлинский банки Ротшильдов, парижский банк братьев Лазар, итальянские банки Израэля Мозеса Зейфа, банки Варбургов в Амстердаме и Гамбурге, а также нью-йоркский квадрумвират — банк братьев Леман, банк Куна и Лёйба, Чейз-Манхэттен и Гольдман-Сакс.
Академическая наука в лице доктора Эдварда Флаэрти категорически отказывается принять списки Маллинза и Ка на том основании, что оба исследователя не в состоянии предоставить надежные источники информации. Почему не в состоянии? Потому, что «Федеральная резервная система не является публичной компанией и на нее не распространяются требования Комиссии по ценным бумагам и биржам по разглашению списка акционеров!» — победно восклицает доктор Флаэрти. Как следствие, информация об акционерах никогда не обнародовалась в печатных изданиях ФРС, ее бюллетенях и отчетах Конгрессу.
Тот факт, что финансовая система Америки находится в руках частной компании и подлинные имена акционеров хранятся в величайшей тайне от американского народа, доктора Флаэрти почему-то не смущает. Главное — нет доказательств причастности к контролю над ФРС ненавистных «старых денег» из Европы! Спорить не станем — логика замечательная, к тому же идеально соответствующая духу нашего времени.
Конспирологическую догадку о том, что Федеральный банк Нью-Йорка контролирует всю ФРС, Эдвард Флаэрти блестяще развеивает скрупулезным анализом структуры организации: оказывается, все 12 федеральных банков, входящих в Систему, обладают равными голосами, а контроль за принятием решений ФРС — sic! — осуществляют не банки, а Совет управляющих и Комитет по операциям на открытом рынке (FOMC)!
Что касается распределения прибыли, то здесь намеки конспирологов не стоят выеденного яйца: согласно годовому отчету Конгрессу за 2006 год, из общей прибыли в 34 миллиарда долларов ФРС перечислила Казначейству США 29 миллиардов, а на дивиденды акционерам потратила сущие гроши — 871 миллион долларов! О том, сколько стоит априорное инсайдерское знание об изменениях ставки федеральных фондов (той самой, что вызывает самые радикальные биржевые потрясения), Флаэрти благоразумно умалчивает.
Оставляю читателям привилегию самостоятельной оценки меры альтруизма ФРС и глубины контроля «старых денег» над банками — членами Системы. Меня, например, в критике Флаэрти больше всего заинтересовала расстановка векторов влияния: не федеральные банки контролируют Резервную систему, а две структуры — Совет управляющих и FOMC. Рассмотрим эти организации.
Совет управляющих и Комитет по операциям на открытом рынке принимают решения по всем ключевым вопросам финансовой политики ФРС: определяют процентную ставку федеральных фондов, величину банковских резервов, объемы ежегодной денежной эмиссии, а также объемы торгов государственными долговыми обязательствами, осуществляемых федеральными банками. Совет управляющих состоит из семи членов, назначаемых президентом США и утверждаемых Сенатом. FOMC, помимо членов Совета управляющих, включает в себя еще президента Федерального банка Нью-Йорка (на постоянной основе) и четырех президентов региональных федеральных банков (по ротации).
Поскольку президент Соединенных Штатов Америки назначает 7 из 12 членов Совета управляющих, не нужно обладать мудростью Соломона, чтобы догадаться: именно он — ключевая фигура Федеральной резервной системы! Случайно или преднамеренно, но доктор Эдвард Флаэрти, развеивая аргументы классических конспирологов, подсказал слабое звено в цепи контроля над финансовым механизмом США. Выходит, «старым деньгам» даже не нужно бороться за акции Федерального банка Нью-Йорка: достаточно контролировать одного человека!
Насколько контроль над президентом эффективнее контроля над акционерным обществом, демонстрирует пример Вудро Вильсона, выбранного, кажется, специально для того, чтобы подмахнуть, не глядя, «Закон о Федеральной системе». «I have unwittingly ruined my country»2, — горестно вспоминал демократ о главном достижении своей жизни. То, что «ruined», можно не сомневаться, неуместно смотрится лишь слово «unwittingly» в устах руководителя государства, которому, по его личному признанию, нью-йоркские банкиры позволили самостоятельно назначить лишь одного члена (Томаса Джонса) из двенадцати в Совет управляющих ФРС первого созыва.
Как бы там ни было, вопрос самостоятельности института американского президентства выходит за рамки нашего обсуждения. Мы ограничимся тем, что проследим за развитием самой «президентской парадигмы», которая, как оказалось на поверку, не только распределяет роли в Федеральной резервной системе, но и отвечает за все самые значительные повороты в судьбе главного героя нашей истории — американского доллара.
32-й градус в 33-м году
На доведение финансовой революции 1913 года до логического конца ушло 20 лет. Половинчатость ситуации заключалась в том, что простой подмены государственных денег долговыми обязательствами частной компании (т. н. Federal Reserve Notes) оказалось явно недостаточно. Для получения абсолютного контроля над финансовой системой государства необходимо было изменить содержание самих денег, их внутреннее наполнение, смысл. До тех пор, пока бумажные деньги (банкноты) остаются мерой веса, а не самоценным товаром, даже контроль за эмиссией мало что меняет в распределении рычагов власти и влияния.
Читатель помнит, как колониальные сертификаты (скрипы), лишенные привязки к серебру и золоту, обеспечили колониям в XVIII веке блестящую победу над Британской империей. Не удивительно, что главной заботой Александра Гамильтона, исподволь возвращавшего мятежные территории под влияние метрополии с помощью своего First Bank of the United States, явилось восстановление золотой привязки американской валюты.
В 1792 году Конгресс законодательно закрепил доллар на уровне 24,75 грана золота, а в 1837-м повысил содержание благородного металла до 25,8 грана. На этой точке американская валюта продержалась без малого столетие — до 1933 года.
Дабы не вдаваться в тонкости теории, предлагаю читателю для облегчения восприятия материала вольную метафору: привязка денег к золоту и серебру обеспечивает приоритет экономических механизмов над политической волей субъектов истории. Освобождение от привязки к ценным металлам, эмиссия так называемых декретных денег (fiat money), дарует финансовую независимость от связующих внешних факторов, открывает дополнительное пространство для маневра, однако при этом привносит в экономику стойкий фактор волюнтаризма.
Таким образом, в рамках избранной нами метафорической модели на одном полюсе находится государственный контроль за национальной валютой, привязанной к ценным металлам, на другом — контроль частного капитала за деньгами, полностью отвязанными от Великих Уравнителей (золота и серебра). На первом полюсе — система национальных банков в том виде, в каком она сложилась в США на исходе XIX века, на втором — ФРС сегодняшнего образца.
