Дмитрий Быков - Статьи из журнала «Компания»
Очень трудно убедить себя, что «Единая Россия» не на шутку борется со «Справедливой ею же». Трудно по двум причинам: во-первых, исход борьбы предрешен, а во-вторых, оба нанайских мальчика выведены в одной колбе, на одной и той же площади. Им нарисовали, конечно, разные лица — одному чуть более человеческое, зато придурковатое, второму — чуть менее человеческое, зато солидное, но единоприродность борющихся очевидна. Однако политолог должен получать фантики, а за фантики он способен и не такое вообразить. Вот Митрофанов перебежал к Миронову: игра? Игра! Нельзя же, в самом деле, допустить, что Митрофанов — влиятельный политик, а Миронов — принципиальный лидер. Но Жириновский обижается, и многие всерьез предрекают серьезный кризис в его балагане, давно уже не делающем прежних сборов.
Моя проблема в том, что ролевые игры никогда меня не привлекали. Я все никак не могу привыкнуть серьезно и увлеченно относиться к делу, которое никак не повлияет на мою дальнейшую жизнь. Я ведь помню, что сессия кончится и придется возвращаться к реальности. И внушить себе, что на нынешних думских выборах решается судьба той самой, единой и справедливой России, я не смогу даже под самой качественной травой. И чем мне — а также примерно половине населения, состоящей из столь же неудобных граждан, — отвлекаться от российской реальности, совершенно непонятно: интеллектуальных развлечений не осталось, а балаганы не торкают.
Теперь вам понятно, почему в семидесятые так много пили?
№ 33(478), 10 сентября 2007 года
8 сентября 2007 года
«Рашен» не страшен
Когда-нибудь я обязательно сочиню книгу с длинным названием «Почему не надо бояться русского национализма». Мне уже приходилось писать — в том числе в «Компании», — что русские националисты никогда не составят влиятельной политической силы, ибо никогда между собой не договорятся. Нет и не может быть согласия между людьми, которые никак не решат, кто из них более русский. А критерием русскости они делают грубость, отвратительность, некультурность и даже антикультурность — поскольку любая культура главной своей целью ставит борьбу с такими имманентностями, как кровь и почва. Культура — все, чему удалось подняться над этими изначальными данностями; собственно, в их преодолении культура и заключается. Она для того и существует, чтобы человек рос над собой — над своей животной природой и обедняющими его границами вроде происхождения, нации, города проживания. Ни один национализм, чьей главной установкой является борьба с культурой и сопутствующее ей обожествление данностей, не может предложить своим адептам ничего привлекательного, а идеологи его заняты бесконечным выяснением отношений. Почему бесконечным? Потому что если предел человеческому совершенству все-таки есть — по крайней мере на конкретном историческом отрезке — то несовершенство беспредельно. Всегда найдется тот, кто хуже. И он-то объявит себя более русским: более бескультурным, циничным, сервильным. У большевиков была та же проблема: напрасно их вечные склоки пытались объяснить эмиграцией, неизбежными разногласиями в стане проигравших… Но они и после победы так же цапались — вспомним фракционную борьбу начала двадцатых и целенаправленное самоуничтожение тридцатых. В такой ситуации действительно выживает худший — что и доказал пример Сталина. На втором месте от конца был Троцкий, и у него были шансы, но Сталин оказался хитрей и глупей. Именно поэтому власть в России никогда не сделает ставки на русский национализм в его нынешнем варианте, хотя сотни этих национальных идеологов текут сейчас в Кремль, умоляя именно их позвать в советники, хвастаясь влиянием в патриотической среде и обещая лично сдавать наиболее отвязанных экстремистов из числа единомышленников — чтобы не порушили стабильности. В Кремле, конечно, тоже работает отрицательная селекция — но не до такой же степени, иначе давно и Кремля бы никакого не было. Русские националисты все время спорят, кто из них менее человек, страстно ополчаясь на все, что делает людей людьми: свободу выбора, широкий кругозор, отказ от угрюмого местничества, щедрость, иронию… Русский национализм расчеловечен до предела: литература так называемых патриотов нечитабельна, программа сводится к репрессивным мерам, а любой масштабный проект ведет к массовому истреблению населения (и им чаще всего ограничивается). Когда-то мне казалось, что этот национализм — идеология захватчиков, надсмотрщиков, при которой начальником всегда становится не самый компетентный, а самый жестокий и горластый. Сейчас я думаю, что все проще — хотя годится и «захватническая» метафора. Просто существует особая категория людей, для которых невыносима христианская установка «быть лучше»: лучше соперника, врага, лучше себя, наконец. Для них приемлем один вариант — быть хуже и тем побеждать.
Но Господь устроил мир очень правильно (что и наводит на мысль о рукотворности, умышленности этого мира). Человек, мыслящий так, рано или поздно обречен уничтожить всех вокруг себя, а потом себя. С большевистской системой так уже было — и в этом смысле правы сменовеховцы: большевики — действительно органически русское явление, если брать русское в их агрессивном, антикультурном и архаическом понимании. И не видать бы им никакой власти, если бы не полный крах государства, к которому они не были причастны ни сном ни духом.
Будем надеяться, что сегодня до этого не дойдет.
15 сентября 2007 года
№ 34(479), 17 сентября 2007 года
Путь в никуда
Иногда я думаю: ну кто читает в России все эти издания об успешных карьерах, об алгоритмах карьерного строительства и особенностях местного селф-мейда? Глупость же это все. Никакой карьеры в общепринятом смысле тут сделать нельзя, дурак, кто этим занимается. Карьера делается стечением обстоятельств, умением вовремя хапнуть, понравиться нужному начальнику, родиться в нужном городе или в нужной семье. Все. Трудолюбием и постепенностью ты ничего не добьешься: это в Штатах, например, можно год вкалывать, попасться на глаза работодателю, запомниться ему усердием, уйти на повышение и через двадцать лет сменить босса на посту. У нас сын босса имеет решающее преимущество перед любым из подчиненных, и оттеснить его от должности способен только сын Главного Босса, если ему вдруг захочется поработать рангом ниже. Хотя это маловероятно.
Это, кстати, одна из причин отсутствия у нас системной оппозиции. Ведь в оппозицию чаще всего попадают люди, которые побывали на самом верху, но по каким-то причинам оказались оттуда низринуты. Говорю, как вы понимаете, опять-таки не о Западе, где встречаются люди с убеждениями или хотя бы с предрассудками, а о постсоветском пространстве, где оппозицией Лукашенко становятся бывшие соратники Лукашенко, а в противостояние с Саакашвили входят недавние фавориты Саакашвили. Про Украину молчу — все и так наглядно, вспомните, как Ющенко называл Кучму вторым отцом. Так вот, оппозицию как раз и составляют те, чья карьера рухнула или остановилась: система перестала их устраивать, и они отправились в поход против нее, надеясь отвоевать уже не жирный кусок, а весь пирог. В большинстве случаев такой оппозиционер не может рассчитывать на всенародную поддержку именно потому, что в процессе делания карьеры начисто утратил репутацию. Это у нас вещи несовместимые — хорошая репутация и карьерный рост. Если ты наверху — значит, честное попадание туда начисто исключено. Между прочим, всенародная популярность Путина отчасти тем и объясняется, что карьеры в традиционном смысле он не делал (и даже ушел из петербургской мэрии, когда его перестал устраивать начальник). Не зря в ответ на вопросы клуба «Валдай» он однажды сказал: «Я не политик. Я гражданин Российской Федерации, ставший ее президентом». При нормальной карьерной стратегии ему бы никак не добраться даже до премьерского поста. Премьером — а потом президентом — его сделал Ельцин. Получилось вполне по-монархически, в соответствии с давней формулой Александра Введенского: «При монархии на троне иногда случайно может оказаться приличный человек». Иными словами, окажись в 2000 году президентом России человек из Кремля, а не со стороны, вряд ли у России были бы и те скромные достижения, которые есть сегодня. Все закончилось бы очередным переделом. Сейчас передел тоже был, но сказать, что дело им и ограничилось, не смог бы и самый упертый недоброжелатель Путина.
Я никому не советовал бы в России делать карьеру в обычном смысле слова — именно потому, что самого успешного карьериста здесь могут в считанные часы низринуть, если он перестанет встраиваться в систему. А репутация будет уже утрачена безнадежно, так что использовать этот ресурс никак не получится. Старайтесь делать свое дело в свое удовольствие и следовать не журнальным либо карнегианским предписаниям, а собственным моральным принципам. И тогда, возможно, на вас обратят внимание просто как на порядочного человека и ненадолго вознесут. Девяносто девять шансов из ста, впрочем, что этого не случится. И тогда вам останется утешаться тем, что вы не лезли в игру без правил и занимались тем, что любите. И репутация останется при вас. В деньги ее, конечно, не конвертируешь — или конвертируешь, но в небольшие. Однако при любом другом раскладе у вас не будет ни ее, ни карьеры, ни денег. Выбор за вами.
