Александр Байгушев - Евреи при Брежневе
Мы с Проскуриным не могли не согласиться с Раечкой. Увы, мы, русские, сами отдали бразды правления во вторую «оттепель» «им», «жидовствующим» разрушителям. Мы сами дали Мишу «им» повязать.
Раечка была настырна. Она «пробила» блокированное еврейским аппаратом награждение Петра Проскурина Золотой Звездой Героя Социалистического Труда. На одном из совещаний в Кремле подвела нас к А.Н. Яковлеву и представила как своих друзей. Едва она отошла, Яковлев тут же шарахнулся от нас с Проскуриным, как черт от ладана. Раечка теоретизировала. Она считала, что «вторая оттепель» Горбачева - возвращение назад в нэп, для того чтобы пойти другим путем, чем И.В. Сталин. Сталин, едва Ленин умер, свернул нэп и повел страну по пути тоталитаризма. А Мита, мол, пойдет «демократическим» путем. Раечка и допускаемые Горбачевым игры «пятого пункта» (так тогда в приличном обществе иносказательно говорили, имея ввиду еврейскую национальность) с авангардом в искусстве и вообще с троцкизмом и бухаринщиной русофобских 20-х годов рассматривала лишь как временную уступку, чтобы энергичными руками «пятого пункта» скорее очиститься от льдов тоталитаризма и «застоя», а потом рвануть, рвануть. Ну, прямо «шаг назад, два шага вперед». Но шаг назад Миша с Раечкой саженный сделали, а два шага вперед - не получилось.
Возможно, это были тогда мои прекраснодушные иллюзии, возможно, напротив, была моя с Проскуриным политическая безответственность перед своей нацией, но сейчас, когда прошло много лет, я более всерьез воспринимаю наши обходительные «дипломатические» разговоры с Раечкой. Что-то она не без провокации примеряла, прикидывала. Но она ведь, как оказалось, смотрела и в корень, когда сомневалась в искренней верности Яковлева и Болдина, когда шутила, что один «косит» на Запад, а другой спит и видит сталинскую сильную руку. И если чуть Миша зашатается, - оба радостно сдадут его. Чуяло женское сердце. Я думаю, что она не только лихо шутила, но и чуточку что-то прикидывала, когда «комплиментничала», что с Золотой Звездой Героя Социалистического Труда и опытом руководства Всероссийским фондом культуры такого популярного писателя, как Проскурин, руками утвердили бы министром культуры и ввели в Политбюро на идеологию. Во всяком случае, она, думаю, искренне плакалась по отсутствию кадров. А кадры рекомендовать у нас, русских, были. Да мы, «русская партия», решительно обновили бы крепкими державниками, не разрушителями, всю разгулявшуюся, как на пиру во время чумы, «четвертую власть» - высадили бы десант и заняли бы вышедшее из-под контроля Гостелерадио и «ихнюю» печать. Другое дело, что «они» тут же подняли бы великий шабаш, что нас мгновенно и подло «они» бы подставили. И вряд ли бы что путное у нас получилось - уж слишком все далеко зашло в развале идеологии и развале самой страны.
Но кто знает?! Кто знает?! Мне еще покойный дед говорил, что у евреев есть то несомненное преимущество перед русскими, что они дерзко берутся за дело, даже когда, казалось бы, нет никаких шансов и, глядишь - кто из «них» голову свертывает, а кто ведь и схватывает куш. Раечка нас с Проскуриным, конечно, «всего лишь» прощупывала, заигрывала с русским лагерем, играла коготками, как ангорская кошка с серыми русскими мышками. Но дальнейшие события показали, что к этому времени они с Мишей действительно основательно запутались в своем окружении с реальным или идейным «пятым пунктом». А мы, русские, выпутаться из тенет обоим Горбачевым никак не помогли. Никого не подсказали. Мы промолчали, хотя разговор тот мог даже считаться полуофициальным, и Раечка могла с нас требовать хотя бы партийной дисциплины. Она сама проходила по штату помощником генерального, но была реальным начальником его аппарата. Проскурин оставался в кадровом резерве высшей номенклатуры партии после работы спецкорром центрального органа партии «Правды», где, кстати, его и приняли в партию, - особый случай. Да ия формально оставался в кадровом резерве номенклатуры. Так что по интриге мы обязаны были вытянуться перед Раечкой в струнку, щелкнуть каблуками и, хотя бы шутливо, сказать: «Служим партии!» но нам это и в голову не пришло. Мы промолчали. Не захотели? Не решились? Думали, как это мы попрем интриговать в обход своих - есть же у нас «наверху» Лигачев, Рыжков, Язов, набор «Ненашевых» и прочих, как потом оказалось, «тюфяков»? Ставили уже на другого, не на Горбачева? Не мне это было по рангу знать, и не знаю, знал ли что Проскурин. Во всяком случае, мне Прокушев (признанный лидер «Русской партии внутри КПСС», «гроссмейстер Русской Идеи», как мы его между собой уважительно звали) брезгливо приказал:
- Не дергайся! И Петра не подбивай! Сейчас нужно уже менять не помощников, а саму голову. Спасибо за информацию. Значит, нервничает голова. А мы - поговорили и забыли!
Но, видимо, что-то, может быть, от самой Раечки или из аппарата Миши проскочило в «закулису» относительно возможного выдвижения Петра Проскурина на идеологию, потому что сразу, как по команде, началась его травля за «антисемитизм», к которой в подозрительной связке тут же приплели и меня как литературного критика, поддерживающего «антисемита» Проскурина. Всё было высосано из пальца. Никаких поводов для обвинения Проскурина в антисемитизме его романы не давали - он просто брезгливо обходил эти «типы». Но придумали-таки. Домыслили за него. Как писал о нашей «связке» «Огонек», я еще процитирую. Сейчас же лишь скажу, что работать на опережение «они» всегда блестяще умели и не стеснялись в средствах. А мы, русские, - были «чистоплюи». На этом и проиграли свою державу.
В мемуарах «Крушение пьедестала» Валерий Иванович Болдин писал: «Могу лишь присоединиться к выводам тех аналитиков, которые полагают, что это был уже не его выбор. Генсек оказался повязанным теми силами в стране и за рубежом, которые давно расставили для него силки, и он вынужден был вести свою партийную паству на ту морально-физическую живодерню, из которой невредимым и обогащенным выходил он один».
Жестко сказано. Честно. Но вот повел ли Мита. Меченый себя изначально как вожак, нарочно толкающий стадо баранов на край пропасти, а сам в последнюю секунду вовремя готовый отпрыгнуть, чтобы все другие провалились в безысходность? Повторюсь, что думаю, что это не так. Он просто, увы, не справился с «великой оттепелью», поднятой им самим. А вот тут «они» его с Раечкой и повязали.
Вина Горбачева в том, что он панически боялся, что его спихнут более энергичные и умные, чем он, члены Политбюро и стравливал, стравливал сам возможных претендентов на власть в стране. В идеологии уже к концу 1985го был полный хаос - разгул «чернухи» и клеветы на советскую власть, на Россию, на все отечественное. А тут еще два медведя в Политбюро сцепились на потеху Горбачеву. Дикость, но согласно свидетельствам, Горбачев довел бои «Иудейской партии» и «Русской партии внутри КПСС» до уровня собачьих боев себе на потеху. Все тот же Болдин свидетельствует: «Скорее всего, генсек не без умысла сталкивал своих соратников, исходя из того, что в этой борьбе они ослабят друг друга, будут ручными. Сначала он не ведал, что на политической арене разворачивалась не война амбиций партийных лидеров. Это было столкновение двух линий в деятельности партии, развитии страны - линии на сохранение социализма и линии на его дискредитацию, линии на укрепление Советского Союза и линии на его развал. И если бы Горбачев мог сразу понять происходящее, он не свалился бы в жернова изобретенной им машины и не был бы выброшен на свалку истории. Но не наделенный стратегическим мышлением, генсек неловко суетился возле разожженного им костерка, подбрасывая туда дровишки, и радовался разгорающемуся пожару. Иногда спрашивал меня:
- Ну, как, Егор с Александром все еще цапаются?
- Да там уже рукопашная началась, и каждый сторонниками обзавелся. Добром не кончится.
Он тихо и счастливо смеялся».
Под этот идиотский счастливый смех кончился гордый полет брежневского самодержавного орла - отвалились и упали на землю крылья, обе головы были отрезаны. Самодержавный орел издыхал в агонии.
Обнаглевшая сплошь «ихняя» «четвертая власть», не контролируемая партией и уже в открытую, умело координированно подпитываемая агентами американского влияния, пошла таки в лобовую смертельную торпедную атаку на самый большой в мире лайнер, на гордо плывший Советский Союз.
А застрельщиком этого наглого торпедирования стал традиционно русский журнал «Огонек», подло переданный Горбачевым из русских рук (как было по «брежневскому балансу сил») в руки иудейского лагеря. На «Огонек» был заброшен авантюрист «поэт» Коротич. Фигура сюрреалистическая. Киевлянин. Отец, директор школы, остался в этом качестве при немцах.
Мать еврейку тем не менее фашисты не тронули, отца потом - не тронул наш СМЕРШ. Загадка для спецслужб, как с двойными агентами. Коротич окончил медицинский институт, по образованию - гинеколог. Хотел иметь хорошие деньги. Но ударился в поэзию - барабанную, «публицистическую», в сущности графоманскую, с газетным языком. Оказалось, на ней можно еще шибче, чем на женских болезнях, заработать. На ней он удачно «внедрился» и в политику. Неистово славя Л.И. Брежнева и понося, как последнего врага, Америку, продвинулся в аппарате Союза писателей Украины и даже получил свой журнал. Съездил в Канаду - к Яковлеву. Там, видимо, его и обратали.
