Владимир Грибовский - Последний парад адмирала. Судьба вице-адмирала З.П. Рожественского
В то же время очевидно, что Зиновий Петрович каким‑либо особым злодеем не был, хотя имел огромные права и полномочия. В приказе № 155 от 15 ноября он объявил, что ко всем преступным деяниям со времени выхода из отечественных вод будут применяться законы военного времени. Практически одновременно появились приказы о запрещении сообщения между кораблями после захода солнца (18 час. вечера), а потом и по организации для охраны главных сил эскадры сторожевой цепи из крейсеров и рейдовой службы минных и паровых катеров.
Случилось так, что именно 15 ноября, воспользовавшись стоянкой напротив реки Габун (у Либревиля — Французское Конго), командир крейсера «Дмитрий Донской» 54–летний ветеран капитан 1–го ранга И. Н. Лебедев пригласил в гости на свой корабль с госпитального «Орла» сестру милосердия Клемм, двоюродную сестру одного из офицеров «Донского». Обед в кают–компании, естественно, затянулся до полуночи, а потом трое офицеров крейсера вызвались доставить гостью на шлюпке на «Орел». На обратном пути шлюпка была задержана дежурным минным катером «Князя Суворова» и приведена к корме флагманского броненосца. На ней находились мичман Г. Ф. Варзар, лейтенанты В. В. Селитренников и Н. Н. Веселаго, известный тем, что его в 1903 г. в Алжире покусала бешеная собака. Эти офицеры шумно возмущались арестом, тогда адмирал, слышавший их не совсем трезвые речи, вызвал их на ют и «изругал последними словами»[133], а потом объявил, что отошлет их для суда в Россию.
Об этом решении на следующий день было объявлено в приказе по эскадре (№ 158 от 16 ноября) с выговором сигналом капитану 1–го ранга И. Н. Лебедеву. Вслед за этим приказом был объявлен другой (№ 159), где говорилось, что Порт–Артурская эскадра из‑за формального исполнения мер по охране рейда «…проспала свои лучшие три корабля». Между тем крейсер «Дмитрий Донской» явил пример глубочайшего военного разврата: завтра может обнаружиться его последователь». В приказе адмирал поручал провинившийся крейсер надзору младшего флагмана контр–адмирала Энквиста, которого просил принять меры «к скорейшему искоренению начал гнилости в его нравственной организации».
Сестра милосердия также поплатилась за склонность к офицерскому обществу: ее адмирал оставил на три месяца «без берега». Отношение офицеров к нарушителям дисциплины было неоднозначным. Более старшие (командир «Авроры» Е. Р. Егорьев) назвали происшествие «печальным эпизодом» без комментариев. Младшие (на «Донском» и «Орле») устроили отъезжавшим настоящую овацию или теплые проводы.
З. П. Рожественский действительно поторопился: его приказ о запрещении сношений между кораблями не успел дойти до «Донского».
Многие офицеры считали, что время для отработки мероприятий было выбрано неудачно: эскадра пребывала в тяжелых условиях плавания вдали от театра военных действий, где вероятность нападения противника была почти нулевая. Тем не менее Зиновий Петрович своего решения не отменил и, возможно, в этом был прав с точки зрения укрепления воинской дисциплины. Лихому лейтенанту Н. Н. Веселаго, как и его товарищам, так и не суждено было попасть на Дальний Восток — они отправились в Россию, снабженные билетами на пароход в каюты 2–го класса (адмирал не хотел расходовать на разгильдяев лишних казенных денег).
В то же время обер–аудитору штаба титулярному советнику В. Э. Добровольскому (плавал на «Орле») удалось несколько «просветить» командующего по поводу строгого соблюдения законов и того, что законы нe имеют обратной силы. Кроме того, адмирал узнал, что вольнонаемные матросы (кочегары) и мастеровые, а таковые имелись на буксире «Русь» и на «Камчатке», не подлежат судебной ответственности наравне с военными чинами.
Конечно, командующий эскадрой испытывал колоссальное нервное напряжение. Почти каждый день на одном из его судов случались различные аварии и поломки, более других «грешили» рулевые приводы и паропроводы новых броненосцев, главные механизмы транспорта «Малайя», главные холодильники почти всех кораблей и т. п. Надо отметить, что большинство этих неисправностей были неизбежными и, что особенно важно, успешно устранялись машинными командами под руководством инженер–механиков кораблей эскадры (это их заслуга). Но, как правило, реакция Зиновия Петровича на любую неисправность была очень резкой и производила тяжелое впечатление на командиров «провинившихся» кораблей. Времени для профилактических работ на стоянках командующий не давал: погрузка угля и вперед! Поэтому все недочеты давали о себе знать на переходах и иногда уменьшали их среднюю скорость с заданных 10 до 7 уз.
Зиновий Петрович негодовал и сыпал «неудовольствиями», а кроме этого, сам писал остроумные и ядовитые приказы по поводу различных недочетов в организации корабельной службы. Так, в приказе от 7 декабря 1904 г. он отметил, что на его флагманском корабле черные шары для указания скорости хода поднимаются на трети расстояния от нока (края) реи грот–мачты, а далее — на следующих блоках — поднимаются леера для просушивания командного белья.
«Поэтому в дни, — писал Зиновий Петрович в приказе, — когда просушивается белье на леерах, задние мателоты видят много болтающихся штанов, а шаров видеть не могут»…
Другой оригинальный приказ (№ 183 от 16 ноября) касался сигнализации ручным семафором и был вызван тем, что на посланный с «Князя Суворова» запрос на «Орел» последний ответил только через полтора часа. В приказе Зиновий Петрович ставил это на вид командиру «Орла» Н. В. Юнгу и командиру «Бородино» П. И. Серебренникову (через этот корабль, очевидно, передавался семафор). При этом адмирал справедливо указывал, что семафор в бою может явиться единственным средством связи. Японцы, по мнению командующего, «свободно разговаривают руками», а мы, лишившись фалов и телеграфа, окажемся в положении «бараньего стада»… «…Чтоб этого не случилось и чтоб не полетела с нас клочьями немытая шерсть, требую от гг. судовых командиров строжайшего исполнения приказа об изучении в кратчайший срок семафорного разговора..»[134]
Как бы то ни было, но пресловутая «шерсть» была несколько «отмыта» волнами Индийского океана, и главные силы эскадры 16 декабря 1904 г. бросили якоря у о. Мадагаскар — вблизи небольшого острова Сан–Мари. Здесь З. П. Рожественский получил известие о гибели кораблей 1–й Тихоокеанской эскадры под огнем японских осадных орудий в Порт–Артуре, а также о решении послать ему на усиление Отдельный отряд судов в составе четырех броненосцев, одного крейсера, парохода «Русь» с воздухоплавательным парком, буксира «Свирь», госпитального судна «Кострома» и трех транспортов. Отдельный отряд поручили старому сослуживцу и бывшему подчиненному Зиновия Петровича контр–адмиралу Николаю Ивановичу Небогатову.
В тот же день (19 декабря) Зиновий Петрович телеграфировал в Санкт–Петербург просьбу не делать перемен в маршруте, «иначе он не может отвечать за эскадру». Он сам в свое время выбрал Мадагаскар для рандеву, так как это французское владение, хоть и находилось в стороне от прямого пути на Восток, но зато было вне сферы влияния англичан.
Еще в пути к Мадагаскару, 12 декабря 1904 г., Зиновий Петрович писал жене о том, что беспокоится за отряд капитана 1–го ранга Л. Ф. Добротворского (бывшего его старшего офицера), который, как и вспомогательные крейсера, совершал самостоятельный переход: «…Где я соберу эту глупую свору, к чему она неученая может пригодиться и ума не приложу…» В отряд Добротворского входили новые бронепалубные крейсера «Олег» и «Изумруд», вспомогательные крейсера «Рион» и «Дненр», учебное судно «Океан» (вернулось в Россию из Танжера), эскадренные миноносцы «Громкий», «Грозный», «Пронзительный», «Прозорливый» и «Резвый». Из этих миноносцев три последних — 240–тонные «Соколы» — из‑за повреждений механизмов были оставлены в Средиземном море и потом возвращены на Балтику.[135]
Л. Ф. Добротворский вышел из Либавы 3 ноября и в декабре 1904 г. сосредоточил свой отряд в бухте Суда на о. Крит. 25 декабря З. П. Рожественский получил приказание именем самого императора ждать на Мадагаскаре отряд Добротворского и дать указание о маршруте для отряда Небогатова, который пока только готовился к выходу.
Зиновий Петрович, считавший непременным условием успеха операции скорейшее прибытие на театр военных действий до того, как японцы приведут в порядок механизмы своих судов после Порт–Артурской кампании, негодовал по поводу новых распоряжений из Санкт–Петербурга. А здесь еще Д. Г. Фелькерзам, которому он сам же доверил отдельный отряд в пути через Суэц, оставив при себе незадачливого родственника Д. К. Авелана адмирала О. А. Энквиста, вопреки предварительным намерениям был направлен в пустынную бухту Нуси–Бе у северо–западных берегов Мадагаскара — на входе в Мозамбийский пролив. Это было сделано также по приказанию из столицы вследствие просьбы Франции не собирать эскадру в Диего–Суареце (главный порт Мадагаскара), то есть фактически явилось результатом протестов Японии.
