Трудный возраст века - Игорь Александрович Караулов
Общество этих бедолаг иерархично. Нижняя каста называется электорат, над ним стоят авторитеты. Еще выше – тайный орден братьев, вот они-то по-людски и говорят. С ними то ли сотрудничает, то ли соперничает другой орден, техники. Следующий уровень – могущественные инопланетные гав’виали, или, если по-стругацки, прогрессоры, но они то ли существуют, то ли не существуют, то ли навсегда улетели, то ли их никогда не было. И над всем этим царит тентура (если помните, это слово из фильма «Кин-дза-дза») – судьба, рок, колесо сансары. Тентура защищает тех, кого нельзя убить, – например, полковника Барсукова (главного гада) и, видимо, Буратину Впрочем, всех, кого можно убить, при желании можно и оживить; этим занимается болотный доктор Дуремар Олегович Айболит. Почему Олегович? Видимо, потому что это самый пелевинский персонаж романа.
Конечно, когда у тебя IIQ < 70, ты вообще мало о чем можешь думать и годишься лишь на то, чтобы тебя эксплуатировали, поедали и имели другие. Если же у тебя какой-то интеллект присутствует, то ты направляешь его на наиболее комфортное обустройство в наличном мире – в частности, на эксплуатацию, поедание и поимение ближних. Но наиболее умные, владеющие людской речью, мечтают найти выход из окружающего их ада. Ведь они называют его Ха’наан, что в переводе с людского означает «Земля преступления» – такая земля, на которой настоящей жизни никогда не будет. Заметим, что в нашем, реальном мире библейский Ханаан обычно именуется «Землей обетованной» – а впрочем, обратите внимание на второй эпиграф к этой статье.
Вот на таком фоне и разворачивается история, смутно знакомая нам по сказке Третьего Толстого. Тораборский король (Усама бен Ладен) вручает боевому раввину Карабасу бар Раббасу золотой ключ и отправляет его на спецзадание: проникнуть в ИТИ и найти там нечто. А тем временем оператор генного секвенсора Sherman («шарманщик») Карло Коллоди получает от своего начальника Джузеппе Синего Носа говорящее (и уже очень похотливое) полено-заготовку, делает из него Буратину и поселяет в каморке с голограммой горящего очага. А тем временем электрический кот Базилио торит свой путь в Зону. А тем временем сотрудница ИТИ Алиса Зюсс мучается от векторной проказы и ждет свою несбыточную любовь. (Боже мой, я хорошо знал Алису Зюсс до ребилдинга…) А тем временем черепаха Тортилла, поехавшая мозгами на антисемитизме, устанавливает у себя в пруду демократию – и если это для вас лишняя информация, то вы оцените продуманность повествования через полторы тысячи страниц, когда это обстоятельство сыграет решающую роль на важном повороте в судьбе Буратины. Как говорил Хлебников, и так далее, и так далее, и так далее.
Текст романа, повторюсь еще раз, столь обширен, что каждый читатель может найти в нем свою тему для размышления – по интересам. Например, евреи. Вот откуда могут взяться евреи в мире, где и людей-то не осталось? А они мало того что есть, но есть и те, кто по-прежнему обвиняет их во всех бедах.
Или, скажем, религия и секс. Все мутанты, как человекообразные (хомосапые), так и звероподобные, исключительно похотливы, они совокупляются просто так, совокупляются из любопытства, совокупляются в процессе насилия, совокупляются в порядке расчетов за товары, работы и услуги, но описание (да что уж там, смакование) этих действий автором настолько асексуально, что могло бы сделать импотентом самого Рокко Сиффреди, а Сашу Грей загнать в монастырь (вот еще в чем опасность романа для неподготовленного читателя). И в то же время в Ха’наане распространена религия Дочки-Матери – поклонение образам из архива детской порнографии, найденного в Сундуке Мертвеца, ноутбуке депутата Госдумы от ЛДПР, который стал для мутантов единственным источником сведений о погибшей цивилизации. Однако этот культ совершенно лишен сексуального подтекста и с идеей совокупления, разврата и похоти никак не ассоциируется. Любовь и секс в этом мире полностью разведены: на фоне всеобщей оргии единственная по-настоящему влюбленная пара – Базилио и Алиса – находится между собой в чисто платонических отношениях.
Но самая жгучая тема – это трансгуманизм. Эпоха трансгуманизма уже на пороге, а пишут об этом до сих пор преступно мало, каждая толковая книжка на вес золота. А хочется знать: как оно там будет без нас, конвенциональных людей? Как слово наше отзовется? Такое ощущение, что мы находимся невдалеке от коммуникационного разрыва между настоящим и будущим, более резкого, чем разрыв между Античностью и Средневековьем, причем нельзя предсказать ни какие из окружающих нас информационных объектов перепрыгнут эту пропасть, ни по каким принципам они будут отобраны, ни по каким каналам они проникнут в будущее, ни каким образом они будут в нем использоваться. И в этом смысле Сундук Мертвеца – попадание в нерв эпохи. Как и словечко «скобейда», утратившее всякий смысл и сохранившееся лишь как распространенное ругательство.
А впрочем, в романе и без скобейды, гозмана и дефолта достаточно примет, подозрительно нам знакомых. Так, в постапокалиптическом мире сохранились улица Горького и Пятницкая, кизлярский коньяк и малосольные огурчики. Меня терзают смутные сомнения… в самом ли деле речь идет о будущем?
Ключик находится там, где он всегда и был – в сказке «Золотой ключик». Конечно, ее меметическая основа составляет от силы процентов десять текста романа, но, если по тентуре, А. Н. Толстой свою участь заслужил. Не тем, что он был красным графом и обжирался окороками в гостях у художника Кончаловского. А тем, что он сам проделал примерно то же самое, что и Михаил Харитонов – переписал сказку Карло Коллоди согласно духу эпохи. Вспомним такое популярное занятие, как поиск в «Золотом ключике» современных автору прототипов: так, в Карабасе видят Всеволода Мейерхольда, а в Пьеро – Александра Блока.
А теперь послушаем летучую мышь, которая во второй книге романа объясняет Буратине (тоже в пелевинском духе), как устроен мир и кто он в этом мире есть. «Ты – литературный персонаж и живешь внутри книги. Эта книга, в свою очередь, восходит к другой книге, которая по отношению к ней является каноном. На самом деле – весьма относительным каноном, так как она сама является очень вольным пересказом еще одной книги, написанной гораздо раньше, еще до Хомокоста».
«Приключения Пиноккио» Карло Коллоди вышли в свет в 1883 году (это до Хомокоста), «Золотой ключик» – в 1936 году (после Хомокоста). Так когда, вы говорите, произошел Хомокост? Не иначе, в 1917 году. Именно тогда исчезли настоящие люди и настоящая жизнь. А остались – злопипундрии, бурбулисы, педобиры и прочая джигурда. О том же и Тортилла говорит Буратине в конце второй книги, опровергая изначальное авторское объяснение случившегося с планетой: «Видишь ли, Буратина, это мы
