Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6470 ( № 27 2014)
Надеюсь, пока нельзя. У меня и у жены ещё теплится надежда, что в какой-то момент он читать всё-таки полюбит. Когда я говорю, что сын не любит читать, то это совсем не означает, что он не любит книги. Любит. Ещё как! Но читает их не он, ему их читает мама. Или, во всяком случае, читала до самого последнего времени. На ночь. Раньше каждый вечер, сейчас уже иногда. Вот как с детства начала, так и продолжает. Как и каждая мать, она сына очень сильно любит. Чтение для неё - это что-то вроде невинного балования дитяти.
Ещё год или два назад я иногда задавал себе вопрос: а не стыдно ли признаваться друзьям в том, что жена до сих пор читает подросшему сыну книги, а не он делает это сам? Мне, помню, однажды показалось всё это чем-то неестественным, аналогичным грудному кормлению десятилетнего или одиннадцатилетнего ребёнка. Вырос – а всё ещё находится в положении младенца. Кстати, если вы зададите мне вопрос: а каких авторов читала сыну моя супруга, то мне сразу в голову придёт Кир Булычёв. Причём не только повести о знаменитой Алисе Селезнёвой, но и о колониальных войнах англичан в Бирме. Мы привыкли видеть в Булычёве автора детской фантастики, а он ещё и специалист по Юго-Восточной Азии. И вот что интересно, этими бирманскими повестями заслушивался и… я. Стоял рядом с комнатой сына и слушал. Очень было познавательно, скажу я вам.
Одну книгу, правда, сын всё-таки прочёл. Трёхсотстраничную биографию футболиста Роналдо. Не знаю даже, радоваться или нет. Мы с женой, в отличие от сына, в детстве и юности любили читать. Как и наши с ней родители, как наши дедушки и бабушки. И это понятно. Книга в наше время была безальтернативным и почти единственным средством информации и развлечения (интеллектуального, естественно). Моя бабушка по маме обожала «Консуэло» Жорж Санд. Я никогда так и не прочитал её, но вот знаком со всеми злоключениями Консуэло по пересказам моей бабушки.
В моём советском детстве, пришедшемся на 70-е и первую половину 80-х, было только два телевизионных канала. Мультфильмы не тогда, когда хочешь, а «строго по расписанию». Восемьдесят процентов того, что показывали по ТВ, было серой, нудной и ненужной чепухой. Поэтому всё, что нам нужно было узнавать о мире, мы узнавали из книг. В десять лет я побывал за пределами родного Донецка только в Ялте, Сочи, Кривом Роге. О Лондоне, Париже, Риме или Стамбуле я мог узнать лишь из книг. А вот мой сын в этом возрасте уже слетал на Кубу и в Китай. Он всё видел своими глазами. Так вот, есть разница между моим детством и детством сына? Есть. Книга для нынешней молодёжи стала каким-то анахронизмом. Она им кажется не очень продвинутым носителем информации, чем-то архаичным, как танцы под дедовский аккордеон в сельском клубе в глазах посетителей нынешних рейв-вечеринок в модных ночных заведениях.
И всё же мы с женой за сына боремся. И он сам иногда в этом нам старается помогать вот каким оригинальным способом. Как-то предложил мне сделку: он прочитает несколько книг типа «Хоббита», а я ему за это должен буду купить айфон. Я решил пойти на сделку, но предложил составить список из двадцати книг (в основном приключенческие романы и повести – Дюма, Стивенсон, Скотт…), которые он должен прочесть. Мало того: потом он мне их должен был пересказать. Приз – айфон. И что вы думаете? Да ничего. Даже за айфон сын не смог отказаться от Гоблина и футбола. Не получилось у него. Я как-то спросил: «Сынок, так что, ты читать книги и не будешь вовсе?» Он посмотрел на меня: «Папа, не волнуйся. Есть же аудиокниги. Я вот сейчас «Хоббита» слушаю»...
А что, может быть, аудиокнига – это компромисс?
Александр ЧАЛЕНКО
Теги: литература , чтение
Литература как доблесть
Ирина Яровая
Заседание Ассоциации учителей русского языка и литературы в Общественной палате РФ 24 июня началось с невесёлого заявления: понятия "доблесть" и «честь» исчезают из обихода учащихся. Есть и повод лишний раз задуматься об этом - сейчас, когда планка удовлетворительного результата ЕГЭ по русскому и литературе опущена ниже низкого – с 36 баллов до 24. И хотя в этом году впервые можно говорить о том, что экзамен строжайшими мерами удалось наконец-то защитить от списываний (честь ЕГЭ отстояли), доблести в этом мало. Хотя и на этот счёт есть разные мнения.
Вот наиболее часто звучавшие на круглом столе суждения: «Единое образовательное пространство в области русского языка и литературы если не разрушено полностью, то находится на грани. Утрачивается такая функция, как формирование гражданской и национальной идентичности». – «Бюрократический беспредел съедает время учителя: требуется вести два журнала (бумажный и электронный), заполнять ворох отчётов, также на плечи учителя-словесника ложится и проведение общешкольных мероприятий». – «Необходимо восстановить высокий статус учителя русского языка и литературы, так как именно благодаря этим предметам формируется объединяющий страну культурный код». – «Надо обращать внимание не на идеологию, а на аксиологию культуры».
Звучали и более конкретные предложения: «Необходимо развести два предмета: русский язык и литературу». «Литература – исполнительское искусство, необходимо возрождать чтецкую традицию». Было справедливо замечено, что есть досадная странность в том, что, например, журналист может бесплатно посещать просветительские мероприятия (в том числе выставки, спектакли), в то время как педагогу, даже если это необходимо ему по работе, подобное расширение кругозора никто оплачивать не собирается, да и на покупку методической литературы выделяются совершенно недостаточные деньги...
Наконец, для тех, кому это не было понятно, разъяснили: решение по поводу снижения проходного балла ЕГЭ было чисто политическим и политически-оправданным (вызванным необходимостью нивелировать стресс от устрожения, усложнения процедуры экзамена). Вот только осталось неясным: намерены ли учителя добиваться последующего повышения планки, как только сочинение и невозможность списывать на государственных экзаменах войдут в привычку. Ведь сейчас «удовлетворительным» признаётся вовсе ничтожный результат (впрочем, не только по русскому языку, но и по математике), и это никак не соотносится с заявленными высокими целями, к которым стремится учитель-словесник, которые ставит перед ним государство и воплощения которых ожидает общество.
Увы, но это коренное противоречие, и притом что учителя-словесники прекрасно осознают общегосударственную и национальную значимость, ценностную уникальность своих предметов, остаётся немало «белых пятен» в конкретном наполнении этого понимания. Показателен состоявшийся на круглом столе диалог с депутатом Госдумы Ириной Яровой (настоящим диалогом его назвать трудно, ибо все принципиальные возражения были высказаны после её ухода). Оперируя более или менее убедительными аргументами, депутат доказывала необходимость внедрения единого учебника по литературе, как способного защитить детей от дискриминации (читай – выбора ненадлежащих по исполнению учебников) и как единственно пригодного для выражения общенационального культурного канона. Сейчас же «зачастую выбор является коммерческим, а учебники не соответствуют задачам, полны ошибок». Потребная учителю свобода, по мнению Яровой, вполне может осуществляться помимо учебника.
С депутатом Яровой можно и, вероятно, нужно спорить (как максимум – для отвержения её аргументов, как минимум – для пристальной корректировки качества спускаемого учителям единого учебника), но трудно отрицать, что сама идея единообразной линейки учебников по литературе находится в строгом соответствии с утверждением общегосударственной значимости предмета «литература» – или, что ещё точнее, «русская литература» (такая формулировка тоже прозвучала на круглом столе). Когда мы говорим про «общегосударственную значимость» и «общенациональный канон», слова «единый учебник» находятся, право же, совсем недалеко от русла наших рассуждений; при определённом логическом усилии эти понятия можно попытаться до некоторой степени развести, но удивляться, откуда эта идея взялась у чиновников, было бы странно. Однако на июньском круглом столе были высказаны лишь принципиально общие возражения, и очевидно, что история этого противостояния продолжится. Вот только будет ли оно оформлено открытым, аргументированным, непредвзятым обсуждением? Надеемся, что учителя примут в нём участие.
В известном смысле для этого тоже пригодится понятие «доблесть».
Александр НИКОЛАЕВ
Теги: русский язык , ЕГЭ , сочинение
Угадай метафору
Владимир Шляхов, Левон Саакян, Наталья Толстова. Иносказания в русском речевом взаимодействии. - М.: Русский язык. Курсы, 2014. – 192 с. – 1000 экз.
