Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6539 ( № 3-4 2016)
– О, встань, Иоанн, и не бойся открыть глаза, ибо сон разума рождает чудовищ.
– Т-т-ы к-к-то? И п-по-чему... – не попадая зубом на зуб, ещё только собирался спросить полковник Чугунов, но сразу услышал ответ:
– Я есть Ты, а Ты есть Я... Какие будут ещё вопросы? – голосом бывшего секретаря парткома Карданова спросило Лицо, и на Иоанна Петровича дохнуло таким холодом, что мелко затряслись поджилки.
– Ты-ты-ты... Бог? – только и сумел выговорить, до хруста в костях вытягиваясь по стойке смирно и зачем-то собираясь отдавать честь. И сам же себе и отвечал с запоздалой ясностью, словно вынося кому-то ещё в прошлой жизни так и не осуществлённый приговор:
– Значит, все-таки Бог есть?
– Есть!.. Есть!.. Есть!.. – со всех сторон с ликующей готовностью подтвердило эхо.
– А как же... а как... – ещё вяло трепыхнулась какая-то не до конца осознанная мысль, мыслишка, до которой ему, Иоанну, здесь, на земле, уже, казалось, и не было никакого дела. А ещё он подумал, кому, в случае, конечно, чего, достанется его однокомнатная «инвалидка», и даже попытался представить этого счастливчика. Но кроме хитро подмигивающей рожи лифтёра Мокшина, никто другой и на ум не приходил. И тогда он, Иоанн, набравшись духу, всё-таки решил задать свой последний, но давно мучивший его вопрос: так есть на самом деле жизнь на Марсе или...
Ему показалось, лицо в телевизоре задрожало от беззвучного смеха:
– Вы, люди, всегда умели придумывать слова, в которых не больше смысла, чем в шелесте листвы. Придумали слово «жизнь», а потом мучительно гадаете, что с ней делать дальше. Вы придумали слово «смерть», которой на самом деле тоже нет...
– А что же тогда, Господи, есть?
– А есть... просто работа над ошибками.
– Но если, получается, смерти нет и жизни нет... то что же тогда у меня было? Семьдесят лет горбатился, существовал... Между прочим, всю войну прошёл, восемнадцать самолётов сбил... Столько раз этой самой смерти, которой нет, в её бесстыжие глаза смотрел.
– Это и была твоя работа над ошибками.
Экран вспыхнул последним светом и погас. Комната погрузилась в темноту. Какое-то время Иоанн Петрович пребывал в оцепенении, постепенно приходя в себя. Наконец смог сделать несколько шагов к окну.
Он увидел красные огни Останкинской телебашни, которые, как всегда, мигали невпопад, словно переговаривались на непонятном ему, Иоанну, языке.
На какой-то миг даже показалось, что это не огни, а божественная лестница, которая берет начало прямо от его окна и уходит к звёздам, увлекая за собой в манящую неизвестность ночи. Оставалось только открыть окно и сделать первый шаг... Но там, наверху, видимо, не учли, что у него протез, который ещё неизвестно, как себя в космосе поведёт...
И уже стоя в распахнутом окне и покачиваясь от холодного ветра вечности, он с каким-то даже усталым облегчением выбрал Землю.
Непорочность чарующей сини...
Непорочность чарующей сини...Выпуск 5
Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Поэзия
Теги: современная поэзия
Сергей САВИНОВ,
Симферополь, Республика Крым
В гармонии
Цикадный стрёкот. Колыханье
прибрежных сумерек. Замес
прибоя пенного. Плесканье
наяды (к звёздам интерес).
Здесь Орионовы насечки
проглядывают сквозь хвою…
Есть Вечность. Я на миг замечен.
Есть Имя мне, когда люблю.
Сползающий дом в Алупке (сентябрь 2013 г.)
В ту пору в Алупке
мы жили в домишке,
точнее, в бараке,
у многоэтажки
бетонной, над склоном,
построенной с риском,
у края сырого
старинного сада.
«Алупка
сползает!» –
сказал местный житель.
– Какой архитектор
затеял такую-
-едрит-авантюру!..
Узорные листья
инжира – в нашлёпках
сырой штукатурки…
Здесь жил добрый Шура,
его так все звали.
(Похож на Марчелло,
а всё ж Вишнёвым был.
Конечно, гордился
брахманством, пиитством.)
Мы были преддверьем
вселения (прежде буриль-
щиков в помощь
скользящему дому).
А рядом – бригада
лихих штукатуров, –
бухали с подкуром,
всю ночь гомонили…
…………………………..
На Южнобережье –
насквозь увяданье…
Рунических птиц отле-
тающих плачи…
Зачем
мне всё это?!
Тогда сочинял я
какой-то рассказ, или даже
новеллу (не клятый, не мя-
тый, но чуть грустноватый).
……………………………….
Рассказ не окончен.
Объект заморожен,
и даже бригада
лихих штукатуров
в предзимье распалась…
Осталось, как в титрах:
полуночный ливень
и листья инжира,
и – блин! – кайфожоры!..
Зачем
мне
всё это?!
Но Полночь – есть ПОЛНОЩЬ
МОЕЙ БРЕННОЙ ЖИЗНИ…
Спасибо за Осень!
За зелень узорную
в пятнах раствора,
олифы, извёстки…
Спасибо
за
сирость
души моей поздно воспря-
нувшей, сытость отринувшей…
И за
пронзительный возглас
рунических птиц,
обретенье СЫНОВСТВА
в бараке, в провинции
Родины, Ро-
дины южнобережной.
Русалка
1.
По эту сторону воды –
осенний холст, утиный плеск...
По эту стороны беды –
прозренья покаянный срез...
По эту сторону... Ладонь –
в ладонь... Огнистая игра!..
Есть даже под водой огонь
окаменелого костра.
Сквозь жесть берёзы – бирюза...
И в сумраке минувших лет –
как две звезды – твои глаза,
в которых тишина и свет.
2.
Похищен холст. В тугой рулон
закручен. В тубе унесён...
На лунных снов аукцион
поступит лотом странный сон.
И дьяволу не увязать
торгов назойливый крикет
с холстом, где влага и глаза,
в которых тишина и свет.
Избушка в глуши
Тевтон, гноящийся в безумье!..
Твой гнев – не руны, головни…
Пробитой каской в полнолунье
тоски болотной зачерпни.
Рассыпан в пыль
фундамент рейха…
И офицерский сапожок –
в избе крестьянской, где прорехи,
для самовара дуй, дружок.
Крылья и когти
В Средней Азии погонщик
поднимает с коленей верблюда
командой «хык-чок!»
Эти птицы из «Ютуба»!..
Ах, мой бес, не прекословь!
Куры мне склевали губы,
голуби разбили бровь.
Воробей – не слово, мельче.
Вылетит – и что ж, чужой…
Ангел в небе красным мечен,
меч занёс над головой.
Слово, слово, что ж так скоро
распростилось с нами ты!..
Слово – Бог, и вновь с укором
взоры нищих и святых.
Эй, кривляки, ваше время!
(У других – гортань суха.)
В вас чрезмерность.
Это – стремя.
Средостение греха.
Там: «Хык-чок!» – велят верблюду.
Вы ж поправите: «Хичкок».
Потому, что весь из блуда
мишуровый мозг-сверчок.
Торганите жестом, звуком,
кораблём со стапелей,
тем, что называют «фуком» –
нищей Родиной моей.
Ваша правда – сферы лунной…
Гамаюн, раскрой уста,
Истину пропой – и шумной
кривдой взвоет ПУСТОТА.
Любовь ВАСИЛЕНКО,
Керчь
Истоки
Что-то в горле першит.
Ностальгии дремучий репей
занозил моё сердце, с тех пор
всё саднит временами.
Пригвождённая тысячью шил
суховея степей
к неприметной земле ниже гор,
обделённой морями,
я глотаю жар крыльев
знойной бабочки южных ветров
и простых васильков
непорочность чарующей сини.
От пропитанных пылью
иль пыльцой
трещин солончаков
на шершавых губах –
мудрый привкус
горючей полыни…
Как слезинки,
росу
с поредевших ресниц ковыли
сиротливо смахнут,
до седин опалённые волей.
Спелой тяжестью рук
золотых
колосится вдали,
ощетинясь незло,
шлёт привет луноликое поле…
Мне б по-женски всплакнуть
на его необъятной груди,
чуть понежиться в ритмах
умиротворённой печали;
и по-детски поверить,
что счастье ещё впереди
и что лучшие годы мои
ещё в самом начале!
Осенняя ночь
Незваный гость –
луны калёный гвоздь –
