Александр Пушкин - Переписка 1815-1825

Vous me demanderez: votre tragédie est-elle une tragédie de caractère ou de costume? J'ai choisi le genre le plus aisé, mais j'ai tâché de les unir tous deux. J'écris et je pense. La plupart des scènes ne demandent que du raisonnement; quand j'arrive à une scène qui demande de l'inspiration, j'attends ou je passe par-dessus — cette manière de travailler m'est tout-à-fait nouvelle. Je sens que mon âme s'est tout-à-fait développée, je puis créer.

Je [389]

J'arrive à l'instant de chez vous; la petite se porte très bien et m'a reçu de la manière la plus aimable. Nous avons eu un temps affreux, du vent, des orages etc. — voici toutes les nouvelles que je puis vous donner, je suppose que celles de votre intendant seront plus variées. Recevez, Madame, les assurances de ma parfaite considération et de mon attachement. Je me recommande au souvenir de toute votre aimable famille.

1 août. [390]

Милостивый государь,

Виноват перед вами, долго не отвечал на ваше письмо, хлопоты всякого рода не давали мне покоя ни на минуту. Также не благодарил я вас еще за присылку Телеграфа и за удовольствие, мне доставленное вами в моем уединении — это не простительно.

Радуюсь, что стихи мои могут пригодиться вашему журналу (конечно лучшему из всех наших журналов). Я писал к.[нязю] Вяземскому, чтоб он потрудился вам их доставить — у него много моих бредней.

Надеюсь на вашу снисходительность и желаю, чтоб они понравились нашей публике.

Свидетельствую вам искреннее свое уважение Александр Пушкин.

2 августа Михайловское.

Адрес: Его высокоблагородию милостивому государю г-ну Полевому. В Москве в газетной экспедиции моск. почтам. Г-ну изд. Моск. Телеграфа.

Ревель. 4-го августа.

На днях получил я твое письмо от 15-го июля, а перед тем еще. Я рад, что ты едешь в Псков, во-первых для здоровия, а во-вторых и для будущего. Только ты сделай милость, не ступи этого первого шага левшою, как Людовик 18-й, выходя из корабля в Кале, так что говорили, que c'était la première gaucherie de la Restauration. [391] Пусть будет этот первый шаг правый, твердый и прочный. Ты довольно вилял, но как ни виляй,

Всё придешь к тому же горю,Что велит нам умереть!

Право, образумься, и вспомни — собаку Хемницера, которую каждый раз короче привязывали, есть еще и такая привязь, что разом угомонит дыхание; у султанов она называется почетным снурком, а у нас этот пояс называется Уральским хребтом. Надеюсь, а пуще желаю, чтобы Псков принес тебе пользу. Я русских журналов здесь не вижу и потому ни себя, ни тебя не читал в Телеграфе. Верно и меня пощипала ценсура. Я полагал, что буду здесь много заниматься и много творить: выходит, что ничем и ничего. И мой Бай, или Бей-рон бай-бай! За то сам байронствую, сколько могу. Ныряю и прядаю! Здесь есть природа, а особливо для нас, плоских москвичей. Есть будто море, будто солнце, суть будто скалы

И тайною тоской и тайной негой полный,Гляжу на облака, луга, скалы и волны!

Здесь есть и Льва Сергеича сестра, милое, умное, доброе создание, с которою видимся раз десять в день и говорим о племяннике Василья Львовича. У меня до сей поры твоих стихов только вторая часть Онегина, вторая часть Хвостова и еще две безделки. О других стихах слышу, но рука неимет. Недели через две буду в Питере и вырву их сам из когтей Львиных. Его величество, царь зверей и царь твоих стихов читал мне Цыган. Ты ничего жарче этого еще не сделал, и можешь взять в эпиграф для поэмы стихи Державина из Цыганской песни:

Жги души, огнь бросай в сердцаОт смуглого лица.

Шутки в сторону, это, кажется, полнейшее, совершеннейшее, оригинальнейшее твое творение. Твоего Шенье в темнице не знаю, но благодарю уже за одно заглавие. Предмет прекрасный. Шенье в своей школе единственный поэт французский: он показал, что есть музыка, т. е. разнообразие тонов, в языке французском. Спасибо и за трагедию, о которой мне Жуковский уже говорил: Тут есть ночь знаменитая! Вперед! — Неужели Дельвиг сердился на меня за молчание? Я хоронил и умирал, вот причины моей невежливости. Они достаточны. Оправдай меня перед ним, хотя и сам я с ним виделся и извинялся. Для Цветов дам ему своей ромашки. Вот пожалуй, что вылилось у меня здесь! Только надобно кое-что исправить. Заметь и доставь мне замечания.

Нарвский водопад.

Несись с неукротимым гневомСердитой влаги Властелин, —          вла вла!Над тишиной окрестной, ревомГосподствуй, бурный исполин!

Жемчужною, кипящей лавой       студенойЗа валом низвергая вал,Мятежный, дикой, величавыйПеребегай ступени скал!

Дождь брызжет с беспрерывной сшибкиВолны, сразившейся с волной,И влажный дым, как облак зыбкий,Вдали твой предъявляет бой!

Всё разъяренней, всё угрюмейЛетишь, как гений непогод,И мыслью погружаюсь в шумеТвоих междоусобных вод.

Но как вокруг всё безмятежно,И, утомленные тобой,Как чувства отдыхают нежноЛюбуясь сельской тишиной.201Твой ясный берег чужд смятенью,На нем цветет Весны краса,И вместе миру и волненьюСветлеют те же небеса!

Но ты, питомец тайной бури,Игралище глухой войны,Ты не зерцало их лазури,Вотще блестящей с вышины;

Под грозным знаменьем свободыНесешь залогом бытия                таишьЗародыш вечной непогодыИ вечнобьющего огня!

Ворвавшись в сей предел спокойныйОдин свирепствуешь в глуши,Как средь пустыни вихорь знойный,Как страсть в святилище души!

Как ты, внезапно разгорится,Как ты, ростет она в борьбе,Терзает лоно, где родится,И поглощается в себе.

Я доволен тут одним нравственным применением, но стихи что-то холодны! Я совсем отвык от стихов. Я говорю, как на иностранном языке: можно угадать мысли в чувства, но нет для слушателей увлечения красноречия. Не так ли? Признайся! Я в стихах Франклин на французском языке: сдается какое-то чужеязычие. — Жены со мною нет. Она в Остафьеве, где и я буду в начале сентября. Авось там примусь баять о Байроне. Между тем всё эта мысль гнездится у меня в голове, и собираю все возможные материалы. Прости. Пиши и лечись; вылечись, но не выпишись, разве выпишись из ссылки. Об Одессе ничего не знаю, кроме того, что граф Воронцов навез с собою из Петербурга дождь малостей, и что Яков Сабуров к нему определился.

Здесь есть приятельница сестры твоей, Дорохова, в которую влюбись и которую воспой непременно, когда познакомишься. Белокурая вакханка, полуденная нега на северной почве, виноград на снегу, чего-то нет, но многое что есть: небрежность! Голос приятный, а поет, то есть, сказывает стихи на русский лад наших барышень. Например из твоей Молдавской песни:

Однажды я созвал нежданых гостей.

Это сочетание двух слов — самое нельзя прелести! Я сказывал ей, что уведомлю тебя о поправке стиха. Сделай одолжение, душа, напечатай его так в полных своих стихотворениях. Здесь на водах был у нас Дубенский, приятель твоего отца. Он однажды говорил Ольге Сергеевне: J'ai coulé ici des jours filis d'or et de soie, comme disait M-dme Sévigné. [392] — Это напомнило мне le flagrant délit, comme disait Napoléon, [393] Чернышева. Помнишь ли?

5 августа, 1825. С. п. б.

Ты напрасно думал, что книгопродавцы ваши согласятся на твое выгодное для них предложение. Они такие еще варвары, что не смею и сказать, на каких условиях желали бы они приобресть право издания поэм твоих. Оставим их. Поспешим лучше сами всё приготовить и начнем сами печатать. Мне очень жаль, что я не могу много прислать тебе денег. Впрочем на этой почте я приказал Сленину отправить к тебе всё, что у него по моему последнему с ним счету оставалось, т. е. 725 руб. Покамест поживи ими, а осенью будут новые для тебя деньги, когда возвратятся купцы с Макарьевской яр.[марки]. Между тем вот и отчет в этих деньгах.

28 марта, при посылке 1000 руб., я сказывал тебе, что на книгопродавце осталось 7 р. 50 к. Он показал, что 7 руб. им издержаны на разные посылки по твоим коммиссиям. Вновь же Онегина продано (кроме тех, о которых я уже тебя уведомлял, т. е. к 1-му марта 700 экз., да к 28 марта 245 экз.) 161 экз., т. е. на 724 руб. 50 к., а прибавь к этому бывшие на книгопродавце 50 к., получить ты и должен ровно 725 р. Итак, чтобы привести в ясность тебе весь ход этой торговли, я повторю: Напечатано 2400 экземпляров; за деньги из них прод.: 1106 экз., а без денег вышло для разных лиц 44 экз. Следовательно продать осталось еще 1250 экз. И их-то я решился для скорейшей продажи уступать книгопродавцам по 20 процентов, т. е. чтобы тебе с них за экземпляр брать по 4 руб., а не по 4 р. 50 к., как было прежде. Доволен ли ты моими распоряжениями?