Александр Дугин - Новая формула Путина. Основы этической политики
А. Дугин: Да, но я имею в виду позиционное ненападение. То есть мы не продвигаем наши военные базы ближе к их территориям…
В. Познер: Подождите, а как это можно сделать? Там никто их не примет, вы же понимаете, это совершенно другая ситуация.
А. Дугин: Венесуэла, Куба…
В. Познер: Но однажды мы пытались это сделать, и вы помните, что было.
А. Дугин: Пытались. И это была симметричная система. Я не сторонник таких эскалаций конфликтов, но есть зоны ответственности, зоны цивилизации суши и цивилизации моря, которые, в общем-то, достаточно органичны и понятны. И вот здесь спор как раз становится болезненным. Если мы попытаемся усилить наше военное присутствие на Кубе, это будет вызов, просто вызов. Но точно так же и киевский переворот является вторжением американцев в нашу зону.
В. Познер: Давайте оставим пока Киев, мы вернемся к нему. Вчера весь христианский мир отмечал Пасху. Вне зависимости от ветвей христианства, но весь христианский мир его отмечал, Вы это, конечно, знаете. И вы, конечно, знаете и то, что Христос был человеком, по крайней мере, когда читаешь Новый Завет, очень мирным, и насилие было ему глубоко, — я даже не знаю, какое слово сказать, — неприятно, неприемлемо и так далее. Вы неоднократно говорили о своей приверженности к православию и, конечно, о вере во Христа. Но иногда мне представляется, что вы сами человек довольно кровожадный. Я позволю себе вам напомнить, почему я так считаю. Совсем недавно вы говорили: «За свою страну, за Россию, за правду, социальную справедливость, за идею, за народ и правильные политические убеждения надо стрелять и убивать». Это вы сказали примерно год назад, почти точь-в-точь. В кого стрелять? Кого убивать? Это что за идея такая?
А. Дугин: Во-первых, Христос был совершенным человеком и совершенным Богом. Это первое. Во-вторых, Христос изгнал из храма торговцев, и он сказал такую фразу: «Не мир я вам принес, но меч». Конечно, христианство — это мирная религия. И тем не менее на протяжении всего христианского двухтысячелетия мы видели, что христианские страны почти всегда на протяжении своей истории вели те или иные войны, иногда наступательные, иногда оборонительные. Поэтому, на мой взгляд, представлять христианство как только пацифизм любой ценой не совсем верно. Второй момент: что я имею в виду относительно готовности убивать?
В. Познер: Необходимости.
А. Дугин: Готовности, скажем так. Во-первых, кстати, как правило, я говорю о том, что убивать и умирать, и начинаю даже — умирать и убивать…
В. Познер: Я вас процитировал.
А. Дугин: Не всегда точно передают мои мысли люди, которые…
В. Познер: Но это ваша цитата. Поверьте мне, что я внимательно читал и даже не вырывал из текста, из контекста.
А. Дугин: По смыслу я не спорю. Сейчас я объясню, что я имел в виду. Я просто полагаю, что убеждения человека, его принадлежность к цивилизации, к стране, к церкви, к религии и даже к политической идеологии соизмеримы с ценностью жизни. И только тогда, когда ценность жизни вкладывается как обоснование, как залог наших собственных идей и взглядов, когда мы готовы отстаивать свою правоту, рискуя свою жизнью…
В. Познер: Или вынуждены?
А. Дугин: И в некоторых случаях, когда кто-то является агрессором в отношении к нашей вере, к нашим идеям подчас, к нашей стране и патриотизму, к нашему народу, мы должны быть готовы убивать. Почему? Потому что, на мой взгляд, мужчина — это принципиально воин. Конечно, он стремится избежать этого, я не предлагаю заниматься террором, я не предлагаю убивать всех подряд…
В. Познер: Уже хорошо.
А. Дугин: Нет, это, кстати, немало, потому что сейчас мы слышим разных людей. Есть люди какие угодно — есть террористически настроенные люди… Поэтому я считаю, что человеческая жизнь — это плата за глубину и серьезность наших убеждений. И если мы не готовы, например, за нашу политическую идею — за либерализм, к примеру, в вашем случае или за патриотизм, к примеру, в моем — пожертвовать собой при крайней необходимости, и если мы, когда нашим взглядам, нашим идеям, нашим странам, нашим общностям, которые мы представляем, грозит серьезная экзистенциальная опасность, не готовы за это вступить в бой, а бой — это все-таки всегда готовность…
В. Познер: Вы говорите о самозащите, по сути дела, если так уж говорить простыми, внятными словами.
А. Дугин: Да, я имею в виду самозащиту. Но я еще хочу сказать, что грань между защитой и нападением очень тонка. Нет такой армии, которая готова только защищаться. Нет таких идеологических, политических, социальных — любых учений, которые только говорят: «Оставьте нас в покое, мы будем только защищать себя». Дело в том, что война никогда не может ориентироваться исключительно на оборону. Война должна учитывать нападение как превентивную форму обороны и так далее. Но при этом я полагаю, что ответственен тот, кто понимает цену жизни, кто ответственен по отношению к своим высказываниям, к своим идеям, к своим взглядам, к своим политическим, религиозным, философским, идеологическим позициям, кто понимает, что за все придется платить. За все. И эта готовность, на мой взгляд, платить не только своей жизнью (подчас для людей это проще даже — принести себя в жертву, чем убить другого человека), но и жизнью врага, а это очень важно, потому что враг не должен рассматриваться как какой-то технический элемент… Враг — это человек, и способность убить человека подчас труднее, и готовность к этому подчас более сложная, чем способность умереть и пожертвовать собой.
В. Познер: Вы довольно часто говорите о врагах, о врагах России. Вы говорите, что это атлантизм, глобализм или олигархический либерализм… И дальше вы говорите, что «должен быть уничтожен вот этот враг безжалостно, иначе он уничтожит нас». Опять призыв к насилию, на мой взгляд. И согласно вашему определению, атлантизм — это США, это НАТО, это Евросоюз, это либерализм, это мировая финансовая олигархия. И, следовательно, выходит, что их всех, если следовать вашей логике, нужно уничтожить безжалостно. Как вы себе это представляете?
А. Дугин: Обратите внимание, что все объекты уничтожения, которые вы процитировали совершенно справедливо, это мои слова, являются собирательными концептуальными понятиями. Я ни в одном месте не говорю, что надо уничтожать либералов. Я не говорю, что надо уничтожать американцев.
В. Познер: Нет, говорите. У вас даже есть статья, которая называется «Либералов — к стене».
А. Дугин: Нет, такой нет. Дело в том, что, обратите внимание, я очень точно слежу за своими выражениями. Бороться, уничтожать либерализм, атлантизм, гегемонию, олигархию…
В. Познер: США.
А. Дугин: США как носитель этой гегемонии, это тоже очень важно. Не против государства направлена эта ярость, это сопротивление.
В. Познер: Но как уничтожается?
А. Дугин: Как уничтожается идейная борьба, как уничтожается концепт, как уничтожается явление. Это очень серьезно.
В. Познер: В дискуссии.
А. Дугин: Где-то — в дискуссии, где-то — в стратегии, где-то — в воспитании, где-то — в образовании, где-то — дипломатическими методами, где-то — наращиванием той военной мощи, без которой защитить свою точку зрения в современном мире невозможно. Это комплекс.
В. Познер: Но вы понимаете, что когда вы говорите «надо уничтожить», для большинства людей это слово имеет определенное значение. Уничтожить — это значит физически покончить с этим.
А. Дугин: Когда мы говорим о людях… Смотрите, есть разница. Если я скажу: «надо уничтожить атлантистов, надо уничтожить либералов»…
В. Познер: Американцев.
А. Дугин: Американцев. Если бы я сказал…
В. Познер: Но вы так не говорите?
А. Дугин: Ни разу, никогда! В том-то и дело. Я говорю о собирательных понятиях. Это идеологическая борьба. Американцы могут быть сегодня носителями этой атлантической гегемонии. В другом случае, если они пойдут по пути изоляционизма, как «правые» политики, например, Рон Пол или Бьюкенен, предлагают, они просто превратятся в мгновение ока либо в наших союзников, либо, как минимум, в безразличную нам силу. Те же самые либералы на самом деле: пока они навязывают свою идеологию, они чрезвычайно опасны.
В. Познер: Я опять хочу уточнить, просто чтобы была ясность, потому что мне чрезвычайно интересна ваша позиция. Когда вы говорите «уничтожение», это не надо понимать сразу как уничтожение насильственное. Нет?
А. Дугин: Ни в коем случае. Это совершенно разные вещи.
