Иван Панаев - Очерки из петербургской жизни
Лина Карловна жила тихо, откладывала деньги в ломбард и брала их оттуда для того, чтобы отдавать за огромные проценты своим приятельницам, разумеется, скрывая от них, что это ее деньги. Лина Карловна каждое воскресенье с своей книжечкой ходила в церковь, любила рассуждать о предметах нравственности и вообще более походила на сестру милосердия, чем на лоретку. Злые языки говорили, впрочем, что у Лины Карловны есть также свой Артюр — первая скрипка в опере.
Она встретила почтенного старичка, занимавшегося золотыми промыслами, без удивления и с большим участием и вниманием выслушала исповедь его долготерпеливой любви. В продолжение его речи, не совсем складной и с запинками, Лина Карловна по временам испускала глубокие вздохи, а в местах слишком щекотливых застенчиво потупляла глаза. Когда он кончил, прося ее совета, она отвечала:
— Все, что я могу вам сказать, — это то, что Шарлота Федоровна очень вас уважает и любит. Она немножко легкомысленна, но, я могу вас уверить, очень умеет ценить людей солидных, — вы это увидите; будьте покойны.
Лина Карловна говорила тихо, скромно, однозвучно и убедительно, вставляя иногда в разговор очень кстати нравственные сентенции, и привела в совершенное восхищение почтенного старичка, который высоко ценил скромность и добродетель.
С этого дня он очень часто прибегал за советами к Лине Карловне. Лина Карловна действовала в его пользу; к тому же поле действия с некоторого времени было очищено. Князь выехал на несколько времени из Петербурга по делам службы…
После долгих совещаний и переговоров решено было, что почтенный старичок для достижения своих целей должен был заплатить самые беспокойные и важные долги Шарлоты Федоровны.
Он согласился на все, просиял, сделал какой-то драгоценный подарок Лине Карловне и составил в голове своей восхитительную пасторальную фантазию совершенно в немецком вкусе, которая должна была разыграться в счастливый для него день.
Условились так, чтобы накануне Нового года ужинать втроем у Донона. Старичок заказал великолепный ужин. После ужина он должен был отвезть Шарлоту Федоровну домой; но так как он приготовлял для нее различные сюрпризы, то Лина Карловна пригласила Шарлоту Федоровну на целый день к себе. Старичок послал к ней на квартиру целый лес деревьев и камелий в цвету и роскошно разубранную корзинку, вроде corbeille de noce, которая была доверху наложена различными дорогими галантерейными вещами: брошками, браслетами, кольцами и на дно которой были положены два ломбардных билета, по 5000 рублей каждый.
Шарлота Федоровна с утра явилась к Лине Карловне. Шарлота Федоровна была в некотором волнении. Она показала своей приятельнице два письма, которые только что получила: одно от всеми уважаемого господина, который писал ей, что здоровье его значительно поправилось, что он совершенно посвежел и помолодел, надеется возвратиться скоро в Петербург, ждет с ней минуты свидания, как величайшего блаженства, и надеется вполне, что она сдержала клятву, данную ему при расставанье; другое письмо — от князя. Это не было так длинно и нежно, как первое: князь просто уведомлял, что он кончил свое дело неожиданно скоро и надеется возвратиться в Петербург гораздо ранее того, чем предполагал…
— Знаешь ли, Лина, у меня есть предчувствие, — сказала Шарлота Федоровна, — что Саша приедет сегодня, и я знаю, что он прямо приедет ко мне, в котором бы это часу ни было… Нельзя ли как-нибудь отделаться от этого противного и сладкого старичишки?
— Это нехорошо, — отвечала Лина Карловна, — вспомни, Шарлота, какой он благороднейший человек… Надо быть внимательнее к такого рода людям; ты уж зашла с ним слишком далеко. Сколько денег и вещей ты перебрала у него!
— Ах, я несчастная! — вскричала Шарлота Федоровна. — Я безумная, я не знаю, зачем я это все сделала. Я возвращу ему его вещи, его деньги…
— Ты говоришь неправду, это пустяки, — перебила Лина Карловна, — ты этого не сделаешь и не можешь сделать; ссориться с ним и оскорблять его тебе не следует.
— Подумай, что он может пригодиться тебе. На твоего покровителя рассчитывать долго нельзя. Он еле дышит, хоть и рассказывает, что помолодел; князь же твой… ну, это что такое? каприз, больше ничего — он более, я думаю, стоит тебе, нежели ты ему… Если же ты дала слово, так и должна сдержать его… Он свое сдержал…
Шарлота Федоровна надулась. Лина Карловна подошла к ней с истинно материнскою нежностью и поцеловала ее…
— Знаешь ли, Шарлота, — продолжала она с таинственной вкрадчивостью, — он приготовил тебе такие сюрпризы… ты уж никак не ожидаешь — и все это будет послано к тебе сегодня. Видишь ли, какой человек!.. И ты, дурочка, не ценишь своего счастья… — прибавила она с нежностью, — а знаешь ли, что я не встречала женщины такой счастливой, как ты…
При слове «сюрпризы» глаза Шарлоты Федоровны засверкали.
— Что такое, душенька Линочка, какие сюрпризы? скажи мне! — вскрикнула она, оживляясь.
— Ты увидишь…
— Но скажи, в каком роде? Что такое?.. Какой-нибудь браслет!.. но они уж мне надоели… У меня их столько! — произнесла с гримасою и как бы думая вслух Шарлота Федоровна и потом обратилась к Лине Карловне. — Послушай, Лина, — сказала она, — я слово свое сдержу, я тебе клянусь, но только не сегодня, пожалуйста, не сегодня… Милая Линочка, спаси меня, помоги мне…
— Что же я могу тебе сделать?
— Ты только не оставляй меня одну с ним… я прошу тебя об этом…
Лина Карловна несколько минут колебалась, но потом согласилась, расцеловала Шарлоту и сказала:
— Ну, смотри, Шарлота, только сдержи свое слово.
Почтенный старичок явился на ужин раздушенный и завитой. Продолговатое и рябоватое лицо его лоснилось от счастия. На нем был фрак, тончайшая рубашка, застегнутая солитером, и желтые перчатки. Он точно нарядился на свадьбу, недоставало только белого галстуха. Ужин был сервирован великолепно, комната затоплена светом по его приказанию. На столе стояли, между прочим, две вазы с редчайшими букетами цветов.
Ужин, однако, не мог назваться одушевленным. Шарлота Федоровна была не то задумчива, не то рассеяна. Лина Карловна не отличалась вообще большою живостью.
Она говорила, как всегда, очень умно, рассудительно и серьезно, стараясь развлечь старичка, который все с беспокойством посматривал на Шарлоту Федоровну.
Раздавался только стук ножей и вилок о тарелки и мерный, несколько монотонный голос Лины Карловны. Самые свечи горели как-то тускло и цветы в вазах опустили головки и начинали вянуть преждевременно.
Что, если б каким-нибудь образом за этим ужином вдруг очутилась Арманс? Я убежден, что с ее появлением все воскресло бы и одушевилось, шампанское заиграло бы сильнее в бокалах, цветы подняли бы головки, свечи загорелись бы ярче, комната огласилась бы криком, песнями и хохотом. Француженки удивительны в таких случаях!
Когда после ужина почтенный старичок обратился к Шарлоте Федоровне с предложением довезти ее, Лина Карловна сказала ему: "Я надеюсь, что вы будете уж так любезны, что и меня довезете. Мы как-нибудь усядемся втроем". Почтенный старичок невольно скорчил гримасу и с недоумением посмотрел на Лину Карловну, которая не хотела заметить этого взгляда…
Квартира Шарлоты Федоровны была ближе, и потому надобно было завезти ее первую.
Дорогою все трое молчали; старичок целовал кисть руки Шарлоты Федоровны у самой пуговки перчатки. Карета повернула в ту улицу, в которой жила Шарлота Федоровна.
Шарлота Федоровна с беспокойством выдернула свою руку из руки почтенного старичка и начала глядеть в окно…
— Папаша, милый папаша! — сказала Шарлота Федоровна, — вы на меня не сердитесь, я прошу вас…
Карета подъезжала к дому. Шарлота Федоровна с нетерпеливым волнением опустила стекло, взглянула наверх и увидела свет в окне своей маленькой гостиной… "Саша приехал! Саша здесь!" — промелькнула у нее мысль. Ее предчувствие сбылось.
— Я не могу, — продолжала она, — не могу сегодня… Клянусь, не могу!.. Лина скажет вам почему… не браните меня.
Карета остановилась в это мгновение — и Шарлота Федоровна так быстро выскочила из кареты, так быстро исчезла в дверях подъезда, что почтенный старичок не скоро мог опомниться. Лина Карловна высунулась из окна и закричала кучеру, чтобы он ехал к ней. Карета двинулась.
Все очаровательные фантазии старичка вдруг разрушились. Вся идиллия, придуманная им заранее, разлетелась в прах: поднесение корзинки с вещами и ломбардными билетами, лес камелий, через которые они должны были проходить, — все эти сюрпризы, от которых, конечно, Шарлота Федоровна должна была прийти в восторг; наслаждение этим восторгом, когда она при нем стала бы рассматривать эти вещи, ее благодарность, ее нежные взгляды на него, — все, все исчезло, как сон…
