Михаил Веллер - Что такое не везет и как с ним бороться
– Что снаряд дважды в одну воронку не попадает, – по размышлении отвечал он.
– Гениально! – похвалил Звягин. – В награду вытащи из моего портфеля пачку индийского чаю и завари свежий.
Следующий день, сменившись с дежурства, он начал с действий необычных и труднообъяснимых. Критически осмотрел себя в зеркало и бриться не стал. Порылся в кладовке и приступил к одеванию: спецовка, хранившаяся после ремонта, отслужившие свой век ботинки и старая нейлоновая куртка. В потертый саквояжик покидал гаечные ключи, молоток, плоскогубцы и моток проволоки. Натянул на макушку школьную Юркину кепку и отбыл.
Вернуться домой до прихода жены он не успел. Странная экипировка была оценена ее наметанным глазом, дознание не замедлило последовать, гром грянул.
– Где ты был?
– У Жени испортилось паровое отопление, попросила починить.
– А слесаря она не могла попросить?
– Он болеет. Пока его допросишься…
– А почему ты так одет?
– Что мне, при галстуке с ржавым железом возиться?..
– А зачем кепка?
– Дождь на улице. Ты не находишь, что идти в ватнике под зонтом как-то смешно?
– Леня, почему ты небрит?
– Раздражение на коже появилось. Да что за допрос!
– Что у тебя в портфеле?
– Гаечные ключи! – он погромыхал портфелем.
Дочка, выглядывая из кухни, не выдержала, пропела:
– Па-апка, ты похож на взломщика.
– Я пошел спать, – категорически заявил Звягин. – Я после дежурства, граждане.
– Ты сначала ответь правду!
– В сказках, которые ты так любишь, – напомнил он, – полагается героя сначала накормить-напоить, попарить в баньке и уложить спать. А наутро он держит ответ…
– И баба-яга остается в дурах, ты это хотел сказать?
Со всей возможной скоростью Звягин удрал в спальню.
Вечером Юра застал семейный совет в разгаре: мать и дочь, по-бабьи подперев руками задумчивые головы, пригорюнились на кухне, решая вопрос: не превратился ли отец и муж из самодеятельного сыщика в того, кто сам преступил черту законов вследствие своих манипуляций, и какая судьба ждет теперь семью. Прогнозы, судя по их лицам, были неутешительные.
За полночь в спальне произошел тихий сеанс пиления супруга.
– Вот тяпнули бы меня по голове, – зевая, отвечал Звягин, – ты бы не так рассуждала.
– Там куча специалистов работает! Тебе бы только всю жизнь в игрушки играть! Не врач, а… не знаю, что.
– Врач – значит, больше ни на что уж и не гожусь? – наигранно обиделся он. – Ну дай мне поиграть, что тебе, жалко? Ну не люблю я, когда людей бьют по голове, не люблю. Нам их потом откачивать. А они иногда все равно умирают. Так что можешь считать мою игру продолжением служебной деятельности, если тебе легче будет. Чем меньше битых, тем меньше нам работы.
– На это существует милиция!
– Милиция сильна поддержкой всех честных граждан, – демагогически парировал Звягин.
– Тогда почему ты ходишь с заговорщицким видом, как мальчишка, а не поделишься с Юрой, что ты придумал?
– Если я ошибаюсь – нечего морочить им голову. А если прав – сначала доведу дело до конца. Оцени благородство моей позиции – лавры отдам специалистам, хлопоты оставлю себе.
– От благородства твоей позиции у меня седые волосы появляются, – сказала жена. – И почему ты не пошел в сыщики? – вздохнула она.
– Не, – отверг Звягин. – Меня при моей жестокости характера туда пускать нельзя. Много жертв было бы.
Утром Юра, вставший в шесть часов на утреннюю пробежку, застал отца в кухне. Стол был застелен газетой, и на газете той разложен разобранный дверной замок. Во втором замке Звягин ковырялся какими-то изогнутыми проволочками.
– Не открывается, – пробурчал он себе под нос. – Не открывается, но это еще не факт.
Вытряхнул из замка начинку и стал рассматривать через большую лупу. Увлеченный, он не замечал ничего кругом.
– Что это ты с утра? Замки чинишь? – Юра натянул свитер и присел, завязывая кроссовки.
– А, ты? – оглянулся Звягин. – Вот тебе следы посторонних предметов в замках, – указал пальцем.
– В любом замке поковыряться – останутся следы, – пожал Юра плечами.
– Вот именно. А скажи: если замки разные, то следы тоже будут разные?
– Вероятно… Думаешь, так уж сверхточно можно все определить? Лучше объясни: ты связываешь квартирные кражи с убийством?
– Да, – кивнул Звягин. – Попробуй-ка связать ты?
Юра присел на одной ноге, взял за ножку табурет и так, держа его на вытянутой руке, выпрямился.
– Ты хочешь сказать… Ты хочешь сказать, что он был причастен к этим кражам?..
– В некотором роде.
Юра сел верхом на табурет и по-кавалерийски взмахнул рукой:
– Ссора с сообщником? Он решил выйти из дела? Не поделили награбленное? Хотел явиться с повинной и все сообщить?.. – Он потер лоб. – Кого ты подозреваешь?
– Женщину, – сказал Звягин.
– Какую женщину?!
– Умную. Привлекательную. Властную.
– Кто она?!
– Иди бегай, – сказал Звягин. – Уже четверть седьмого, скоро мама встанет, – и принялся убирать со стола.
– Папа! У меня сегодня последний день практики!
– Ни пуха ни пера.
– Мама уже встала, – сказала жена, бесшумно появляясь в дверях. – О какой женщине речь, могу я поинтересоваться?
Звягин рассмеялся и покаянно опустил голову:
– Все, – объявил он, – расследование закончено. Я просто шутил, провоцируя нашего сына на усиленные поиски. Но – не получилось! Даю слово, что в сыщики я больше не пойду, – да, это не мое дело.
– А список квартир? – в голос спросили жена и сын.
Звягин махнул рукой и хмыкнул:
– Я узнал адреса трех человек, ограбленных в последние два года: такие рассказы передаются ведь от одних знакомых другим; и приписал еще сотню адресов – первые, что на ум пришли.
– Зачем?!
– Наверное, у меня отсталые взгляды, но мне показалось, что для честного человека у него слишком много добра в квартире. Вот и думал таким образом навести вас на поиски…
– Ты ребенок, – сказал сын.
– Ты… ты смешон, – сказала жена.
– Ты проиграл пари! – разочарованно закричала из другой комнаты дочка (чтобы она, да упустила случай послушать разговор взрослых!).
А Звягин, смущенно ища мира, хлопнул сына по спине, поцеловал жену и предложил:
– В искупление вины я готов преодолеть свою врожденную неприязнь к музеям. Хочешь, пойдем сегодня в музей?
Это было полной и безоговорочной капитуляцией. Не привыкшая к подобным ситуациям жена слегка растерялась.
– В какой? – со скрытой жалостью спросила она.
– В любой. Но лучше в тот, который поближе, – попросил он. – Например, в музей-квартиру Достоевского, он совсем рядом.
– У меня сегодня четыре урока, я раньше двух не вернусь.
– Я тебя встречу у школы, – сказал Звягин. – Пойдем пораньше. А потом все вместе пообедаем, к тому времени и Юрка вернется.
Следует заметить, что культпоход в музей пролил мало бальзама на истерзанную сомнениями душу супруги. Ибо Звягин как-то мимолетно ухитрился затеять флирт с экскурсоводом, милой очкастой девицей. Жена, демонстрируя полное равнодушие и независимость, с преувеличенным интересом разглядывала дагерротипы и рукописи в витринах, пока Звягин, негромко урча своим металлическим баритоном, болтал с девушкой, не сводящей с него глаз. В заключение он записал ей телефончик, что переполнило чашу терпения законной жены.
– Леня, – сказала она, дрожа бровью, – нам пора домой.
– Одну минуточку, – нагло сказал Звягин.
– Ты можешь остаться, если хочешь, я сама дойду.
– Извините, – с прочувственным вздохом обратился Звягин к собеседнице, – дела отзывают меня… Вы не забудьте, я жду.
Обратно следовали в молчании. Лицо жены окаменело. Звягин же, напротив, расплывался в ухмылке.
– Какое-то дикое издевательство! – взорвалась она наконец. – Музей, музей! Если тебя влекут такие знакомства, то зачем звать с собой меня!
Звягин врос в тротуар, как памятник, так что шедшая сзади толстуха с сетками от неожиданности ткнулась в его широкую спину и высказалась нервно.
– Ира, – громогласно воззвал он, – тебе есть чем меня попрекнуть? Ну скажи – есть?
Прохожие, сдержанные ленинградцы, оглянулись с юмором и сочувствием. Железная рука приняла жену под локоть и не дала спастись бегством.
– Могу тебя заверить, – поклялся Звягин, – больше я ее никогда в жизни не увижу.
– Да? – сказала жена голосом треснувшего колокольчика. – Да? А телефончик?
– Снимай всегда трубку сама и спрашивай, кто звонит.
– А если это рабочий номер?
– Да-да-да. Только нам на «скорой» и дела, что пить чай и болтать по телефону, как раз один на всю станцию. Если б я придавал этой невинной болтовне какое-то значение – неужели стал бы назначать свидание у тебя на глазах, как ты думаешь?..
Когда в женщине разбужена ревность, думать ей трудно. Жена успокаивалась медленно.
– Куда мы идем? – спросила она, оглядываясь.
