Ницше и Россия. Борьба за индивидуальность - Николай Константинович Михайловский
Св. Франциск, например, уединением, постом, всякими лишениями сократив свой жизненный бюджет до minimum’a, затворил, так сказать, свою душу наглухо для всех внешних впечатлений и оставил просвет для одного только луча: для образа страданий Христа. И этот образ заставил Франциска подражать себе, пригнав кровь к ладоням, ступням и левому боку экстатика. Правда, Франциск, может быть, и желал уподобиться Христу, но такое уподобление совершилось, конечно, помимо его воли. То же самое происходит в случаях мгновенного сильного впечатления, если оно почему-нибудь всецело овладевает человеком. И здесь, как, например, в случаях появления молока в грудях неродившей женщины и т. п., подражательный характер явления зависит от необычайной односторонности состояния сознания в данную минуту.
Таким образом, для вызова и обнаружения склонности к подражанию, а следовательно, и для образования того, что мы называем толпой, нужно, по-видимому, одно из двух: или впечатление, столь сильное, чтобы оно временно задавило все другие впечатления, или постоянная, хроническая скудость впечатлений. Соединение этих двух условий должно, понятное дело, еще усиливать эффект подражательности. К проверке этого принципа и дальнейшему его приложению мы теперь и обратимся.
* * *
Любопытно, что наиболее характерные случаи подражания относятся к женщинам и солдатам. Возьмем роту солдат, автоматически повторяющих слова команды и ругательства командира. Мне сообщали наблюдение доктора Лихонина, что гвардейские солдаты оказались чрезвычайно склонными к гипнозу. Будто бы именно 60 % из них впадают в гипнотическое состояние очень быстро.
Результат, на первый взгляд, совершенно парадоксальный или, по крайней мере, совершенно противоречащий обыкновенным, ходячим представлениям о гипнотических явлениях. Мы привыкли думать, что к гипнотическому состоянию наиболее склонны, то есть преимущественно быстро и легко в него впадают, люди слабые вообще и слабонервные в особенности. Однако вот русские гвардейцы, люди в цвете лет, здоровья и силы, из стомиллионного населения империи избранные, оказываются конкурентами бледных, анемичных субъектов. Это факт в высшей степени интересный, и желательно бы, конечно, было получить вполне точные на этот счет сведения. Но как ни поразителен этот факт на первый взгляд, как ни противоречит он установившимся понятиям, а его можно бы было предвидеть, и даже на основании тех только фактических данных и соображений, какие до сих пор приведены в предлагаемой статье.
Не в том, надо думать, дело, что к гипнозу оказывают склонность гвардейские солдаты, которых только и мог д-р Лихонин иметь под рукой в Петербурге, а в том, что они солдаты. И в любом армейском полку процент способных легко и быстро впадать в гипнотический сон, то есть легко и быстро отдавать свою волю в чужие руки, оказался бы, конечно, приблизительно таков же, как и между гвардейцами. Он был бы даже, вероятно, скорее больше, чем меньше.
Дело в условиях жизни солдата. Становясь на свое место в строю, солдат видит около себя людей одинакового с ним роста, в одинаковой с ним позе, с однообразно опущенными руками, однообразно уставленными ногами, с одними и теми же «выпушками, погончиками, петличками». Куда бы он ни посмотрел, он видит одни и те же красные или синие канты или воротники, одни и те же золотые или серебряные пуговицы. Вся эта масса должна, как один человек, выделывать одни и те же артикулы ружьем, делать одни и те же движения и «в ногу» ходить под однообразно ритмические звуки марша, без конца повторяя про себя: «раз, два, раз, два, левой, правой, левой, правой».
Словом, солдат в строю, как белка в колесе, вертится в кругу крайне однообразной и несложной комбинации зрительных, слуховых и осязательных впечатлений, и насильственно, иногда прямо физической болью возвращается в этот заколдованный круг, если его внимание отвлечется на минуту чем-нибудь посторонним. И так изо дня в день. Солдатская жизнь вне строя, не будучи столь выразительно скудна и однообразна, тем не менее вся составляет подготовку к жизни строевой и подготовку в известном смысле чрезвычайно целесообразную: казарма, вся размеренная и замкнутая, разнообразие впечатлений, конечно, не дает, а вне казармы солдат тоже не ахти какую богатую жизнь ведет. Нет поэтому ничего удивительного в том, что солдаты, хотя бы и сильные, здоровые гвардейцы, гипнотизируемые самой жизнью, быстро впадают в настоящее гипнотическое состояние и подражают «магнетизеру» и повинуются ему.
Читатель глубоко ошибается, если думает, что солдатское повиновение, особливо в строю, вполне сознательно: огромная доля солдатских движений, криков и т. п. совершается помимо участия сознания. Так бывает со всеми людьми, занятыми делом очень привычным и, следовательно, не нуждающимся в постоянном контроле высшей психической инстанции. Но на стройное и вполне автоматическое исполнение команды несомненно влияют, кроме того, и элементы однообразия впечатлений, получаемых солдатами изо дня в день, а подобные элементы суть вместе с тем и необходимые условия обеих форм гипнотического состояния.
В этом отношении очень поучителен слышанный мною рассказ одного молодого человека, отбывавшего воинскую повинность по окончании курса в высшем учебном заведении. Он говорил, что вопреки решительному нежеланию ему почти никогда не удавалось воздержаться от возгласов, которые полагаются солдатам после известных обращений к ним начальства. Как раз в надлежащую минуту из груди молодого человека неудержимо рвалось: «здравия желаем, вашество!» «рады стараться, вашество!» Нечто подобное каждый может испытать на себе, если, идя по улице, встретить отряд солдат, марширующих под музыку; не идти в такт этого однообразного ритма, под который ровно, стройно маршируют сотни людей, почти невозможно или, по крайней мере, очень неловко и требует постоянного напряжения воли.
* * *
Таким образом, дисциплине и субординации в войсках, независимо от прямых внушений, одобрений, наказаний, чрезвычайно способствует то однообразие солдатской жизни, которое подавляет сознание и волю в направления подражания и повиновения. Этот результат, конечно, совпадает с самой целью учреждения войска; но не надо забывать, что наклонность к подражанию и повиновению есть оружие обоюдоострое. На ней покоятся не только порядок в войсках, а и те чудеса храбрости, которые совершаются иногда даже незначительной горстью солдат под влиянием решительного приказания или энергического примера.
Однако из нее же вырастают и поразительные случаи военной паники, когда нескольких одиночных примеров трусости достаточно, чтобы увлечь в бегство целый отряд; случаи солдатских возмущений и бунтов, когда, как мы видели на одном эпизоде из бунта военных поселян 1831 года, даже глубокая
