Рождение и смерть похоронной индустрии: от средневековых погостов до цифрового бессмертия - Мохов Сергей Викторович

На церковных погостах не редкостью были и братские могилы, где хоронили бедняков и неопознанные тела. На большинстве кладбищ располагались и массовые захоронения жертв эпидемий. Анонимный парижанин так описывает чуму 1418 года: «Людей умирает очень много. Никто не заботится об их похоронах. Когда стало все совсем плохо, никто не мог и подумать, где их всех похоронить. Были вырыты огромные ямы, пять — у Собора Всех Святых, четыре у Собора Троицы. В каждой яме было похоронено около шестисот человек» (Shirley 1968: 132).

Как выглядело средневековое кладбище и каков был процесс захоронения, можно увидеть на многочисленных миниатюрах того времени. Глядя на них, мы можем заключить, что средневековый погост — это торчащие из земли кости, однообразные деревянные кресты, синие мертвые тела в белых саванах, а иногда и вовсе нагишом, дожидающиеся часа погребения. Никаких памятных знаков на территории погостов не было — это было просто невозможно при той скорости перезахоронения и подзахоронения, которую практиковал церковный клир, а также ввиду отсутствия самой практики индивидуализации могил (Boddington 1987; Rollo‑Coster 2016; Christopher 1998). Например, на кладбище Святого Иоанна Евангелиста за два века было захоронено буквально в одном и том же месте шесть поколений[11]. Филипп Арьес также отмечает: «Обширные скопления надгробных памятников, какими были кладбища древних римлян, исчезли из топографии средневекового города. Лишь постепенно вновь появляются немногочисленные видимые надгробия. Цивилизации, относящиеся к эпохе Средневековья и началу Нового времени, никак нельзя назвать кладбищенскими: ни пространства, ни видимой обстановки они своим мертвым не предоставляли» (Арьес 1992: 394).

Характерным примером устройства средневекового кладбища является знаменитое кладбище Невинноубиенных младенцев Вифлеемских в Париже[12]. Это очень старое кладбище. Согласно данным археологических раскопок первые захоронения на этом месте появились еще в IX веке. В 1137 году, когда король Людовик V распорядился о переносе на это место рынка Шампо, здесь уже было небольшое кладбище для усопших прихожан церковного прихода Сен-Жермен-л'Осеруа. Сначала это кладбище с отдельными каменными саркофагами предназначалось для парижской аристократии. Но во время чумы оно стало местом массовых захоронений. При Филиппе II (1180–1223) кладбище было расширено и по королевскому указу обнесено трехметровой стеной. Короля возмущало, что кладбище не огорожено и на нем устраиваются бурные пирушки, хулиганские драки и даже любовные свидания.

К XIV веку на 7 000 квадратных метров некрополя уже хоронили покойников из 19 церквей, а также умерших в больнице Отель-Дьё и неопознанные трупы (Ziegler 1982:163; Horrox 1994:267). Слой захоронений к XV веку уходил на 10 метров в глубину, а одна могила могла содержать останки полутора тысяч покойников. В неделю совершалось более 60 новых захоронений. В последние 30 лет существования кладбища, по воспоминаниям ее последнего могильщика Франсуа Путрена, в трех общих могилах было захоронено около 90 тысяч тел (Там же). Почва была настолько перенасыщена разлагающимися останками, что уже не могла принимать новые трупы. Однако парижане верили, что земля этого места особо сильна и поэтому справится с любой нагрузкой. Разумеется, большинство захоронений производилось без гроба: он занимал слишком много драгоценного места и к тому же довольно долго разлагался.

Наряду с гораздо более поздним Пер-Лашез, кладбище Невинноубиенных младенцев — одно из культовых кладбищ Парижа. Долгое время, в лучших средневековых традициях, здесь находились торговые ряды. Жан-Батист Гренуй, главный герой книги Патрика Зюскинда «Парфюмер», родился именно здесь: «в парижской клоаке, под прилавком рыбных рядов», среди могил. Самое популярное кладбище Парижа было закрыто только в 1780 году. Причиной послужило то, что одна из братских могил дала «трещину» и буквально выбросила останки в подвалы домов на примыкавшей к кладбищу улице Белья. После закрытия кладбища останки более 2 миллионов людей были перенесены в специально созданные катакомбы на окраине Парижа (Oosterwijk 2008:140).

Поскольку небольшие церковные погосты быстро заполнялись, сгнившие останки извлекали из могил и переносили в темные подвалы церкви или в специальные помещения на территории прихода. В Бретани в конце XV века местные власти, устав от постоянного зловонья церковных погостов и многочисленных разбросанных костей, обратились к клиру с просьбой решить эту проблему. Вскоре были построены «реликварии» — специальные места для хранения костей (Ламонт 1984). Сам король Людовик Святой в XIII веке совершал «милосердное деяние», собирая в мешок кости на местном кладбище для перенесения их в специальные хранилища — костницы. Его придворные, помогавшие ему в этом непростом деле, затыкали носы, спасаясь от запаха разложения тысяч тел (Козьякова 2002:332).

Католические костницы — это, как правило, склепы или часовни, где были свалены груды костей. К наиболее известным и доступным сегодня для осмотра костницам относятся оссуарии при церкви Санта-Мария-делла-Кончеционе в Риме и Капелла костей в португальском городе Эворе. Знаменитый оссуарий находится и в катакомбах Парижа, где собраны останки более 2 миллионов умерших с уже упомянутого кладбища святых Невинноубиенных младенце. Костел в чешском Седлеце представляет собой удивительный пример втоичного использования останков: его интерьер полностью отделан человеческими черепами и костями. Для оформления было использовано около 40 тысяч человеческих скелетов.

Кладбища являлись серьезным источником дохода для приходского клира. Семьи покойных вносили постоянные пожертвования на деятельность храма. Поэтому приходы стремились хоронить покойников из как можно более обеспеченных семей и как можно большее их количество. Чтобы привлечь богатые семьи, храм или монастырь стремился обзавестись мощами святых, тем самым повышая свой социальный и символический статус. В итоге это приводило к повышению количества захоронений, а значит, и пожертвований и все это при минимальных затратах. Довольно эффективная бизнес-модель.

Финансовый ресурс, которым были кладбища, часто становился причиной конфликтов и даже открытого противостояния между монастырями и приходами. Например, в 1392 году монахи Абингтонского монастыря в Англии разогнали похоронный кортеж с телом богатого аристократа, направлявшийся для захоронения на кладбище местной церкви, чтобы заставить родственников отвезти тело в монастырь. Чуть позже они выкопали 67 трупов наиболее знатных фамилий из приходских могил и перезахоронили их на территории своего кладбища. В 1298 году Уильям IV де Бошан, граф Уорик, по совету францисканского монаха Джона Олни пожелал быть захороненным не на территории центрального Вустерского собора, как это было принято у местной аристократии, а на погосте францисканской церкви. Летописцы упоминают, что, когда пришло время, тело покойного Уильяма IV было пронесено монахами по городу буквально как «военный трофей» — настолько францисканцы были рады заполучить труп графа и обеспечить себе и постоянный доход. В 1152 году, когда местный отшельник по имени Вулфрик умер в небольшой деревушке в Хаслбери, об этом сразу прознали монахи из находившегося по соседству монастыря. Они попытались выкрасть его тело. Однако их атака была весьма успешно отбита священником Осбертом и нанятой им бандой местных головорезов (Christopher 1998: 80–88). В Тулузе монахам с помощью активного маркетинга и продвижения своих кладбищ удалось получить под свой контроль более половины всех проводимых похорон, а в английском Норвиче — около трети, что вызвало недовольство местного клира (Tanner 1984:95). Схожие истории происходили и в Италии, где местному епископату и приходским священникам составляли активную конкуренцию монашествующие ордена (Strocchia 1992). Надо полагать, что подобные конфликты случались во всех регионах средневековой Европы.