В плену у платформы. Как нам вернуть себе интернет - Герт Ловинк
Начнем с хороших новостей. С недавних пор мы переживаем бум и популярного нонфикшна, и академических исследований социальных медиа, ИИ, больших данных, технологий распознавания лиц, приватности и слежки. Лавину книг (включая и мои) можно считать шагом к публичному осмыслению проблем. Исследования наконец-то перестают отставать от дестабилизирующей тактики скоростного развития технологий в первые десятилетия интернета. Однако всё равно приходится признать, что всё это произведенное знание появляется слишком поздно для того, чтобы что-то фундаментально поменять. Таким образом, хотя этот всплеск интереса можно приветствовать, сама по себе критика может быть контрпродуктивной. «Кризисы <…> больше не создают перемены; негативность уничтожает старое, но не производит новое» [17]. Как предостерегала белл хукс, «когда мы только обозначаем проблему, когда мы просто жалуемся, не предлагая конструктивного направления или решения, мы отказываемся от надежды. В этом случае критика рискует остаться лишь выражением глубокого цинизма, только усиливающего доминирующую культуру» [18]. В своих работах я придерживаюсь этого тезиса.
Хотя критика меняется. После Трампа и Брекзита закончилась эра «менсплейнинга интернета». Десяток лет назад главными критиками интернета были в основном стареющие белые мужчины из США: Эндрю Кин, Николас Карр, Дуглас Рашкофф и Джерон Ланье. Потом на сцену вышла женская критика технологий в лице, например, Шошаны Зубофф и представительниц школы этики ИИ – Кейт Кроуфорд, Сафьи Нобл, Вирджинии Юбенкс и Рухи Бенджамин, которые засветились в документальном фильме от Netflix под названием Coded Bias [19]. Одно не изменилось: США по-прежнему доминируют в области издания книг, даже если это книги в мягкой обложке с единственной идеей. Европа пока что всё еще занята обслуживанием фестивалей и конференций типа Re: publica и Chaos Computer Congress. Однако, несмотря на перепроизводство такого рода событий, европейская техническая компетенция и экспертиза не выходят на первый план. Благоразумное знание исследователей из англоязычных стран с легкостью побеждает провинциальное недовольство обитающего в кофейнях континентального интеллектуала.
В то же время в США мы наблюдаем растущее количество историй о трудовых условиях в Кремниевой долине, частично это журналистика, частично – исповедальная литература [20]. Хотя перспектива объявить захват «индустрии апокалипсиса» выглядит заманчиво, пиар-машина американской технологической журналистики всё еще на ходу. Надо быть в курсе корыстных интересов и общей позиции этой индустрии, в основе которой лежит странный союз организованного оптимизма и правой либертарианской антиутопичной технокультуры. Антигосударственную рыночную идеологию прошлых десятилетий, выражением которой можно считать девиз Google – «Не будь злым», никто так просто не отменил. Так как фундаментально ничего не поменялось, стрессовое состояние умов вернулось в сам медиум. «Скандалы без результата» – главные примеры которых связаны с культурой отмены – начали расти как снежный ком вместе с эмоциональной критикой технологий. Но эти всполохи тревоги оказались в конечном счете короткими и спорадическими.
Лавину исследований о технологиях легко проигнорировать по той причине, что критика, дискуссия и дебаты считаются категориями из прошлого. Дискурс такого рода – это как бы пережиток эры общественного мнения, когда разные социальные слои боролись за идеологическую гегемонию. Как поясняет Гленн Гринвальд, «господствующая линия американского неолиберализма – это авторитаризм. Все, кто им противостоит и кто отвергает их мораль, рассматриваются не как соперники, с которыми можно вовлекаться в политическую борьбу, а как враги, внутренние террористы, фанатики, призывающие к насилию экстремисты, которых надо увольнять, цензурировать и затыкать» [21]. Этот поворот в политике объясняет отсутствие открытого и демократического «публичного форума» на платформах, их акцент на друзьях и подписчиках, а также беспокойство по поводу работы с «троллями», которых надо удалять, фильтровать, блокировать, банить, перевоспитывать, сажать в тюрьмы, экстрадировать и, в конце концов, уничтожать. Другого больше не будут терпеть в качестве иного и отличного «голоса» – его проще заставить уйти из вида и головы и раствориться. Эти качества, встроенные в дизайн платформ, сделали разговоры о социальных медиа в контексте делиберативной демократии практически невозможными.
Как нам вообще выйти из порочного круга добычи данных, алгоритмических предсказаний и модификации поведения? Желание оптимизировать энтропию [22] должно быть поставлено на паузу. Нужна какая-то еще неизвестная пока смена парадигмы, чтобы человеческий опыт перестал быть бесплатным сырьем. Достаточно ли просто устойчивости, смелости, доброты и заботы? Декларации цифрового суверенитета явно не хватит. Как нам перебороть сковывающий аффект – и в этот раз в хорошем смысле сойти с ума?
Покидая долину
Современная литература не предлагает альтернатив стагнирующей монопольной системе Кремниевой долины, которая подпитывается венчурным капиталом. В качестве примера можно взять личную историю Анны Винер – о ней писали, что это «Джоан Дидион в стартапе». Как и у автора романа «я ненавижу интернет» Джарретта Кобека, главное достоинство Винер – вклад в социальную гонзо-историю интернета, который был создан туповатыми мужчинами из Долины. В этот раз она написана, правда, безгрешной представительницей поколения миллениалов, которая делится секретами индустрии изнутри нее самой [23].
Винер возвращает нас в атмосферу до Трампа и Брекзита: «Социальные медиа, как уверяли их создатели, были инструментами для связи и свободного обращения информации. Такое социальное приведет к созданию сообществ и сломает существующие общественные барьеры, сделает людей добрее, честнее, эмпатичнее. Социальное распространит либеральную демократию во всем мире, перераспределит власть и даст людям свободу, так что пользователи сами смогут распоряжаться своей судьбой. Как если бы устойчивые автократии были заведомо слабее дизайнеров с их PHP-приложениями».
Свидетельство Винер начинается экстатическим оптимизмом, когда «двести миллионов человек зарегистрировались на микроблогинг-платформе, которая позволяет им быть ближе к селебрити и незнакомцам, которых они бы презирали в реальной жизни. ИИ и виртуальная реальность возвращались в моду. Беспилотные автомобили казались неизбежностью. Всё сужалось в пространство смартфона. Всё было в облаке». Это был год оптимизма: «никаких препятствий, никаких дурных идей. «Подрывные технологии» были главной темой дня. Всё могло стать их объектом: ноты, аренда смокингов, готовка еды, покупка недвижимости, планирование свадьбы, управление банковскими счетами, бритье, кредитные линии, сушка белья, ритмический метод контрацепции. Сайт, который позволял сдавать в аренду место перед воротами дома в качестве парковки, привлек четыре миллиона долларов инвестиций» [24].
Тактичность Винер удивительна. Вместо того чтобы указать на конкретные
