Вечер в частной школе - Ольга Борисовна Литаврина
Взрослые в зале замерли. Приглашенные ветераны – в основном, бывшие партийцы, оторопели. А Артемов спокойно читал с небольшой эстрады – и не заученно, отстраненно, а как-то очень по-человечески:
Шёл я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы,
Передо мною летел трамвай.
И еще:
Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине,
Там отслужу молебен о здравьи
Машеньки и панихиду по мне.
И всё ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить…
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить!
А следом за Артемовым девочка-десятиклассница прочла стихи убитого на войне неизвестного поэта:
У неостывшего лафета
Взорвался поминальный залп;
Мелькнула молнией ракета,
И сшиблись: сумрак и гроза.
Дождя кромешная атака
Настигла мокрые кусты,
Штурмуя – сполохами мрака –
Закатный дзот из темноты…
Нет, я не вымок на лафете:
Мне был уже не страшен дождь;
Я помнил о румяном лете,
О том, как мнется в пальцах рожь;
И, воинским брезентом грубым
Покрытый с ног до головы,
Я ощущал девичьи губы
И запах скошенной травы…
Со мной синицы говорили;
Мне открывались двери дня –
И рай земной смеялся в мире,
Где больше не было меня.
Ребята в зале дружно и искренне захлопали. Сохраняя хорошую мину при плохой игре, похлопали и взрослые. Заместительница по воспитательной части умело «свернула» последние выступления, объявила, что в конкурсе чтецов «победила дружба» – и увела ветеранов в столовую на фуршет. Представители управы и префектуры, забрав подарки и букеты, недовольно удалились. А директриса, как ни в чем не бывало, поблагодарила всех, и особенно десятый «А», за прекрасные выступления. И хладнокровно объявила дискотеку. Не взглянув, правда, при этом на Анну Ивановну…
Уже потом, под громовую музыку дискотеки, а Анне Ивановне, дежурившей у входа подплыла завуч Любовь Николаевна и холодно процедила:
– Да-а, испортили вечер ваши подопечные. Как можно было выпустить все это из-под контроля? Придется разобрать вас на педсовете! Еще дай Бог, чтобы ветераны теперь от нас не отказались!
Анна Ивановна стояла у двери сама не своя. Пришлось забежать в медкабинет и по-новой накапать себе корвалола – так закололо сердце. Это, видно, был совсем не ее день! Что и подтвердилось…
…Когда Макетова, уже в сопровождении завуча, вернулась на свой пост, драка в зале было уже в полном разгаре.
Собственно, ребята, обступившие двоих дерущихся – Влада Артемова и парня из девятого «А» – Ярослава Вездина – пытались разнять их. Но те соединились в клинче. И напоследок, прямо на глазах подбежавших завуча и Макетовой, Артемов резко выкинул вперед правую руку и четко угодил в нос Вездина. Вездин упал на колени – и их, наконец, растащили. Анна Ивановна и Любовь Николаевна на мгновение остолбенели над Вездиным: у парня текли красные сопли, кровь размазалась по всему лицу и капала густо, не унималась. Артемов, белый как мел, повернулся и выбежал из актового зала. Ребята кинулись за ним, но он, уже в куртке и шапке, стремительно прошел мимо охраны и выскочил за территорию школы – видно, поехал домой. О том, что Влад не москвич, и живут Артемовы в Мытищах, никто не подумал. Анна Ивановна бросилась звонить в «Скорую», а завуч – искать телефоны родителей Вездина – в этот день классный руководитель девятого «А» не остался на дискотеку, поручив «своих оболтусов» Анне Ивановне же. «Скорая» и отец Вездина приехали почти одновременно. Мальчику затампонировали нос и, в сопровождении отца и бдительной Любови Николаевны, увезли в травмпункт…
«Зажигать» на танцах всем как-то сразу расхотелось. Ученики разбрелись по домам. Анна Ивановна выключила свет, расставила с дежурными стулья, вручила ключи уборщице – и, расстроенная, поплелась «до дому, до хаты». Дома дочь встретила ее расспросами, но Макетова только вяло махнула рукой: худшего начала трудовой деятельности трудно было и пожелать!
…Очередь, хоть и черепашьим шагом, но к заветному окошку все-таки подвигалась. Седенькая старушка Макетова, держась за спиной здоровенной бабищи, в который раз пересмотрела свою передачку – список запрещенных к передаче продуктов висел непосредственно рядом с окошком. Да, вроде бы все в порядке, ничего лишнего. Все продукты запакованы в полиэтилен, под ним – четырехугольная записка, написанная четким учительским почерком: «СИЗО, Вездину Ярославу Валерьевичу, г.р. …». Но вот незадача! Не успели в окошке принять передачу у той самой здоровенной бабищи, не успела Макетова просунуть свою передачу в окно – изнутри захлопнулась дверца, и дежурный вывесил табличку: «Прием передач окончен». Вся очередь одновременно тяжело выдохнула, люди беспокойно задвигались, но возмущаться и долбить в окошко здесь было себе дороже. Зная это, люди еще постояли на ветру в смутной надежде, что вдруг судьба пойдет им навстречу, назябшим, усталым, оторвавшим от себя немалый кусок для близкого, пусть непутевого и неладного! Но ничего не изменилось – и народ потихоньку начал расходиться – до следующего приемного дня.
Анна Иванна тащилась со своей поклажей домой – и, в который раз, спрашивала себя: что, собственно, заставляет ее носить передачи этому бывшему выпускнику «Китежа»? Ведь он даже не из ее класса, она его никогда и не учила. Та история с мордобитием? Неприятные воспоминания о частной школе? Или фраза из известного фильма – «Доживем до понедельника», кажется, которую она до сих пор не может выбросить из памяти: «Мы с детьми учимся. Я учу их. Они учат меня». И привязалась к ней эта мысль как раз с того самого печального случая – хотя ей, опытному педагогу, драк школяров в своей жизни довелось видеть достаточно. Не много, но и не мало. Вернувшись к этой мысли, Макетова вновь нырнула в воспоминания – конечно, о том самом «неудачном опыте» ее педагогической карьеры…
Глава 6
Наутро завуч первым
