Генри Олди - Олди и компания (литературная студия на Росконе-2007)
Дальше начнется зависимость звучания/написания имени от характера персонажа. Нужен персонаж-боец, персонаж-упрямец – понадобится жесткое произношение, и на первый план выйдет Абдул, краткий и четкий (подчеркиваем: в данном случае – для русскоязычного читателя). Абдулло – уже в фонетическом плане более мягкий характер, это слышно по звучанию. Короче, вслушайтесь, и сразу поймете. Ирина – это одно, а Татьяна – другое. В первом случае сочетание «р» и «н», во втором – мягчайшее «тья-а-а». Представить себе «железную леди» Татьяну не слишком просто – смягчение плюс ворох ассоциаций из классики мешает.
Теперь на очереди ассоциативный план имени. Сперва сработали местность, время и история: у нас, скажем, викинги, значит, Сигурд и Зигфрид. Далее – связь звучания с характером персонажа. И наконец – ассоциативный ряд, отголоски имени в восприятии читателя. Надо четко понимать, что Абдулла вызовет у читателя ряд ассоциаций, в том числе смешных: Абдулла из "Белого солнца пустыни" способен потянуть за собой целый гарем и реплику: «Махмуд, поджигай!», например. Если нет каких-то резко выраженных национально-географических особенностей – ни Абдуллы, ни викингов, и тюбетейки со шлемами не носят – мы ассоциативный план можем вывести в главные. Если я называю персонажа Петром, нужно ли мне, чтобы за персонажем у образованного читателя волочился шлейф ассоциаций: Петр-камень, рыбак, первый апостол, хранитель ключей от Рая. Или, допустим, царь Петр Первый. Если персонаж носит фамилию Рабинович, нужен ли мне шлейф анекдотов за Рабиновичем или нет? Или, может, лучше сменить ему фамилию? Найти подобную, но без анекдотического использования?
Ассоциации можно закладывать намеренно, или, наоборот, отказаться от них, взяв нейтральное имя.
Опять же следует учитывать формулировку имени в потоке действия. Те же восточные имена можно составлять из длинных конструкций (с приставками аль, ибн, умм…), подчеркивая колорит – а можно давать в сокращенном варианте. Это будет зависеть от того, ведут ли герои, скажем, философскую беседу или уже рубят друг дружку ятаганами. «Гиас-ад-дин абу-ль-Фатх Омар Хайям ан-Нишапури ударил его дубиной по голове» – пока доберешься до дубины, уже забыл, о чем шла речь. И краткий Омар куда лучше орудует дубиной, чем его многослоговый тезка. А если он сидит на тахте и курит кальян, то уже можно не торопиться: «Гиас-ад-дин абу-ль-Фатх Омар Хайям ан-Нишапури сладко затянулся кальяном» – и сразу запах дыма, экзотика…
Шутка, конечно. Но доля истины в ней налицо.
– А если принцип имяобразования заимствован из другого языка? – допустим, на английском слово звучит с конкретным значением, и хочется выразить смысловую нагрузку слова…
Олди: По-русски? А пример можно?
– Ну, допустим, Скай – «небо»? Как записать имя героя – Скай, чтобы смысловая нагрузка имени осталась? Скай – как бы свободный…
Олди: А с чего вдруг у русскоязычного читателя имя Скай непременно вызовет ассоциацию с небом? Допустим, он не знает английского языка, или плохо знает, или русские буквы имени «Скай» не вызовут у него ассоциации с английскими небесами… Это допустимо, если имя «Скай» будет в тексте где-то обыграно: кто-то пошутит по поводу «неба» и «свободы», или каламбур вплетет. В частности, в большой повести или в романе есть пространство текста, где позволительно раскрутить цепь сложных «именных» ассоциаций, каламбуров, шуток и т. д. В рассказе, где текста гораздо меньше, автор может просто не успеть развернуть эту дополнительную информацию в полной мере. И получится, что это выстрелило для очень ограниченного круга читателей, кто хорошо знает английский; а если будет не английский, а, к примеру, латынь, то группа «посвященных» сразу уменьшится.
– Я правильно понимаю, что лучше придерживаться одного выбранного способа имяобразования? То есть, нельзя на протяжении одной книги использовать два или три способа?
Олди: Можно использовать хоть все способы разом. Это зависит от того, что мы хотим в итоге. Здесь, допустим, герои названы по местности (в этих краях характерны такие имена), а там другие герои названы кличками и прозвищами, которые в первую очередь задействуют у читателя ассоциативный ряд и не имеют прямого отношения к этнографии. А еще один герой – нам в данном случае нужно ЗВУЧАНИЕ. Сигурд – почти наверняка герой, а не размазня. «Г», «р» и «д» – звучит! Опять же, включается комбинирование. Чтобы мы имели возможность показать: этот человек, грубо говоря, космополит, он – выходец из общества, где произошло смешение племен и народов, а соответственно, имен и фамилий. Создаем комбинацию русского имени и французской фамилии, или азиатского имени и немецкой фамилии и т. д. Сразу становится понятно, что у героя – разнообразные этнические корни.
– Я имею в виду случай, когда в одной и той же книге к образованию имени первого героя подошли одним способом, а к образованию имени другого – другим способом.
Олди: А мы и отвечаем: нормально. Если это оправдано характеристиками героев и задачами автора. И если в тексте (в данном мире и декорациях) это уместно, если здесь может существовать герой с таким именем… Потому что когда вокруг сплошная Индия, а герой-абориген – не приезжий! – носит, скажем, русское или английское имя, это вызовет естественное недоумение читателя. И придется четко формулировать в тексте мотивацию такого нонсенса. Допустим, герой был слугой приезжего и его так прозвали в итоге. Или, наоборот, местные не могут выговорить чужеземное имя и переделывают его на свой лад – такой вариант тоже возможен и уместен. Не надо ездить в Индию: в Москве в одном доме живут инженер Иван Петрович (один тип имени) и уголовник по кличке Хлыщ (второй тип имяобразования).
– Дело в том, что мы обсуждали некий текст, и один известный – я не буду называть фамилию – писатель наш российский указал мне на это, как на недостаток в моем произведении.
Олди: Тут нам нечего добавить, не зная контекста. Не читая произведения, не сделаешь выводы. У вас есть выход – стать известным российским писателем, сбросить этого с парохода истории, занять его место и учить других, как обращаться с именами.
– Читая ваши книги, можно заметить использование всех аспектов имяобразования. В "Кабирском цикле" многое строится на конфликте: Абу-т-Тайиб Аль-Мутанабби – Фарр-ла-Кабир. Тут есть противостояние двух имен, двух мировоззрений реальных восточных поэтов – Аль-Кабира и Аль-Мутанабби. Далее: в «Ойкумене» Лючано Борготта является Тартальей изначально. А что лучше – давать клички, как в случае с Аль-Мутанабби, какие-то пестрые мазки характера в процессе книги или изначально задать характер как у Тартальи? Лючано – «звонкий», Борготта – «рычащий», Тарталья – известнейшее амплуа злодея…
Олди: Имя задает часть характера. В жизни так бывает не всегда. В жизни вас могут звать, как получится. А в книге писатель изначально строит созвучие имени и персонажа. Свое прозвище герой может получить в процессе развития действия, а не с самого начала. Опять же, если он начинает проявлять качества, которых не проявлял раньше, или попадает в ситуацию, где его по-другому называют, то «усложнение» имени оправдано. Раскрывается новая грань характера, персонаж получает новое прозвище, которое это подтверждает и поддерживает. А возможно, он уже получил прозвище ранее, и лишь в процессе развития действия мы видим, почему его так назвали.
Если сантехник Вася – звучит естественно, то режиссер массовых зрелищ Вася – уже не работает, он будет Василий Петрович или по прозвищу. Хотя в самом начале имя читателю мало что говорит по характеру, кроме звучания – то, как оно звучит, намечает основные черточки: Абу-т-Тайиб Аль-Мутанабби и Василий Петрович – разные акценты… Имя – как зародыш: чем дальше раскрывается характер в произведении, тем шире должно разворачиваться звучание и значение имени. Тем оно интереснее работает. Вполне можно добиться, например, комического эффекта, когда имя и характер героя совершенно не соответствуют друг другу.
Закрывая тему с именами – раз вспомнили Лючано Борготту, то и мы вспомним, как один читатель придрался к «Ойкумене»: дескать, в романе вычурность и усложненность имен! Цитата: «аж до ерничества вычурно». А мы в свою очередь не понимаем, в чем вычурность, если негра зовут Мбеле или Квангва? – его и должны так звать! А условного «итальянца» зовут Лючано. А условного «русского» зовут Аркадий Викторович Мальцов. Или тот же помпилианец – ближайший аналог: римлянин – Гай Октавиан Тумидус («тумидус» – «надменный» на латыни). И нам удивительна позиция: «Ишь, чего напридумывали! Всех бы назвали Ваня да Петя – и не было бы проблем».
Имя – это важно. Скажем, «фэнтезийный» персонаж – малефик Андреа Мускулюс. Мы понимаем, что это частенько вызывает у читателя улыбку. Улыбка от имени – контраст с профессией малефика-вредителя. А у образованного читателя вызывает еще и ассоциацию с реальным лютеранским проповедником Андреасом Мускулюсом, который, в частности, писал в 1561-м году: "Мы хватаемся за последний крошечный кусочек мира. Несомненно, что Конец Мира близок…" – и уже тогда ассоциации совсем не смешные. Если уметь, то автор от игры имен получает колоссальное удовольствие. И часть читателей – тоже.
