Газета День Литературы - Газета День Литературы # 140 (2008 4)
Так Юрий становится без вины виноватым, становится антисемитом не только для Осинского, но и всех политзаключенных, хотя его слова к еврейству собеседника никакого отношения не имели. Допускаю, что нечто подобное могло произойти у самого Бородина в беседе с Ронкиным, после которой последний почти потерял дар речи, или во время общения с Александром Гинзбургом…
Но суть, конечно, не в том, был или не был такой эпизод в жизни Леонида Бородина. Главное, что писатель точно воссоздаёт механизм одного из вариантов рождения мифа об антисемитизме.
Показательно в поведении Осинского и другое: он обрадовался произошедшему. Таким, как Осинский, нужны антисемиты (реальные или мифические – не имеет значения), ибо они убеждены: каждый русский в глубине души евреененавистник. В связи с данной проблемой в книге "Без выбора" Бородин свидетельствует: "Я до двадцати пяти лет прожил в Сибири, в этой своеобразной Америке – тоже вроде бы, "плавильный котёл". Ни о каком антисемитизме и понятия не имел. Прибыв в столицы, я прежде наткнулся на русофобство и только потом на ему ответную реакцию…"
Одним из таких сеятелей антисемитизма в "Правилах игры" является писатель Венцович. Он подчеркивает своё русское дворянское происхождение, как будто сие имеет какое-либо значение. Духовно (и это главное) Венцович – не русский человек или, выражаясь по-другому, – выродок. Данный человеческий тип, широко представленный в литературе, искусстве, философии, науке, политике ХХ века, сегодня уже преобладает среди "простых" россиян…
Мысли Венцовича (евреи – избранный народ, значительно превосходящий по своим талантам все другие народы; евреи – нерв истории, они "всегда в активе нового", и нужно иметь мужество доверить им "устройство общечеловеческих проблем"; еврейская идея равенства и свободы была изгажена на русской почве и превращена в свою противоположность и т.д.) – это многократно цитированные общие места из работ самых разных авторов: еврейских, русскоязычных, иных. Данные идеи, думаю, в комментариях не нуждаются и в силу своей очевидной неправоты, и потому, что такие комментарии имеются в большом количестве.
Куда интереснее – в смысле сложнее – комплекс идей, озвученный антиподом Венцовича Моисеевым. Он, пытающийся просветить Плотникова, традиционно называется антисемитом. Не пугаясь сей страшилки, попробуем оценить взгляды героя объективно.
Думаю, во многом прав Моисеев в оценке международного сообщества: десять михоэлсов для него оказались значительнее десяти миллионов русских крестьян, чью трагедию, гибель "прогрессивное человечество" не заметило. Подобная ситуация, напомню, повторится и на уровне политзаключенных в 60-70-е годы. Александр Солженицын в "Наших плюралистах" первым указал на то, что мировое сообщество не заметило огромные сроки "правых" (И.Огурцова, Е.Вагина, Л.Бородина и т.д.) и выступило единым фронтом в защиту диссидентов-евреев…
Видимо, прав Моисеев, когда утверждал, что ссора Плотникова с евреями более рискованный поступок, чем выступление против власти, ибо в первом случае тебя обязательно "смешают с дерьмом"… Примеры, подтверждающие сказанное, хорошо известны.
Безусловно прав Моисеев и в том, что каждый народ "имеет право на свою историю, плохую или хорошую, но свою…"
Другие оценки героя, думаю, неточны, в первую очередь, потому, что все русские и все евреи у него на одно лицо. Если бы Моисеев выделил хотя бы ещё евреев – патриотов России и русских выродков – ненавистников России, то историческая картина была бы иной, и в общем, и в частностях.
Самое же взрывоопасное суждение Моисеева, на мой взгляд, следующее: "Ты (Плотников. – Ю.П.) им нужен как вспомогательный материал. А Панченко – это таран, его головой они дверь прошибать будут. То, что сейчас здесь происходит, это игра, тренировка. А вот когда всё раскачается до нужной кондиции, таких, как Панченко, они выпустят вперед и, прикрываясь его рязанской мордой…" Этот сценарий, озвученый в повести, впервые опубликованной в 1978 году, оказался провидческим, реализованным на рубеже 80-90-х годов ХХ века. Вспомните "рязанскую морду" Бориса Ельцина и его еврейское окружение…
Юрий Плотников далёк от тех вопросов, которые "выливают" на него Венцович и Моисеев. Он живёт в другой системе координат, которая выстроилась после встречи со стариком, отсидевшим за веру больше 30 лет. Именно верующий человек высказывает мысли, помогающие Плотникову многое понять и определить свои "правила игры". Ключевыми являются следующие слова старика: "Будет совесть чиста, будешь и свободным даже под ярмом". Опять замечу, что подобная встреча была в лагере у самого Леонида Бородина, и слова старика реального и старика из повести практически одинаковы.
В послесловии к повести Эдуард Кузнецов, бывший политзаключённый, в частности, написал о Плотникове: "Он из тех редких людей, кто своими силами выдирается из идеологических и мифологических банальностей. Но выдирается в некое "чистое поле", чтобы там – без подсказок и оглядок – выстроить своё здание вопросов-ответов и начертить на его стенах свои правила игры".
К сказанному необходимо добавить следующее. В отношении "чистого поля", как явствует из сказанного, Эдуард Кузнецов, думаю, перегнул палку… Леонид же Бородин, в отличие от своего героя, знает, каким должно быть и это здание, и эти правила. В очерке "Полюс верности" ("Грани", 1991, № 159), тематически и идейно примыкающем к "Правилам игры", Бородин в том числе рассказывает, какое значение для него имела встреча в надзирателем Иваном Хлебодаровым. Она, можно сказать, сыграла в жизни Леонида Ивановича такую же роль, какую мужик Марей в судьбе Федора Михайловича Достоевского. По словам Бородина, Хлебодаров помог сохранить ему чувство кровного и духовного родства с собственным народом. И что не менее важно, как утверждает писатель, "сознавать при том, что я сам не противопоставлен судьбой этому народу, не выделен из него собственными качествами и заслугами, но лишь отмечен обязанностью (здесь и далее разрядка моя. – Ю.П.) … соотносить личный поиск истины с её идеальным образом, который несомненно присутствует в народном сознании, который я должен и обязан понять, а не конструировать его из социальной конъюнктуры…"
Эта во всех отношениях точная и обязательная для любого русского писателя формула жизнеспособна до тех пор, пока существует народ как таковой…
***
Подавляющая часть конструктивных идей, которые Бородин высказал в своих многочисленных статьях, книге "Без выбора", художественно воплотил в прозе, остались якобы или реально незамеченными теми, для кого от взглядов писателя "попахивает кваском", и теми, кто в силу своего общественного положения обязан быть хотя бы в курсе, и большинством из "патриотов". В качестве примера приведу две мысли Бородина, сознательно беру разномасштабные, разнокачественные.
В статье "Когда придёт дерзкий…" ("Москва", 1996, № 11) Леонид Иванович с пониманием всей сложности и масштабности проблем, стоящих перед страной, утверждает, что возрождение державы является "делом не менее тяжёлым, чем, положим, победа в прошлой Отечест- венной войне". В связи с этим формулируются самые разные задачи, которые звучат актуально и через 12 лет.
Вот некоторые из них: "Державная идея перво-наперво должна объявить пьянство скрытой формой национального предательства"; "…Активное государственное попечение над территориями так называемого ближнего зарубежья с преобладающим русским населением; денонсация хотя бы и в одностороннем порядке Беловежских соглашений; долговременная программа воссоединения волюнтаристски отторгнутых территорий всеми средствами, каковыми способна располагать вновь вставшая великая Русская держава".
В одной из последних статей "Плохо строим или плохо построили?" ("Москва", 2008, № 2) Бородин, развивая тему державности, высказывает мысли, которые, уверен, удивят многих: "Ожидать нам медленного, будем надеяться, умеренного, но безусловного ужесточения режима – такова единственно возможная логика поведения строящегося государства. Других вариантов просто не существует. … Усиление фискальных и карательных "контор" – непременно".
Не первый раз писатель озвучивает подобные идеи, поэтому не отреагировать на них невозможно.
В уже упоминаемой публикации "Мужество" ("Литературная Россия", 1990, № 7) Леонид Иванович так говорит о процессе над русским патриотом Владимиром Осиповым в 70-е годы ХХ века: "Не суд, и не судилище даже, а уголовная расправа. … Судили за любовь к Родине. За то, что посмел любить её, замордованную, не по рецептам блокнота агитатора, а по зову души, его высшему и благороднейшему инстинкту". За то же самое судили самого Бородина и других…
