Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6587 ( № 7 2017)
В-четвёртых, при таком сценарии русская традиция с её византийской преемственностью попадёт в распоряжение представителей украинского проекта. Исторический ресурс будет тут же перехвачен. В украинской и компрадорской среде весьма популярна идея «российскости» как «ордынства», а украинства – как «подлинной русскости» и «белой расы князя Ярослава». Даже интеллигентные украинцы, которые вслух стесняются называть нас «москалями», избегают называть нас и русскими. Зато охотно говорят: «россияне». Это растянутый во времени процесс, по завершении которого украинцы становятся вновь русскими, а «россияне» оказываются в роли исторических самозванцев.
На мой взгляд, концепция Тишкова будет способствовать дальнейшему табуированию темы русской национальной катастрофы. Принятие этой концепции приведёт к реализации доктрины «мира как сообщества регионов» и распаду единых национальных пространств РФ.
В общем, обнародованный проект «российской нации» явно не схватывает существующие реалии, плохо вписывается в пространство носителей русского языка, культуры и русской формы православия (русский мир). «Российская нация» имеет смысл только как синоним русской, но тогда неясно, зачем без необходимости умножать термины.
Да и мнение нации о себе самой кое-чего стоит. Ведь национальная принадлежность определяется не только «треугольником» идентичности, но и внутренним ощущением общности. Оно, это ощущение, не зависит от мнений учёного сообщества. Напротив, консенсус больших групп людей и есть то, что должно быть предметом внимания научного мира. Тогда концептуальные схемы не будут расходиться с реальной жизнью, будут «схватывать» исторический процесс, а не пустоту.
Говоря так, мы исходим из положений «Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года», которые определяют положение русского народа в РФ в качестве «системообразующего ядра». Аналогичные положения присутствуют в статье В.В. Путина «Россия: национальный вопрос», в его «Посланиях» 2012 и 2013 годов и в знаменитой «Крымской речи».
Способны ли русские, состоявшись как нация, выполнить свою миссию – сохранить для мира ценности, лежавшие в основе единой христианской цивилизации? Если не станут жертвами безответственного «национально-гражданского конструирования», думаю, да.
Михаил Попов: „Зависеть от царя, зависеть от народа не всё ли нам равно“
Михаил Попов: „Зависеть от царя, зависеть от народа не всё ли нам равно“
Литература / Литература / Писатель у диктофона
Теги: Михаил Попов , литературный процесс
Писатель считает, что пришла пора его поколению пытаться найти решение
60-летие для писателя – повод задуматься о свершённом, поразмышлять о дальнейших творческих планах, поделиться мыслями о том, что происходит в литературном мире. В преддверии юбилея «ЛГ» встретилась с Михаилом Поповым, чтобы побеседовать о проблемах общества и современной литературы.
– Михаил Михайлович, хочется поговорить о том, почему вы выбрали для себя нелёгкий путь русского писателя. Как вы решили поступать в Литинститут?
– Насколько я помню, собирался стать археологом, но потом вдруг обнаружил, что пишу роман. Исторический. Мне было лет пятнадцать. Роман был большой и никуда не годный. А в Литинститут поступил как сочинитель стихов, в семинар Александра Алексеевича Михайлова. Я очень благодарен этому достойнейшему человеку за всё, что он для меня сделал.
– В Литинституте часто размышляют над тем, на какие вопросы отвечает современная литература...
– На вопросы отвечает скорее наука, литература вопросы ставит. Вопрошает. Главная задача литературы – быть художественной. Создавать образы. Ведь художественный образ, как сказал Гегель и за ним повторил Белинский, даёт возможность непосредственного созерцания истины, извините за пафос.
– А как вы считаете, может ли быть писатель вне политического контекста?
– Наполеон любил повторять: вот вы говорите – судьба, судьба, политика – вот судьба! Политика стала в последние десятилетия к нам вроде бы намного ближе, чем в прежние времена. При советской власти человек, слушавший забугорные голоса, думал, что разбирается в ней. Теперь она нагло лезет в дом с экрана телевизора. Может создаться впечатление, что мы все занимаемся политикой, хотя это скорее она занимается нами. Представим себе общество, в котором бродят некие идеи. Скажем, девяносто пять процентов граждан собираются проголосовать за одну идею, но только проголосовать, не более того, а пять процентов предпочитают другую идею, и готовы во имя неё работать до изнеможения, готовы умереть или убить, то кто будет править в этом обществе? Эти пять процентов. Писатель ничего не решает, он просто принадлежит или к большинству, или к элите по природе своего дара. И то и другое для него сопряжено с риском. «Зависеть от царя, зависеть от народа, не всё ли нам равно». В идеале прав, конечно, Пушкин.
– Сейчас в творческой, особенно писательской среде критический уровень ненависти друг к другу. Скандал в ПЕН-центре, массовые о(б)суждения Захара Прилепина, постоянные внутренние конфликты и столкновения в «литературной тусовке» и сомнения насчёт легитимности лауреатов премий. Как вы считаете, с чем это связано?
– Что интересно, ненависть нынешняя совсем другого рода, чем была ненависть, скажем, времён моей литературной молодости. Тогда тоже оформились группы писателей, не любивших друг друга вплоть до того, что им было невыносимо находиться в одном профессиональном сообществе. Но тогда это было, можно сказать, идейное противостояние. Либералы, западники, граждане мира не любили патриотов, почвенников, государственников и пользовались совершеннейшей взаимностью. Теперь всё несколько иначе. Взять тот же ПЕН-центр. Там свара между «своими», насколько я понимаю. Между теми, кто в прежние времена находился по одну сторону баррикады. Более решительные попытались подчинить себе людей более порядочных, вроде бы дело шло о выборе цвета знамён, а на самом деле – самая обыкновенная корысть. А что касается премий, то никогда не бывает так, чтобы публика поголовно была довольна тем, кому вручили ту или иную. Полезно помнить: премии присуждают всего лишь люди, а у них есть интересы, обязательства, свой, а не наш, вкус, поэтому возмущаться и расстраиваться по этому поводу бессмысленно.
– Недавно в журнале «Москва» вышла публикация вашего нового романа «На кресах всходних»? Расскажите, о чём он?
– «На кресах всходних» можно перевести как «На восточных окраинах». Восточные окраины для Варшавы – это Западная Белоруссия. Я много лет жил в тех местах, учился в школе и в техникуме, и, что называется, проникся атмосферой тех мест. Мы переехали в Гродненскую область в середине 60-х, и всё, что связано с войной, было очень близко. Вокруг бывшие партизаны и отсидевшие полицаи – люди среднего возраста, куда моложе, чем я сейчас. Колхозники помнили, кому до коллективизации принадлежала та веялка или от чьих коней те кони, на которых они воду возят.
Роман охватывает жизнь захолустной, затерянной в Налибокской пуще измышлённой деревни Порхневичи; период с 1908 года по 1944-й, три поколения жителей: войны, революции, оккупация, партизанский отряд, а также любовь, смерть, предательство, преступления и подвиги, и иногда их трудно отличить друг от друга. Война воистину народная против нацизма. Как написал мне один читатель, он понял идею следующим образом: роман иллюстрирует популярную мысль о том, что патриотизм – последнее прибежище негодяя. Только с одной важной оговоркой: патриотизм – настолько священная вещь, что облагораживает даже негодяя. Не сказать, что я был бы в восторге от такого понимания, но что есть, то есть. У меня есть роман «Москаль», там я развивал «мысль украинскую», «На кресах всходних» соответственно «мысль белорусская». Великий исторический треугольник. Нам от прошлого досталась эта «славянская теорема», наша очередь попытаться найти её решение.
– Долго ли работали над романом?
– Что касается сроков работы – думал долго, писал быстро.
– Вот вы сказали об отзыве вашего читателя на роман... А на профессиональную критику обращаете внимание? Как считаете, имеет ли она влияние сегодня?
– Критика – законная и важнейшая часть литературного процесса. Например, толстый журнал становится полноценным только в том случае, если у него есть сильный, идейно оформившийся отдел критики. Критиков читать иногда интереснее, чем тех, о ком они пишут. Есть у меня и ещё одно соображение по поводу критики и критиков, возможно, спорное. Мне кажется, писатель или поэт – это люди, которые не могут не писать, а критики могут. Их надо мотивировать. И в данном случае заказная работа – вполне доброкачественный вид литературной деятельности.
