Газета Завтра Газета - Газета Завтра 383 (14 2001)
Впервые в отечественной военной истории армейской авиации придавалось такое значение в операции.
Общее руководство вертолетчиками возложили на нашего командира полка Виталия Егоровича Павлова. И это тоже был показатель того, как командование оценивало возможности нашего полка. Но для нас такая "оценка" означала только одно — наши вертолеты будут на самом острие удара…
Неожиданно для себя я получил задачу возглавить поисково-спасательную группу, которая без необходимости в бой вступать была не должна. Честно скажу: этому "назначению" я не обрадовался. И даже усмотрел в этом недоверие к себе. Попытался поговорить с комэской Юрой Грудинкиным, но он только руками развел. Мол, так решили при планировании. И переигрывать все за несколько часов до операции уже никто ничего не будет.
"Ничего, — сказал он мне, — завтра отработаешь в ПСО, а послезавтра я постараюсь тебя заменить…" Это был один из наших последних разговоров…
С рассветом операция началась. Отработала артиллерия, нанесли удары штурмовики. Наконец, в ущелье ворвались вертолетные группы. Одно из ключевых положений в ущелье занимал аул Руха, который был укреплен особенно тщательно. Первую пару Ми-8 вел мой комэска. На борту "восьмерок" десант "спецназа", который должен был блокировать Руху и начать ее зачистку. По замыслу, вертолеты должны были сесть на западной окраине, но с утра была дымка, которая закрывала район, и пара, начав снижение, проскочила район высадки и оказалась прямо над аулом. В первое мгновение "духи" растерялись, но уже через несколько секунд открыли огонь. Прямо по пилотской кабине комэски полоснула очередь "зэушки". Оба летчика были убиты почти мгновенно, и вертолет Грудинкина, не снижая скорости, упал на небольшой остров посреди реки ниже аула. Его ведомый замполит эскадрильи Саша Садохин успел проскочить аул и высадить экипаж ниже по склону. Начал взлетать и здесь увидел, как "зэушка", сбившая ведущего, разворачивается на него. Садохин еще успел довернуться и накрыть ее "нурами", но тут почти в упор ударила вторая "духовская" зенитка. Корпус "восьмерки" заходил ходуном от ударов снарядов и "правак". Петя Погалов вдруг почувствовал, что ручка управления ослабла, он бросил взгляд на командира — залитый кровью Садохин безжизненно повис на ремнях, кабину сразу заволокло дымом, и чтобы хоть как-то сориентироваться, он открыл блистер кабины, выглянул наружу и увидел, как на вертолет стремительно надвигается склон горы. Инстинктивно он потянул ручку вправо, чтобы избежать прямого удара. А уже через мгновение они столкнулись с горой…
После удара вертолет покатился вниз по склону и загорелся. Каким-то чудом Погалов уцелел и смог прийти в себя до того, как вертолет полностью охватило пламя. Он выбрался из кабины и рывком вытянул за собой борттехника Витю Гулина. Тот уже горел. Еле его загасил. Вернулся за Садохиным, но огонь уже охватил всю машину…
Я находился выше района боя в зоне ожидания. Видел, как наша группа зашла в ущелье, но за стенами склонов гор ничего не было видно. Только радиообмен помогал ориентироваться в происходящем.
Слышу:
— Горит! "Зеленый" (так называли вертолеты Ми-8) горит!
— Наблюдаю работу "зэу"! Отработал по ней!
— Горит! "Зеленый" упал и горит!…
Захожу в ущелье. Снижаюсь. Пытаюсь визуально обнаружить, где упал наш вертолет. Проскочил над самой Рухой. "Духи", видимо, после того как сбили пару, не ожидали такой наглости, и по мне не сделали ни одного выстрела. Наконец, обнаружил место падения Садохина. Подсел. Вдруг вижу рядом садится мой ведомый Юра Наумов. Я успел подумать: "Ты что делаешь?!”
Ведь главная задача ведомого прикрывать меня с воздуха.
Но времени разбираться уже не было.
Гляжу, ко мне бежит Погалов весь в крови и, как куклу, тащит за собой кого-то в куртке и трусах. Подбегает. А это Гулин. Одежда на нем сгорела. Уцелела только кожаная куртка. Она ему жизнь и спасла. Мы его затащили в кабину и видим, что "носки" и "перчатки" — это кожа с кистей рук и ног, облезшая от ожогов… А Погалов как в бреду одно повторяет: "Сашка сгорел! Сашка сгорел!.."
Взлетаю. Поравнялся с Рухой, и вдруг мой "правак" Боря Шевченко кричит: "Дэшэка! Дэшека!" Это он увидел, как на нас разворачивается духовская "зэушка". А я как на ладони. Сто скорость, сто высота. Идеальная мишень! Инстинктивно разворачиваюсь к нему хвостом, чтобы хоть как-то прикрыться, ручку управления "от борта до борта", и слышу только, как будто кто-то, как кувалдой, по корпусу бьет. Я до этого знал выражение "смерть в затылок холодом дохнула", но думал, так, красивая фраза. Но только в этот момент вдруг такой ледяной холод от загривка к затылку пробежал, словно действительно кто-то морозом дохнул…
Как вырвался — не знаю. На инстинкте. В себя пришел уже на высоте. Осмотрелся. Все вроде в норме. Движки работают, приборы основные тоже. Только гляжу, моего ведомого на месте нет. Я его по радио запрашиваю: "Двадцать шестой! Двадцать шестой!" — тишина. Один! Меня, как током обожгло: "Сбили!". А кругом "вертушки" носятся. Кто чей — не разберешь. Одни входят в ущелье, другие возвращаются. Толкотня в воздухе. Я в эфир открытым текстом: "Ищите двадцать шестого!" А сам на точку. Раненых отвозить. А на душе кошки скребут. Сел в Баграме, и вдруг смотрю на стоянку мой родной "двадцать шестой" заруливает. Я к нему чуть ли не с кулаками, а Наумов только рукой машет. Посмотрел, а на его "восьмерке" места живого нет. Дыры в кулак. Это его так над Рухой изрешетили, когда я проскочил. И сел он тогда фактически на вынужденную. Рация разбита, навигация разбита, двигатель поврежден. Топливо самотеком поступало…
Но только отдышались — команда: сменить вышедшие из строя борта на любые исправные и на взлет, за Грудинкиным. При ударе на его борту, оказывается, несколько десантников выжило. Покалеченные, побитые смогли покинуть борт…
На этот раз проскочили к Рухе по руслу реки. Сначала подсели к месту гибели Садохина. Спецназ к этому моменту уже смог его достать. Занесли на брезенте. А затем смотрю — еще кого-то в чалме затаскивают. Я в запарке не сразу понял. А потом оказалось, что к месту падения Садохина от Рухи рванула "тойота" с "духами". Пленных брать. И со всего размаха влетела в спецназовскую засаду. Всю охрану мгновенно перебили, а одного душмана взяли в плен. И он оказался ни кем иным, как начальником штаба “духов”, да еще со всеми документами…
В этот момент я второй вертолет увидел. На островке посреди реки. Перелетели. Сели рядом. Часть "двухсотых" загрузили. Ждем. Тут ко мне десантник подбегает: мол, пока улетай. Не всех еще "двухсотых" из железа вырубили. А пули кругом просто, как пчелы. Слышу, опять по корпусу замолотили. Я "праваку" кричу: "Может быть, развернемся?" Он ко мне голову повернул: "Чего?" И в ту же секунду пуля, едва не мазнув его по щеке, попадает борттехнику, сидящему между нами, в челюсть. Тот завалился в салон, кровь ливанула. Я ведомому: "Юра! По мне долбят из "зеленки" на другом берегу. Погаси!"
А он на высоте метров шестьсот. С такой высоты разлет снарядов сто метров. А от меня до "духов" максимум сто пятьдесят…
Слышу заход, пустил. Про себя считаю "раз, два…" На пятой "зеленка" аж закипела от разрывов. Ювелирно отработал.
Эх, Юра! Все войны прошел, в таких переделках уцелел. А погиб на земле. В Дагестане под Ботлихом сразу после посадки его "восьмерку" сожгли ПТУРом с горы. Знали, что он Квашнина привез, ловили…
…Вернулись в Баграм. Осмотрели "вертушки" — хана! Редуктор пробит, несколько лопаток компрессора первой ступени выбито. В ремонт! Звоню на КП, а мне командуют: "Бери пару баграмских. Она для тебя уже движки прогревает, и давай за оставшимися!"
Опять прошли по руслу. Сели. И вновь десантура не успела всех достать. "Взлетай, — говорят, — мы тебе ракету дадим! Только ты осторожнее по руслу заходи. Тебя там уже второй раз дэшэка обстреливает…" Вот обрадовали…
Взлетел. Нахожусь в зоне ожидания. Время идет. Топливо уходит. Наконец ракета! И здесь меня как заколотило! Страх до самого нутра пробил. Ну не хочу я опять в это пекло опускаться. Не хочу!
Сколько это продолжалось — не знаю. Наверное, пару секунд, а казалось — вечность. А потом начал снижение. Тут уже инстинкт включился. Сел. И началась загрузка. В кабину убитых затаскивают, раненых, оружие, боеприпасы, сами спецназовцы лезут. Все вперемешку, навалом. Перегруз дикий. Взлетал — передним колесом по воде чиркал. Набрал высоту. Меня Павлов запрашивает: "Всех собрал?" Докладываю: "Всех!" Он опять: "Всех?" Отвечаю: "Всех!"…
Сели в Баграме. После осмотра и эту вертушку в ТЭЧ на ремонт потащили.
