Владимир Чертков - Напрасная жестокость
Офицеры и нижние чины дисциплинарных батальонов нисколько не обеспечены больше других людей от такого нежелательного с правительственной точки зрения влияния; и если нравственно тупейшие из них и способны иногда ожесточаться против таких заключенных, являющихся для них представителями каких-то "сентиментальных идей", и своею кротостью обличающие их грубость и жестокость, то большинство военнослужащих, и притом наилучшая их часть, — та самая, которая всегда руководит общественным мнением своей среды, — не может не видеть, что во всех вышеописанных и им подобных случаях благородная роль остается не за мучителями, а за мучимыми.
И потому, не говоря уже о чувстве справедливости или человеколюбия, в одних интересах собственного престижа, правительству следовало бы изменить свое отношение к людям, из за религиозных убеждений отказывающимся от военной службы.
В области государственных взглядов нельзя не признать не только нравственно просвещенными, но и крайне мудрыми следующие соображения Императора Александра I, выраженные им в его указах от 27 Ноября 1801 г. на имя Слободоукраинского губернатора и от 9 Декабря 1816 г. на имя Херсонского военного губернатора:
…."Разумом и опытами давно уже дознано, что умственные заблуждения простого народа, прениями и нарядными увещаниями в мыслях его углубляясь, единым забвением, добрым примером и терпимостью мало по малу изглаживаются и исчезают. Вот правило, коего местному начальству должно с ними держаться… Не о новом переселении сих людей помышлять теперь надлежит, но об ограждении скорее их самих от всех излишних притязаний за разномыслие их в деле спасения и совести, по коему ни принуждение, ни стеснение никогда участия иметь не могут… Благоустроенное правительство ни в каком случае и ни с кем так не поступает, и церковь православная, сколь ни желала бы обратить сих отпадших от нее чад к себе, может ли одобрить меры гонения, толико противные духу главы ее Христа Спасителя, оставившего последователям своим cиe достопамятное изречение: "аще бы бысти ведали, что есть милости хощу, а не жертвы, николи же убо бысте осуждали неповинных?" Руководясь духом сим, духом истинного христианства, можно всего лучше успеть в достижении желаемой цели по сему предмету…. Отдаление сих людей от православной греко-российской церкви есть, конечно, с их стороны заблуждение, основанное на некоторых погрешительных заключениях их об истинном богослужении и духе христианства. Сие происходит в них от недостатка в просвещении, — ибо "ревность Божию имеют, но не по разуму." Но просвещенному ли правительству христианскому приличествует заблудших возвращать в недра церкви жестокими, суровыми средствами, истязаниями, ссылками и тому подобным? Учение Спасителя Mиpa, пришедшего на землю взыскать и спасти погибшего, не может внушаемо быть насилием и казнями, не может служить к погибели спасаемого, коего ищут обратить на путь истины. Истинная вера порождается благодатию Господнею чрез убеждение, поучением, кротостью, добрыми примерами. Жестокость же не убеждает никогда, но паче ожесточает. Все меры строгости, истощенные над духоборцами в продолжении тридцати лет до 1801 г. не токмо не истребили сей секты, но паче и паче приумножили число последователей ее…"
- - — - - — - - — -
Но могут возразить, что при таком отношении к отказывающимся от военной службы все захотят избавиться от нее под предлогом религиозных убеждений; а тогда не будет войска, и, следовательно, всякий государственный строй станет невозможным.
На это возражение, если продолжать рассматривать вопрос с правительственной точки зрения, ответ состоит в том, чтобы для людей, не могущих по совести поступать в военную службу, заменять эту службу, как это отчасти уже и делалось правительством, какой нибудь другой повинностью в роде постройки зданий, устройства дорог, проведения искусственного орошения и всяких других общественных работ, лишь бы они не были связаны, хотя бы и косвенно, ни с военной, ни вообще с какой либо насильнической деятельностью. В единичных же случаях отказов от военной службы, или при неудобстве организации специальных для этой цели общественных работ, можно было бы назначать отказывающихся на подходящую должность в какое-нибудь из уже существующих правительственных учреждений, в роде служителей в больницах, поездной прислуги на железных дорогах, работников на заводах, или чего-либо подобного.
В случае же, когда отказывающиеся от военной службы, считая государственные интересы вообще неразрывно связанными с военным делом, по этому самому не признают себя в праве в какой бы то ни было форме служить государству или исполнять правительственные требования, правительство могло бы приговаривать таких людей к отбытию определенного срока тюремного заключения в гражданской тюрьме, но отнюдь не в военной, так как в первом случае, отбыв свой срок, заключенный получал бы свободу, между тем как во втором он оказывался бы в том самом безысходном для себя и нежелательном для правительства положении, в котором, как было указано, находятся подобные заключенные в дисциплинарных батальонах.
Для того, чтобы повинность или тюремное заключение, заменяющее военную службу, не привлекало к отказу от этой службы людей, побуждаемых ленью, или другими эгоистическими интересами, достаточно было бы назначить срок повинности или заключения с таким расчетом, чтобы тяжесть его несколько превышала тяжесть того срока военной службы, который соответствует семейному положению и образовательному цензу отказывающегося.
Нет, конечно, никакой надобности разрабатывать здесь предлагаемую меру во всех ее подробностях: для этого у правительства найдется достаточно компетентных сотрудников. Здесь важно только признать и подчеркнуть тот общий принцип, что для людей, не могущих по совести участвовать в военной службе, правительству, в своих же собственных интересах, следовало бы заменить эту службу другою повинностью или тюремным заключением, соблюдая при этом упомянутые условия, необходимые для того, чтобы из отказывающихся не делать мучеников, привлекающих других людей к своим нежелательным для правительства убеждениям.
- - — - - — - - — -
Приведение в исполнение правительством подобной необходимой меры потребовало бы, конечно, некоторого времени; а между тем слишком тяжелое в настоящую минуту положение страдальцев взывает о немедленном облегчении. И потому необходимо было бы теперь же, не дожидаясь вступления в силу новой меры, внушить начальству дисциплинарных батальонов и тех частей, в которых находятся такие люди, чтобы оно, признав их отказавшимися от военной службы, уже более не старалось насильственно заставлять их против своей совести исполнять частные требования этой службы.
В дисциплинарных батальонах можно было бы, во избежание нарушения общего течения службы, отделять их, когда их несколько человек, от остальных заключенных в особую палату; когда же случай единичный, то держать отказывающегося в одиночном заключении. Находящихся в распоряжении начальников отдельных частей можно было бы назначать на нестроевые должности; если же они стали бы отказываться даже и от такого участия в военной службе, то подвергать их тюремному заключению, но непременно на один какой нибудь определенный срок, признаваемый соответствующим их отказу от военной службы.
Главное же то, чтобы за каждый новый отказ от исполнения частных служебных требований, неизбежно вытекающий из их первоначального отказа от военной службы вообще, они не подвергались все новым наказаниям и добавочному тюремному заключению. Такая система сохранения за ними одного первоначального срока заключения вполне достигла бы главных целей, требуемых правительственными интересами: всякая привлекательность положения отказывающихся в глазах остальных военнослужащих была бы устранена; и вместе с тем ближайшее начальство было бы избавлено от теперешней его нравственно мучительной, но вынужденной обязанности совершать нескончаемый ряд истязаний над людьми, следующими требованиям своей совести.
То обстоятельство, что некоторые люди по своим религиозным убеждениям отказываются от военной службы уже после того, как в течение известного времени исправно исполняли ее требования, — никак не должно служить к более жестокому обращению с ними, чем с отказывающимися при самом призыве.
Все равно, отказывается ли солдат от продолжения военной службы вследствие того, что раньше, служа, он из малодушия кривил душою, или же вследствие того, что он впервые признал греховность для себя военной службы, — в обоих случаях он находится совершенно в таком же душевном состоянии, как и новобранец, отказывающийся поступить на военную службу потому, что совесть ему ее запрещает. Особенность этого общего им душевного состояния заключается в том, что они не то, что н е х о т я т, но психически н е м о г у т добровольно и по совести исполнять требования военной службы. И потому как тот, так и другой заслуживают со стороны правительства совершенно одинакового отношения.
