Александр Шубин - Ритмы истории
- Борьба идейно–политических течений, которые предлагают различные формы грядущего социального порядка, и утверждение одной из этих форм.
- Неустойчивость политической структуры.
Указанные признаки выделены пока чисто эмпирически. Можно заметить, что одни черты вытекают из других. Иногда понятен и механизм перехода от одного периода к другому. Но почему нельзя перейти от «равновесия» сразу в «нормализацию» или «интеграцию». Почему каждое общество должно хотя бы на короткое время посетить в указанном порядке каждый период, кроме «реакции» (мои попытки найти исключение пока не удались)? Об этом — ниже. А пока отметим еще одно интересное явление — смена периодов не ограничивается индустриально–этакратической (государственно–монополистической) эпохой.
ШПАРГАЛКА ДЛЯ СТУДЕНТА
Даже если, по Вашему мнению, все изложенное здесь не стоит выеденного яйца, сравнение исторических периодов имеет прикладное значение. Именно в студенческие годы я обнаружил цепочки «подозрительно» точных совпадений разных эпох, будь то древний Рим или современный Китай. Это позволяет быстро запоминать исторический материал. Нужно только понять, какому известному сюжету соответствует новый материал, вставить в нужные «полочки» даты и имена, а также наиболее существенные различия (каковых на поверку не так много) — и идти на экзамен. Этот метод меня не подводил.
Приведу пример. Если Вам знакома история России XVIII в., то совсем несложно запомнить фабулу английской истории XVI в. Если вынести за скобки правление Екатерины I (что несложно, ибо она, возглавляя государство, в истории почти не «наследила»), то сходство поразительное. Великие монархи Петр I и Генрих VIII, малолетние Петр II и Эдуард VI, кровавые Анна и Мария, блестящие, удачливые в интригах и внешней политике Елизаветы (тут даже имя не нужно запоминать), пережившие опалу и достигшие трона.
Конечно, в этом совпадении много внешнего. Такая точность — не частое явление. Но это и не просто совпадение. Между перечисленными государями наблюдается общность не только возраста и пола, но и политики — а это уже признак закономерности. Генрих VIII и Петр I — пионеры авторитарной «модернизации», в данном случае — превращения своих стран в мировые державы путем увеличения их военно–промышленного могущества. Такая политика — признак стадиальной общности двух правителей, занимающих одну и ту же нишу при переходе от феодального общества к абсолютизму и раннему индустриализму. Отсюда и другие черты явного сходства их политики: резкое усиление налогового гнета, жестокое и решительное подавление народных волнений, переход к цезарепапизму, терроризм обоих государей, ради «государственных интересов» жертвовавших ближайшими родственниками (в случае Генриха — и советниками). В то же время, в отличие от Ивана Грозного, Генрих и Петр воздержались от массовой резни элиты — им нужна была сохранность государственной машины.
После смерти «великих» «диадохи» добиваются прихода к трону слабых государей (для этого идеально их малолетство), при которых усиливается борьба кланов за власть, но ослабляется нажим государства на народ. Естественным следствием является победа одной партии и ее кровавый террор против другой. Затем происходит мобилизация правящей элиты против новой напасти и утверждение на троне популярной в ее среде и опытной в делах конспирации (опала не проходит даром) правительницы. Как видим, нет ничего более закономерного, чем исторические случайности.
Приведенная выше «студенческая шпаргалка» (которая на практике может быть гораздо подробней) имеет прямое отношение к периодам, обнаруженным нами в ХХ в. Рассмотрим основные периоды истории России времен династии Романовых, продолжая держать в памяти черты этих периодов. Смутное время — классический «импульс» (а значит, признак завершения предыдущего большого цикла — эпохи). Допетровская Россия ХVII века — «формирование». Даже политическая борьба идет по тем же правилам, что и в период НЭПа — сначала формирующийся российский абсолютизм расправляется с ортодоксами–раскольниками («троцкисты»), а затем со своими недавними умеренными союзниками, не готовыми поддержать неограниченное самодержавие и антикрестьянскую внутреннюю политику (Патриарх Никон — «бухаринцы»). Конечно, колорит эпохи накладывает на события свой неповторимый отпечаток — вместо бунтов ХVII в. в ХХ веке мы видим рабочие стачки, вместо крестьянской войны — волну крестьянских восстаний. Но, что характерно, аналогичные друг другу события обоих столетий следуют друг за другом в определенном порядке и в XVII, и в ХХ в.
Этот порядок наводит нас еще на одно важное заключение — смена «мини-периодов» присутствует и внутри каждого периода. В XVII в. «формирование» прошло их полный набор (что, как мы увидим, бывает не всегда): «формирование» — 1613–1645 гг., «патернализм» — 1645–1652 гг., «равновесие» — 1652–1658 гг., «конфронтация» — 1658–1671 гг., «нормализация» — 1671–1676 гг., «интеграция» — 1676–1689 гг., «синтез» — 1689–1698 гг.). В дальнейшем такие периоды в периоде мы будем называть стадиями первого уровня (соответственно — стадии в стадиях первого уровня — стадиями второго уровня и т.д. — обычно стадии несложно проследить до 5–6 уровня). В связи с этим нам пора ввести определенную иерархию этапов развития различной интенсивности. Эпохи состоят из периодов, периоды — из стадий первого порядка, стадии первого порядка — из стадий второго порядка и так далее.
Но вернемся к периодам романовской России. Период 1698–1741 гг. Петровская индустриализация, резкое усиление налогового прессинга крестьянства, подавление попыток сопротивления как со стороны крестьян, так и со стороны других социальных слоев от бояр до стрельцов, политика широких репрессий в отношении потенциальных заговорщиков, захват Прибалтики и всеобщая бюрократическая регламентация. Если забыть о привитом нам с детства стереотипе благотворности петровских преобразований и применить к периоду 1698–1740 гг. критерии периода «реакции», то мы увидим родство первой половины XVIII в. с СССР времен Сталина.[9] Конечно, при этом следует выносить за скобки различие между индустриально–этакратической эпохой ХХ в. и раннеиндустриальной (абсолютистской) эпохой XVIII в. В остальном оба «индустриализатора» подпадают под перечень черт «реакции».
И все же масштабы деформации общества в XVIII и ХХ вв. заметно разнятся. Это не влияет на характеристики периода (они выдерживаются) и может быть разъяснено разницей эпох. Но не только. Сравним «мини-периоды» (далее — стадии) внутри периодов 1930–1953 гг. и 1698–1740 гг. Формирование — 1930–1932 гг. и 1698–1725 гг. Реакция — в сталинское правление это время великого голода 1932–1933 гг. В XVIII в. подобное явление не обязательно, что не должно нас смущать — реакция и на уровне периодов не обязательна. Патернализм — 1933–1934 гг. и 1725–1730 гг. Стадиальное равновесие при Сталине — 1935–1936 гг., конфронтация — 1936–1939, нормализация — 1939–1945 гг., интеграция — короткая «оттепель» 1945–1946 гг., синтез — 1946–1953 гг., импульс — 1953 г. В XVIII в. находим точные аналоги только для последних трех стадий — короткая попытка верховников ограничить самодержавие в 1730 г., жесткое правление Анны Иоанновны 1730–1740 гг., и переворотный импульс 1740–1741 гг. Таким образом, в XVIII в. Россия объехала три центральные стадии периода реакции, которые в ХХ в. составили наиболее разрушительный и кровавый период 1935–1945 гг. Так что смена периодов и стадий (а также стадий в стадиях и так далее) не исключает влияния субъективного фактора. Можно "перескочить" через периоды реакции, стадии реакции и три центральные стадии. На этом уровне обязательными являются формирование, патернализм, интеграция, синтез и импульс (как мы увидим, теоретически может «выпадать» и стадия синтеза, но таких примеров не приходилось встречать).[10]
Период 1741–1825 гг. демонстрирует нам пример «патернализма» или, выражаясь языком ХХ в., «оттепели». Как и во времена Хрущева, здесь есть свои «заморозки» и бунтовские взрывы (в этом проявляются и сменяющие друг друга стадии), но в целом критерии периода выдерживаются. «Равновесие» — 1825–1855 гг. — Россия Николая I. Уже заметно ускорение развития страны в XIX в. «Конфронтация» — 1855–1881 гг. — время «Великих реформ» и народнического терроризма. Затем следует «нормализация» Александра III (1881–1894 гг.), недолговечная «интеграция» в начале правления Николая II (1894–1899 гг.), сменившаяся также непродолжительным политическим, социальным и экономическим «синтезом» (1899–1904 гг.). И, наконец, импульс — «осенняя весна» 1904 г., завершившаяся Кровавым воскресеньем — грань новой эпохи — эпохи революций (1905–1921 гг.). Резкое ускорение развития России после реформ Александра II — яркий пример догоняющего развития, которое создает непрочную социальную структуру, подверженную «великим потрясениям», которые и постигли Россию в начале ХХ в.[11]
