Газета Завтра Газета - Газета Завтра 310 (45 1999)
…Три года назад очень многим в России хотелось верить, что "страшная" и "непонятная" чеченская война наконец-то закончилась. Что с уходом наших войск воцарятся мир и согласие. Так тогда казалось. Русских в этом убедили Гусинский и Березовский, Лебедь и Черномырдин, Рыбкин и Ковалев. Но это была ложь! И весь ее ужас заключался в том, что после ухода русских войск война не закончилась. Чечня не отпустила Россию. Все оказалось не так, как обещал хрипатый, как несмазанная телега, Лебедь, шелестяще-шелушащийся Рыбкин, ярый, как цадик на похоронах, Березовский. Война не отпустила Россию и чумной старухой потянулась вслед за ушедшими войсковыми колоннами в Россию.
Война продолжилась. Но уже у нас, в России. Сначала в огне оказалась граница. Каждый день сводки приносили сообщения о новых и новых вылазках боевиков, о новых и новых жертвах. Угонах скота, машин, грабежах, воровстве людей, убийствах, обстрелах. Это было каждый день. Ставрополье, Дагестан, Осетия — стали с тех пор зонами боевых действий. Но нас убеждали, что это все ерунда, обычные трудности "послевоенного" периода. Потом война пришла в Москву, в Смоленск и в Питер. На наших улицах загрохотали взрывы и очереди. Это боевики приехали брать с России контрибуцию. Прямо из московских квартир увозить в чеченские "зинданы" рабов и заложников. Но спирохетоподобный Березовский юрко объяснял, что это все оттого, что мы не умеем договариваться с горцами, что не даем Чечне денег на восстановление. А потом боевики сами пришли в Россию. Пятитысячный корпус Басаева — Хаттаба вознамерился провести поголовную "ваххабизацию" Дагестана. Потом они стали убивать нас сотнями, взрывая спящими в собственных домах. И тогда Россия поднялась с колен…
Колонна неторопливо прошла мимо КПП и, набирая скорость, помчалась по шоссе. Сидевший в командирском люке старший лейтенант сделал знак рукой — и со всех сторон резко залязгали затворы. Бойцы привели оружие в боевое положение. Ожила башня. Мягко развернулась в сторону леса и "уткнулась" в него раструбами пулеметов…
"Бэтээр" для спецназовца — это что эсминец для моряка. Легкий, быстрый, он в умелых руках, даже со своими двумя пулеметами, становится грозным оружием. При кажущемся хаосе на броне царит жесткий и строгий порядок. Каждый боец имеет свой сектор обстрела, на каждом направлении задействован весь арсенал оружия. Уязвимую корму прикрывает сидящий в центре пэкаэмщик, иногда на месте ПКМа ставят даже АГС. Бойцы по бортам прикрывают фланги. Командир и замкомвзвода держат переднюю полусферу. Башня работает по всем секторам, выбирая самые опасные и труднодоступные цели. Мощь КПВТ такова, что даже на расстоянии в километр он прошивает, как картон, кирпичную кладку дома. Кроме этого, на броне рассредоточен еще целый арсенал. "Мухи", "Шмели", "Осы", дымовые шашки. У всех "спецов" гранаты, у каждого второго подствольники. В любую секунду "бэтээр" готов ощетиниться стеной огня, смести, выжечь врага. А если придется трудно, то, прячась за дымовой завесой, огрызаясь свинцом, он, прикрыв своим бортом десант, доведет его до спасительного укрытия и сам станет "дзотом".
Армейцы любят "бэтээры". Живучие, устойчивые на подрыв и гранатометный выстрел, вездеходы "бэтээры" стали настоящими русскими "фрегатами" войны.
…ЗАМЕЛЬКАЛИ ДОМА и заборы какого-то поселка. На перекрестке у блокпоста топталась группа стариков в "почетных" папахах, что-то объясняя высокому офицеру в сером "ночном" камуфляже. Жались к обочинам, пропуская колонну, местные машины. Чечня! Снова Чечня.
Всего три года назад казалось, что уже никогда у России не хватит сил и мужества вновь вернуться сюда. Вновь пройти теми же путями. Вновь окапываться на тех же перевалах и вершинах. Но вот мы снова идем на Горагорск. И видения той, предыдущей, дороги встают перед глазами.
…Посадка. Она, как погружение на дно какого-то древнего, языческого ада, где нет прошлого и будущего, нет верха и низа, нет света и пейзажа. Нет даже библейской геенны огненной, а лишь один бесконечный, липкий, сырой и пронизывающий до холода под сердцем туман, в котором ты теряешься безвозвратно и безвестно, который, как кислота, растворяет чувства и ощущения, притупляет сознание и лишает надежды. Из которого, кажется, уже никогда не вырваться.
И когда уже на глиссаде борт, наконец, вынырнул из облачности над верхушками приаэродромной лесопосадки, стало почему-то легче. Все вернулось на круги своя. Мы были здесь, на пороге кавказского ада. И чистилищем перед ним стелился под плоскостями Моздок.
В декабре 1994 года вокруг аэродрома войск было столько, что яблоку было негде упасть. Пехота, танкисты, артиллерия, связь, авиация. Все было перемешено в странную, дикую взвесь. По краям аэродрома — бесчисленные стрелковые взвода, чертыхаясь и утопая в осклизлом черноземе, разворачивались в уставные цепи, бежали падали, окапывались, едва не оказываясь под гусеницами танкистов, которые здесь же пытались наверстать за три дня то, что не делалось годами. То тут, то там оглушительно рвались, взметая к низкому дождливому небу, фонтаны грязи, разрывы — это "учились" саперы. В единственном на всю группировку тире для стрельбы из пистолета пытались пристреливать пулеметы "бэтээров". И над всем этой какофонией витал дух какой-то обреченности, нервозности и суеты. Никто не знал, что его ждет, никто не был готов к надвигавшемуся часу "икс".
В ОДИН ИЗ ДНЕЙ, помнится, пригласил к себе начальник разведки ВДВ Павел Яковлевич Поповских. В кабинете находились еще два десантника. Молодые крепкие ребята. Вообще, в те дни создалось ощущение, что единственной по-настоящему боеготовой частью русской армии был полк спецназа ВДВ, который создал и сформировал Павел Поповских. Так оно потом и оказалось. Именно Павел Поповских и его бойцы смогли в новогоднюю ночь 1995 года пробиться к генералу Рохлину и переломить ход боев в Грозном. Просьба его была лаконична — переодевшись в "гражданское", проехать по трассе Моздок — Горагорск и снять на видео развилки дорог и возможные укрепления дудаевцев. Снимать должны были его разведчики, сидевшие рядом. Мы же должны были осуществлять прикрытие группы "под журналистов". Нам дали старую "Ниву" с московскими номерами и рано утром мы отправились в путь. Долго взбирались по горному серпантину. Резина у нас оказалась практически "лысой", и мы то и дело буксовали на заснеженной горной дороге. Наконец перевалили через хребет и выскочили на равнину. На большем перекрестке-круге остановились первый раз. Изображая журналистов, "проинтервьюировали" ингушский милицейский пост на фоне развязки и здания КПП. Ингуши дружно утверждали, что не оставят в беде своих "чеченских братьев", и если что, добровольцами уйдут к ним воевать против России. Они именно так и сказали, себя, видимо, уже не считая ее гражданами. Потом, почему-то проникнувшись к нам симпатией, они повезли нас к "чеченским братьям" в Горагорск, "настоящим боевикам", как они объяснили, чтобы те тоже "дали интервью". Упускать такой шанс было нельзя. И, несмотря на то, что корреспондентское удостоверение было только у одного из нас, а "гражданка" спутников состояла из военных бушлатов без погон да спортивных штанов, мы поехали.
Потом мы почти до сумерек болтали с наряженными в какую-то полувоенную форму "чечами", оборудовавшими укрепления на въезде в Горагорск. Снимали их на фоне замаскированной под деревьями пушки, у загнанного в дом "бэтээра", над линией глубоких траншей, входа в блиндажи. Война еще не началась. Было интересно разглядывать боевиков, выслушивать их мудрствования. И постоянно ловить себя на мысли, что не ощущаешь ненависти к ним, злобы или презрения. Скорее, грусть и сожаление. Грусть оттого, что этих, в общем-то, обычных мужиков, говорящих с нами на одном языке, учившихся в тех же школах, что и мы, смотревших одни и те же фильмы, мечтавших, наверное, об одном и том же, вдруг так жестоко и страшно оторвали от нас, оболванили простыми и очень убогими даже не идеями, нет! — просто лозунгами, посулами. Сбили в их душах крышки с горловин, в которых таились самые примитивные и реликтовые чувства. И что слепоту эту уже не излечить лекциями или спорами. А значит, очень скоро мы будем смотреть друг на друга в прорези прицелов, уже не сожалея ни о чем, без жалости, без сомнений…
…Кажется, это была единственная видеозапись маршрута, по которому должны были через полтора суток двинуться войска. На других маршрутах не было даже этого.
ВСЕ ЭТИ ГОДЫ нет-нет, да возвращаешься мыслями к той далекой поездке, к тем разговорам. И путь на Горагорск стал чем-то мистическим, как сошествие в закипающий огнем ад. С горечью знания о грядущих муках и невозможностью их остановить, отвести…
