Мэлор Стуруа - С Потомака на Миссисипи: несентиментальное путешествие по Америке
— Нет, никакой, — слишком уж поспешно отвечает Рэйфорд и с мягкой улыбкой добавляет: — Просто мистер Моро пользовался большей популярностью среди избирателей. В студенческие годы он был знаменитым футболистом. Да и его отец в прошлом известный легкоатлет. Он даже был олимпийским чемпионом в тридцатые годы.
Раздается смех. Обстановка на мгновение разряжается.
— Возможно, футбольная карьера и впрямь помогла мне, — подхватывает судья Моро. — Впрочем, на сей счет есть и такая притча. Одного индейца, впервые побывавшего на футбольном матче, спросили, каково его впечатление. «Если это игра, то она слишком груба, если же это драка, то она слишком нежна», — ответил индеец.
В комнате городского суда Батон-Ружа вновь раздается смех. Притча всем пришлась по душе.
— Ну а ваша избирательная борьба с Моро была игрой или дракой? — спрашиваю я почтенного Рэйфорда. Смех мгновенно обрывается.
— Ни тем и ни другим, — мягко отвечает Рэйфорд и заискивающе смотрит на Моро.
Попадая с берегов Потомака на берега Миссисипи, из Вашингтона, где негры политическая сила, в Луизиану, где негры все еще тягловая сила, даже невооруженным глазом замечаешь разницу в их поведении. И Луизиане негры, в особенности те, которым как Рэйфорду, есть, что терять, в присутствии белых говорят мягким голосом, заискивающе. Отвечая на вопросы посторонних, заглядывают в глаза белым, как бы осведомляясь, ну как, мол, все ли в порядке, довольны ли вы мною, не напутал ли я чего, не напортачил ли грешным делом? Здесь это называется «дядетомизмом» — от дяди Тома из знаменитого романа Бичер-Стоу. В глазах нынешнего поколения американских негров дядя Том выглядит не бунтарем, а паинькой, готовым сотрудничать со своим хозяином, в котором он видит не рабовладельца, а просвещенного покровителя, чуть ли не отца родного, хотя и строгого, но всегда справедливого.
Рэйфорд из породы «дядетомистов».
— Люди старшего поколения еще помнят негров, запертых в клетках или выполнявших тяжелые каторжные работы в кандалах и наручниках. Сейчас иные времена. Правосудие стало мягким. Могил на тюремных кладбищах все меньше и меньше. Люди выходят на свободу живыми, — говорит он.
Судья Дэниелс, наш Вергилий по луизианскому судебно-тюремному аду, начинает беспокойно ерзать на скамье подсудимых. Видимо, патока почтенного Рэйфорда вызвала у него очередное выделение желчи.
— Иные времена, мягкое правосудие... Все это чепуха. Рэйфорд один из богатейших людей в Батон-Руже. Его дом может посрамить дома многих белых джентльменов. Что знает он о могилах на тюремных кладбищах? Вот посетите «Анголу» и убедитесь сами. «Ангола» — это наша самая знаменитая тюрьма. Люди редко выходят из нее на свободу живыми. Кстати, мой дом победнее рэйфордовского. Его два раза бомбили, чтобы «повлиять» на мои решения...
Дэниелс еще с минуту прислушивался к сладкоречию почтенного Рэйфорда и дуэта судей-суперменов, а затем снова заворчал:
— Наше судебное сословие лжет и клятвопреступничает лишь в одном случае, когда это ему выгодно. Во всех остальных случаях мы сама честность и правдивость...
Атмосфера в комнате № 201 еще больше накаляется. Символически расслоившаяся аудитория — белые на скамьях для присяжных и черные на скамьях для публики — все больше начинает втягиваться в перепалку. Госпожа Мэри Миллсэп, глава департамента по надзору за условно освобожденными и несовершеннолетними преступниками, женским инстинктом понимает, что пора кончать, пока еще не поздно.
— Леди и джентльмены, — обращается она к нам. — Мы и так задержали начало судебного разбирательства. Да и ваш график весьма уплотнен. Давайте оставим судью Моро, я познакомлю вас с моими коллегами и подопечными.
Намек понят. Мы шумно подымаемся со скамьи подсудимых и прощаемся с Моро и Уайтом. Белые судьи в черных мантиях пожимают нам руки. Не знаю, стало ли правосудие более мягким в Луизиане, но если судить по твердым рукопожатиям суперменов-футболистов, то вряд ли...
С подопечными мисс Миллсэп мы познакомились лишь на следующий день, а встреча с ее коллегами была мимолетной. Это были в основном молодые полицейские — парни и девушки, слегка принаряженные под хиппи, видимо, для того, чтобы внушать больше доверия малолетним преступникам.
— Какие виды преступности наиболее распространены среди несовершеннолетних? — спрашиваем мы мисс Миллсэп.
— Угон автомобилей, вооруженные ограбления, мелкие кражи в супермаркетах. Преступления в основном совершают дети бедняков и негры. У них нет денег, а кругом изобилие товаров и машин. И телевидение круглосуточно рекламирует их, вбивая в головы людей мысль о том, что каждый должен обладать автомобилем, домом, холодильником и прочими вещами. Но как обладать ими, если нет денег? Путем воровства и ограблений. Это очень по-американски: раз я должен иметь, я и буду иметь. Не важно как, но буду.
В беседе принимают участие только белые полицейские. Единственный коллега мисс Миллсэп с черным цветом кожи — девушка-полицейский упорно молчит, прислушиваясь к беседе, презрительно поджав губы и столь же презрительно переводя взгляд со спрашивающих на отвечающих.
— Почему так мало негров в полиции Батон-Ружа? — обращаюсь я к ней.
Поскольку вопрос адресован конкретно к ней, а не вообще, девушка-полицейский вынуждена нарушить свое презрительное молчание.
— Трудности с набором. Негры не хотят идти служить в полицию, — лаконично отвечает она и вновь замолкает. Но тон и смысл ответа много просторнее слов.
Для негра, в особенности на Юге, служба в полиции равносильна коллаборационизму с противником. Противник — система, политический и социальный строй, короче, все то, что негры называют с нескрываемой ненавистью «структура власти». Любую и каждую жертву этой структуры они заносят в число политических заключенных. Быть может, с юридической точки зрения подобное обобщение слишком всеядно, но с точки зрения правды жизни оно неоспоримо.
Неожиданно вбегает судебный клерк. Он сообщает, что судья Моро приглашает нас послушать дело, которое он разбирает. Мы, разумеется, соглашаемся. Любопытно посмотреть супермена в действии. Но ожидание оказывается обманутым. Дело гражданское, к тому же мелкое: владелец автомашины судится с авторемонтной мастерской за недоброкачественную починку бампера. Утомленный перелетами, переездами и пересадками, я засыпаю, сначала маскируясь, затем откровенно. Возвращает меня к яви прикосновение чьей-то руки. Это судья Дэниелс.
— Ну, что же это вы, дружище, проспали наглядную, демонстрацию защиты прав человека в Луизиане!
— А чем кончилось дело? — спрашиваю я, пытаясь скрыть смущение.
— В том-то и дело, что судья решил удовлетворить иск пострадавшего. И, знаете, кому он этим обязан? Вам, вам спавшему. Находясь в объятиях Морфея, вы тем не менее повлияли на исход тяжбы.
— Каким это образом? — Я заинтригован, сонливости как не бывало.
— А разве вы не заметили, что в качестве истца выступал негр, а в качестве ответчика белый и к тому же представитель фирмы, поддерживавшей судью Моро в финансовом отношении во время избирательной кампании? Если бы не вы, не видать истцу компенсации за свой бампер.
— Откуда было знать тонкости местной политической кухни?
— Ну теперь-то вы знаете о них, так что жертва пешки, предпринятая судьей Моро, окупилась.
— Во всяком случае, для истца.
— Ну это дело последнее.
«Права человека» — своеобразный пропагандистский бампер, при помощи которого Вашингтон пытается амортизировать соприкосновение с действительностью», — заношу я в записную книжку. Спасибо судьям Моро и Дэниелсу за родившееся в моей сонной голове сравнение...
Из городского суда Батон-Ружа мы отправились в мэрию. Стало припекать, и мы с нескрываемой завистью поглядывали на Эдди, сменившего форму помощника шерифа на легкую весеннюю одежду. Исчез и револьвер-пушка. Вместо него за ремень брюк Эдди был засунут миниатюрный пистолет.
— Револьвер жены, — пояснил Эдди, перехватив мой взгляд. — У нас в Луизиане многие женщины носят оружие. Когда у тебя под боком живут негры, так спокойнее.
Расистская пропаганда, подогревая ненависть к цветным, малюет всех негров как потенциальных насильников. По всей стране, в особенности на глубоком Юге, создаются женские организации, членов которых обучают обращению с огнестрельным оружием. Запуганные, взбаламученные буржуазки, носящие в своих сумочках вместе с пудреницей и помадой пистолеты, служат великолепными дрожжами расизма, прикрываемого благородным флером «самообороны простых граждан против преступности», что на поверку оказывается лишь слегка модернизованным судом Линча...
Полицейский «воронок» доставил нас в мэрию. Мэр Вудро («Вуди») Дюма — «никаких родственных связей с Александрами Дюма, отцом и сыном», видимо, в который уже раз сострил он, — приветствовал нас у выхода из лифта и тут же передал на попечение судьи Элмо Лира.
