Юрий Корнилов - Гувернантка из ЦРУ

Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда, рассмотрев в открытом судебном заседании дело Бурдюга, приговорила его к лишению свободы. А одновременно завершился и московский период деятельности малопочтенного, но предприимчивого месье, оперировавшего удостоверением Франс Пресс: его выдворили из СССР.

Для того чтобы поставить в этой истории все точки над «и», остается ответить лишь на один вопрос: как же заведомый провокатор и эмиссар НТС оказался на посту московского корреспондента такого солидного, казалось бы, информационного агентства, как Франс Пресс? Этот вопрос тем более закономерен, что многие крупные западные органы массовой информации, отнюдь не испытывающие симпатий к СССР, но пекущиеся о собственном реноме, давно уже отказались от каких бы то ни было форм «сотрудничества» с таким гнездом провокаторов-антисоветчиков, каким является НТС. Многие — но не все. Кто же поставляет иным буржуазным органам массовой информации шпионов и диверсантов, прикрывающихся удостоверениями журналистов? Жеделягин, например, был зачислен в агентство по рекомендации некоего Рутченко, проживающего в Париже «русского литератора». Впрочем, чтобы стало яснее, почему именно Рутченко выступил в роли протеже Жеделягина, следует подробнее рассказать и об этом господине…

Н. Н. Рутченко — 1916 года рождения, уроженец Кишинева, бывший студент Ленинградского университета, отчисленный за неуспеваемость. В начале войны призван в армию. Два месяца спустя сдался в плен фашистам. В конце 1941 года появился в лагере для советских военнопленных под Гатчиной. Его бывшие однополчане, входившие в штаб сопротивления, не знали, что рядом оказался подсадной осведомитель гестапо. Они готовили вооруженное восстание. Рутченко выдал всех. Вместе с эсэсовцами он расстреливал патриотов.

За «особые заслуги» предатель и убийца был зачислен в разведшколу 18-й германской армии «Зет-Норд». В 1942 году со шпионским заданием забрасывался в тыл Красной Армии, а по возвращении, уже в роли матерого гестаповца, допрашивал и расстреливал советских военнопленных в Пушкине, Красном Селе, Павловске, а затем — на оккупированной Украине, в Кировограде, Днепропетровске, Харькове. Конец 1943-го застает Рутченко в Берлине, где в качестве инструктора абвера он готовит диверсионно- террористические группы для заброски их в советские республики Средней Азии. В 1950 году в Австрии Рутченко, в соответствии с «полномочиями руководящего функционера НТС», подписывает соглашение со спецслужбами США об организации самостоятельного отделения НТС в Вене. Затем Рутченко переводят в Париж, где он начинает карьеру «публициста», активно подвизаясь в парижском филиале радиостанции «Свобода», этой содержанки ЦРУ. Таков портрет господина, «продвинувшего» Жеделягина сначала в аппарат Франс Пресс, а затем и на пост корреспондента агентства в Москве. И хотя на Жеделягина были возложены в советской столице несколько иные функции, чем, скажем, на представителя «Ньюсуик» Нагорского, нетрудно увидеть, что конечные цели их провокационной деятельности были одни и те же: идеологические диверсии. Удивляться, впрочем, не приходится — ведь и хозяин у них один…

Но продолжим знакомство с некоторыми из «их людей» в Москве. Перед нами — фотоснимок, сделанный в одном из отделений милиции Москвы. Субъект с бачками в потертых джинсах, понуро сидящий у стола, на котором разложены стопки американских долларов и западногерманских марок, — картина, достаточно хорошо знакомая не только по детективным повестям, но и из газетной уголовной хроники, повествующей о борьбе со спекулянтами-валютчиками. Кто же на сей раз нарушил закон — какой-нибудь жуликоватый любитель «сладкой жизни», не желающий честно трудиться и занятый в основном рысканием у отелей в надежде поживиться у заезжего иностранца? Нет. Перед нами Франц Древер, сотрудник западногерманского информационного агентства ДПА, еще сравнительно недавно представлявший это агентство в Москве.

— Что заставило вас заняться спекуляцией валютой?

— Это вышло случайно, поверьте…

Случайно? Нет, конечно: все поведение Древера во время пребывания в СССР, весь стиль его «деятельности» вели его именно к такому финалу. Как и Нагорского и Жеделягина, советская действительность Древера интересовала мало. С самого начала он, даже не дав себе труда вглядеться в окружающее, принялся малевать политику и жизнь СССР сплошной черной краской. А поскольку подходящего «материала» не было, начал шнырять по закоулкам и подворотням в поисках всякого рода сомнительных лиц, у которых можно было бы поживиться какой-нибудь гнилой антисоветской «сенсацией». Заводя более чем сомнительные связи, он очень скоро обнаружил следующее: хотя агентство ДПА и неплохо оплачивает его деятельность, он может сорвать куш и побольше, коль скоро совместно с одним из своих новых знакомых займется спекуляцией валютой…

Так произошло то, что если не неизбежно, то с большим процентом вероятности должно было произойти: охота за антисоветскими «сенсациями» сначала привела к контактам с отбросами общества, а потом переплелась с уголовщиной и завершилась противозаконной деятельностью. Древер при всей его оторванности от советской жизни некоторые специфические участки этой жизни, а именно те, о которых трактует Уголовный кодекс, судя по всему, знал неплохо и потому сильно переполошился, когда милиция, что называется, схватила его за руку при совершении очередной противозаконной валютной сделки. Когда же выяснилось, что власти, как говорится в таких случаях в официальных документах, решили проявить добрую волю и не привлекать Древера к уголовной ответственности, сей господин в полной мере проявил то качество, которое должно быть органически присуще сотруднику информационного агентства: оперативность. Ему даже не успели официально объявить, что участие в валютных махинациях несовместимо со статусом иностранного корреспондента, аккредитованного в Москве, а он уже сломя голову несся в аэропорт Шереметьево с тем, чтобы первым самолетом вылететь в Бонн.

В настоящее время, насколько известно, Древер не без успеха подвизается в некоторых органах буржуазной западногерманской печати в качестве «эксперта по Советской России».

В заключение «портрет» еще одного находившегося в СССР представителя «свободной западной прессы», на сей раз — с японских островов. Такаюки Накадзава— московский корреспондент японского информационного агентства Дзидзи. В Москве проработал девять лет. Девять лет! За такой срок действительно можно стать «экспертом по России», вкладывая в это понятие (которое из-за специфического «усердия» самих же западных «советологов» ныне чаще всего звучит как расхожая характеристика охотников за антисоветскими «сенсациями») вполне серьезное содержание: «эксперт по России» — это человек, который хорошо знает Советский Союз, серьезно, вдумчиво и заинтересованно изучает и анализирует его внешнюю и внутреннюю политику, стремится дать объективную, опирающуюся на реальные факты оценку советского образа жизни.

Если собрать воедино все, что написал, будучи в Москве, Накадзава, получится, пожалуй, несколько томов. Но сколько ни перелистывай эти тома — объективного анализа советской политики, советской действительности в них не найдешь. Налицо пережевывание все тех же избитых антисоветского характера постулатов и концепций, на которых с небольшими вариациями специализируется уже не одно поколение западных коллег Накадзавы: упорно не сбывающиеся пророчества о «провалах» и предстоящем «крахе» советской экономики, явно тенденциозный «анализ» состояния и перспектив советской внешней торговли, злонамеренные вымыслы о якобы имеющем место в стране «ущемлении прав человека». И тут же опубликованная в японском журнале «Сюкан гендай» (сентябрь 1982 г.) пространная статья об условиях труда иностранных корреспондентов в СССР. Статья, цель которой — показать руководству Дзидзи и влиятельным пайщикам агентства (а в их числе японские корреспонденты называют такие ведомства, как японское «исследовательское бюро», то бишь разведка, и ЦРУ США!), как нелегко живется в Москве ему, Накадзаве, как «притесняют» его и его коллег по перу официальные власти, как сложно ему развернуться, дабы полностью удовлетворить аппетиты и самого Дзидзи и особенно его опекунов, алчущих максимально больших доз как открытой, так и «неофициальной», «доверительной» информации об СССР! Правда, оговоримся, что под статьей Накадзава предпочел подписаться псевдонимом «Н». Но ведь имя автора читатели узнают не только по подписи. Они судят о нем, как говорится, по почерку, то есть по свойственным автору манере и стилю письма.

Хотя сочинение Накадзавы о «препятствиях» и «преградах», которые советские власти якобы неустанно и повседневно воздвигают тут и там, дабы максимально осложнить деятельность аккредитованных в Москве иностранных журналистов, от начала до конца основано на выдумках, инсинуациях, на умышленном передергивании и извращении фактов, в одном отношении это произведение отвечало истине: самому Накадзаве в СССР действительно приходилось нелегко. Но не потому, что кто-то пытался искусственно ограничить рамки его журналистской деятельности, отнюдь нет! Все дело в том, что сам Накадзава с некоторых пор решил совместить эту вполне легальную деятельность с другой, нелегальной, более того — противозаконной. Иными словами, он, как и Древер, пришел к выводу, что, хотя и неплохо платят ему в Дзидзи, ему, пожалуй, есть смысл прибавить к этим официальным доходам иные — неофициальные. И стал Накадзава жить двойной жизнью: ночью он — корреспондент, отстукивающий в своем бюро в многоэтажном доме на Садово-Самотечной улице в Москве, где обитают многие иностранные журналисты, очередной опус о «происках и коварстве Москвы», а днем и вечерами — спекулянт и валютчик, скрупулезно подсчитывающий поступающие доходы…