Газета Завтра - Газета Завтра 161
Хочется сказать господам либералам: не хотели российского планирования, у вас будет китайское.
Но оставим в стороне китайские упования и перейдем к другим, которые ничуть не более китайских укоренены в нашей реальности. В ближайшем будущем российскому хозяйственному истеблишменту придется, видимо, окончательно распрощаться с дорогой его сердцу и теплящейся пока еще надеждой на западные инвестиции. Это тоже нелишне иметь в виду.
И без того приходится слышать сердечные сокрушения: ну отчего же они к нам не идут, почему не хотят скупать наши заводы даже за бросовую цену. И в самом деле, поведение потенциальных иностранных инвесторов, на первый взгляд, не вполне понятно. Почему столь аномально низка степень присутствия на российском экономическом пространстве крупнейших ТНК? Что они медлят? “Какого ляда” упускают такие “бесценные” возможности?
Не исключено, что эта загадка имеет очень простое решение. Совершенно ясно, что Китай не хочет приема России в НАТО, и что он в состоянии заблокировать этот прием. Ну кто будет вкладывать капитал рядом с логовом китайского дракона, зная о грандиозных маневрах китайской армии в августе 1996 г., после которых, судя по ряду закрытых документов, у НАТО поостыло желание расширяться на Восток в режиме намеченного “блиц-крига”. Что же касается российской армии, то, надо полагать, крупные западные инвесторы после Чечни вовсе не намерены доверять ей защиту от “дракона” своих драгоценных долговременных интересов.
Иностранные инвесторы сейчас, похоже, видят положение России относительно Китая примерно таким же, каким они видели положение Тайваня: прямые иностранные инвестиции в экономику Тайваня всегда были не столь велики, как это рекламировалось в политизированных американских масс медиа, ориентированных на простого читателя.
Мы постоянно рекламируем свое желание быть открытыми миру. Но чтобы “быть открытым”, нужно прежде всего быть! России сейчас в известном смысле нет. Если страна не защищает свои экономические интересы, она экономически очень быстро перестает существовать. Фаза, в которой мы сейчас находимся, — это фаза распада с неизбежным последствием в виде реинтеграции обломков российского экономического пространства в другие, более жизнеспособные экономические образования. И не приходится сомневаться, что при продолжении распадной фазы значительная часть российского народно-хозяйственного комплекса интегрируется в китайское экономическое пространство, а отнюдь не в “европейский дом”. При этом на первый план выйдет не инвестиционный, а силовой и демографический аргументы Китая. Парировать подобные аргументы нынешняя Россия не сможет. Или, быть может, “синдром открытости” наших либералов так силен, что они хотят открываться абы кому? Хотя бы и всегда закрытой наглухо Поднебесной?
Есть фактически только две возможности: либо Россия будет существовать в качестве самостоятельной политической и хозяйственной единицы, либо она интегрируется на Восток и превратится с течением времени в периферию китайской империи, аналогично тому, как она была в свое время периферией империи, созданной ныне весьма уважаемым в КНР Чингисханом.
Конечно, торговать с Китаем нужно. Болезнь, которой болеет Россия — это болезнь западного, а не китайского происхождения. Вопрос заключается в том, что нужно импортировать из Китая в первую очередь. Можно импортировать электронику, можно импортировать ширпотреб. Но гораздо важнее импортировать другую китайскую “продукцию” — это дух опоры на собственные силы и, конечно же, китайскую модель регулируемого рыночного хозяйства. Она все равно придет к нам — в крайнем случае с китайским менеджером и плановиком. А значит и с китайским солдатом, защищающим интересы менеджера. И китайским колониальным администратором, проводящим в жизнь наметки “плановика”.
Что же касается нашего псевдолиберального кота, который не ловит мышей, а только умеет жрать кити-кэт, то его изловят, как бы он не пытался запоздало спрятаться в черной комнате. Уж китайцы сумеют это сделать лучше, чем кто бы то ни было!
А. БАТУРИН
( Россия и СНГ ): “ПОБЕДИТЕЛЕЙ НЕ СУДЯТ” М. Подкопаева
10-11 декабря — На встрече Рахмонова и Нури в Афганистане достигнуто соглашение о прекращении огня, парафирован текст мирного договора.
13 декабря — Х-А.Тураджонзода категорически против мирного договора, подписанного “под нажимом Раббани”.
19 декабря — Намеченная встреча в Москве не состоялась. Оппозиция потребовала внести в текст договора подробные полномочия Комиссии по национальному примирению.
23 декабря — В Москве подписаны мирный договор между правительством Таджикистана и Объединенной таджикской оппозицией и протокол о создании Комиссии по национальному примирению.
Подписанные в прошлый понедельник в Москве межтаджикские соглашения, поспешно, хотя и небезосновательно, названные в средствах массовой информации “переломными”, по первому впечатлению напоминают чеченское урегулирование. Все та же неизменная фигура российского премьера (хоть и в иной роли), такие же апартаменты и чуть ли не тот же самый стол, за которым недавно сидел Яндарбиев. Однако это само по себе могло бы быть и поверхостным сходством, если бы не иные, более существенные параллели. Участники встречи в Москве подписали не тот текст, который был парафирован Э.Рахмоновым и С-А.Нури в Афганистане — подобно тому, как при подписании хасавюртовских соглашений итоговый документ в принципиальных пунктах отличался от согласованного с Б.Ельциным. И — так же, как и в ситуации с выводом войск при чеченском урегулировании — властная сторона (Рахмонов) пошла на все уступки, от которых категорически отказывалась в течение всего прошедшего года. В подписанных документах все эти уступки поименованы как задачи создаваемой Комиссии по национальному примирению (создание коалиционного правительства, амнистия и изменения в Конституции Таджикистана). И, наконец, существеннейшая уступка: обязательность решений самой комиссии для исполнительных органов республики — чему Рахмонов решительно сопротивлялся в течение последних месяцев, принимая комиссию лишь как совещательный орган.
Все это, безусловно, так. И тем не менее — и конфликты (чеченский и межтаджикский) значительно разнятся, и роль в них России очевидно разная. А потому нелишне задаться вопросами: есть ли в достигнутом на этом этапе результате таджикского урегулирования та российская дипломатическая победа, о которой говорит Е.Примаков, которую хотел бы видеть в этом Иран, и на которою рассчитывает Бурхануддин Раббани? И сможет ли реально осуществиться заявленная “переломность” — или она на деле превратится в “переломность слома” режима Рахмонова (если конфликт вообще не вернется в прежнее состояние)?
Первый из этих вопросов требует рассмотрения идущего в течение 1996 года внутритаджикского процесса. А в нем уже к маю-июню явственно обозначился тупик, когда действия и выступления всех его участников начали повторяться практически без изменения. Очередной раунд переговоров в очередной столице, неизменные требования оппозиции, неизменные поездки лидеров Объединенной таджикской оппозиции (ОТО) к Исламу Каримову, неизменное давление Узбекистана на Рахмонова и упорство последнего, неизменные бои в Тавильдаре, переходящей из рук в руки перед каждым соглашением о прекращении огня, постоянно нависающая угроза отделения Горного Бадахшана, неизменное нарушение соглашений и столь же неизменные обстрелы российских погранзастав, с идущим напротив них постоянным “усиленным скоплением боевиков”. И, конечно же, неизменное функционирование наркотрасс.
Такой тип постоянства был взорван серией терактов. Однако сами по себе теракты давно уже не новость. Новость была в другом — в точке приложения, обеспечившей всему таджикскому процессу новый “горячий” запуск. Все эти теракты представляли собой убийства именно видных ходжентских деятелей, и среди них ректора медицинского университета Ю.Исхаки, главного психиатра Минздрава М.Гулямова и, позднее, М.Асимова — главы крупнейшего ходжентского клана Осими-Олими.
Уже первые убийства вызвали взрыв среди населения Ленинабадской области, которое в течение всего предшествующего периода воздерживалось от массовых выступлений. Теперь этот нетронутый ресурс возмущения оказался радикально задействован точно так же, как в самом начале межтаджикского конфликта была “раскалена пассионарность” памирцев-исмаилитов. Теперь уже население Ленинабадской области начало стекаться в митинговые массы, моментально “откуда ни возьмись” появился полный набор требований: покарать убийц, вывести из области президентскую гвардию, убрать всех сотрудников силовых ведомств — уроженцев Куляба, военная служба ленинабадцев на своей территории, объявление Ленинабадской области свободной экономической зоной и… возвращение в политику братьев Абдуллоджановых. Именно в результате этой “артподготовки” Абдумаллик Абдуллоджанов (преследуемый по закону за крупные хищения, но — теперь уже поддерживаемый восставшими массами) получил убедительную возможность заявить о себе как о “третьей силе”, единственной силе, способной разрешить тупиковую ситуацию. Так состоялся знаменитый альянс внутренней и внешней оппозиции, когда ОТО потребовала официального участия блока Абдуллоджанова в переговорах. Одновременно представитель неприсоединившегося к ОТО исмаилитского общественного движения “Лали Бадахшон”, лояльный Рахмонову, который должен был участвовать в ашхабадских переговорах, оказался “четвертым лишним”, был задержан в Бадахшане и в Ашхабад не прибыл.
