Джошуа Слокам - Всемирный следопыт, 1926 № 04

Возобновившиеся шквалы обеспечивали мне сравнительную безопасность. Я привел «Спрей» в тихую бухту, а сам отправился на берег за дровами, захватив и ружье. Но эта предосторожность была излишняя, меня никто не потревожил. Скоро места, населенные дикарями, остались позади.

V.

После долгой борьбы с противными ветрами и встречными течениями я увидал на западе мыс Пилар. Здесь уже чувствовалось биение сердца Великого океана. По берегам и в море было мало живых существ. Кроме нескольких тюленей и птиц, я видел еще странную утку, утку-пароход, прозванную так за необычный способ передвижения. Она никогда не летает, но машет крыльями по воде, вместо воздуха, и при помощи таких ударов она плывет скорее гребной лодки; на ходу она, действительно, напоминает колесный пароход. Тихий океан встретил меня такой бурей, какие не часто бывают. Ветер метался из стороны в сторону, волны сталкивались и ревели, «Спрей» со спущенными парусами легла в дрейф. Судно так взлетало и так проваливалось между гребнями валов, что мне и на ум не могло придти приготовить себе кушанье: сказать по правде, я страдал морского болезнью. На четвертый день шторма, когда тучи разорвались, оказалось, что меня отнесло обратно ко входу в Магелланов пролив. Море вздымалось горами, а ночь наступила раньше, чем я приблизился к земле, и в темноте я увидал пред собою белеющую пену бурунов. Тогда я повернул опять в море, но тотчас же раздался оглушительный шум волн на новой гряде подводных скал. Я вновь повернул кормою к опасному месту, отошел подальше, но в третий раз наткнулся на рифы. Так прошла вся ночь. Град и мелкая крупа секли мне лицо, так что кровь текла струями, но мне было уже не до того. Когда рассвело и я огляделся, все море, насколько я мог окинуть взглядом, кипело и бурлило на рифах. Про это место, прозванное моряками Млечным Путем, великий натуралист Дарвин сказал: «Один вид такого поморья может заставить обитателя твердой земли бредить в течение недели кораблекрушениями, смертельной опасностью и гибелью». Он мог бы сказать то же самое и про всякого моряка. Это было опаснейшее из всех моих морских приключений.

«Спрей» не разбилась о подводные камни ночью, а при дневном свете мы с ней разыскали проход и выбрались из этого ада. Но буря загнала судно довольно далеко на юг; я вошел в пролив Кокберн, где мог, наконец, отдохнуть, став на якорь в спокойной бухте. Тут только я почувствовал, насколько меня измучили бессонные ночи и утомительные дни. Наконец, я мог отойти от руля, приготовить себе пищу и заснуть. Впрочем, ложиться спать было еще нельзя, пока не были приняты меры против нападения дикарей. Стрелять я не хотел до последней крайности, да и мог бы не успеть, если бы меня захватили сонного врасплох. Я прибегнул к столь же действительному, но более безвредному способу защиты. Я посыпал полубу мелкими обойными гвоздями в расчете, что человек, неожиданно наступив в темноте на гвоздь, не удержится от восклицания, и я тогда проснусь. Так оно и случилось. Ночью, когда я крепко спал, на палубе внезапно раздались такие крики и ругательства, что в огнестрельном оружии, действительно, не было надобности. Пока я вышел наверх, последние дикари уже успели попрыгать вниз, — кто в свою пирогу, а кто и мимо, прямо в море, чтобы только спастись поскорее от страшного врага.

Оставалась еще опасность пожара. В каждой туземной лодке есть огонь: они привыкли сообщаться между собою дымовыми сигналами. Головня, которая лежит на дне пироги, не представляет опасности для нее самой, хотя она все время тлеет, но если бы дикарь, размахнувшись, забросил такое полено на палубу «Спрей», она могла бы загореться так скоро, что беда стала бы непоправимой. Пока я размышлял, как мне оградить «Спрей» от этой угрозы, новый шквал дал иное направление моим мыслям. «Спрей» сорвало с места, и она понеслась, таща за собою два якоря. И вот, 10-го марта, я очутился в той же самой бухте, в которой стоял 19-го февраля, совершив невольное плавание вокруг самой дикой и грозной части Огненной Земли. Через несколько дней нескончаемые шквалы и течение принесли меня почти к самому мысу Песочному. Я уже видел вдали мачты судов в его гавани и не прочь был бы отстояться в безопасном месте и, главное, возобновить разорванные паруса. Но тут ветер повернул на северо-восток, и «Спрей» вновь направилась по проливу в сторону Тихого океана.

То в борьбе со шквалами, то против течения, «Спрей» двигалась медленно. Я пользовался каждой минутой, чтобы чинить паруса, но дело шло не быстро. В бурную погоду было много работы со снастями, зато нечего было опасаться дикарей, так как их хрупкие пироги не могут держаться при волнении. Как только немного затихло, появлялись пироги, полные вооруженных дикарей, которые издали следили за мною, выжидая удобный момент, чтобы завладеть судном. Они были хорошо вооружены луками и копьями, но все-таки не решались открыто приближаться к судну, на котором имелось огнестрельное оружие. А я тем временем обильно проливал собственную кровь: от трудной работы с жесткими и мокрыми канатами у меня растрескались руки, и кровь иногда текла из них струей. Однако, я выбрал время еще раз нарубить дров на берегу; при этой высадке я не видал ни одного живого существа, кроме маленького паука, который поселился в сухой палке и которого я взял на «Спрей». К моему удивлению, на судне он тотчас же встретился с другим таким же пауком, который, вероятно, совершил все путешествие вместе со мною от самого Бостона. Туземец первый сделал нападение на моего пассажира, но американец не дался в обиду: в одну минуту он смял пришельца, переломал ему ноги и оторвал их поочередно.

Наконец, я приблизился к такому месту, где меня снова караулила целая стая пирог. Положив на самое видное место винтовку, я знаками об'яснил им, что одна лодка может подойти ближе. В лодке, которая приблизилась, стоял Черный Педро и сидели две женщины. Обе они знаками просили с'естного, а Педро стоял на носу, как будто не принимая участия в происходящем. Но едва я обернулся назад, чтобы взять сухари и мясные консервы, которые я приготовил для женщин, как Педро одним прыжком очутился на палубе. Быстро оглядевшись вокруг, он спросил у меня по-испански, где остальной экипаж, так как, когда я проходил здесь три недели тому назад, он видел троих. Я ответил, что на судне тот же экипаж, что и прежде, и об'яснил, что я днем работаю, а прочие спят, чтобы ночью караулить шлюпку от дикарей. Пока я вел этот разговор, не спуская с него глаз, одна из женщин показывала мне знаками, чтобы я был настороже. Я отдал женщинам приготовленное угощение, а они дали мне несколько кусков сала, при чем старательно выбирали самые большие из лежавших в лодке. Педро спросил меня, указывая на ружье, сколько раз оно стреляет. Я ответил, что оно стреляет без остановки. Тогда лицо его вытянулось, и он собрался уходить. Я его не удерживал. Но на прощанье он попросил спичек и сделал вид, будто хочет достать концом копья коробку, которую я ему протянул. Увидав это движение, я положил коробку на конец дула того самого ружья, которое стреляет без остановки. Он жадно ухватился за коробку, но подпрыгнул, когда я сказал ему быть осторожным с ружьем.

Женщины захохотали, и мы расстались, вполне понимая друг друга.

В следующие дни мне удалось без особой помехи со стороны туземцев пройти значительное расстояние по проливу. Пользуясь неблагоприятными условиями моего плавания, Педро еще раз догнал меня и осадил разными просьбами.

Я дал ему складной нож и другие инструменты, которые могли ему пригодиться для постройки лодок. Наконец, он оставил меня в покое.

Дня через три, медленно подвигаясь вперед, я натолкнулся на находку. В небольшой бухте лежали выброшенные морем остатки груза разбитого судна: боченки с салом валялись на берегу, другие разбились, и сало большими пластами лежало по берегу; в водорослях, у самой воды, запутался боченок вина. По морским законам, найденный груз принадлежит нашедшему. Целый день я проработал, возя боченки на буксире и поднимая их воротом на палубу. Некоторые бочки весили по двадцати пудов, и я измучился не на шутку, но пренебречь такой находкой было нельзя. Она могла надолго пополнить мою истощенную казну. Очевидно, за последний месяц в этой местности не было дикарей, может быть, с того самого шторма, который снес «Спрей» к мысу Горну: иначе они подобрали бы сало и вино. Несколькими милями дальше, в другой бухте, я увидал еще новый груз, вынесенный морем. Пришлось провести под снегом и дождем еще целый день и поработать, пока «Спрей» не забрала полный груз.