Игорь Бэлза - Чудный гений
26 сентября 1810 года "Всеобщая музыкальная газета" поместила небольшой отрывок - "Музыкальные страдания капельмейстера Иоганнеса Крейслера". Эту дату мы вправе считать днем рождения центрального героя гофмановского творчества, который, являясь плодом вымысла писателя, в то же время вобрал в себя автобиографические черты Гофмана и его глубокие размышления о музыке и этико-эстетические концепции. На протяжении многих лет развивался этот романтический образ, и завершение его должно было, по замыслу автора, произойти в третьем томе оставшегося незаконченным романа "Житейские воззрения кота Мурра".
В послесловии ко второму тому бессмертного романа, вышедшему в свет в декабре 1821 года - последнего года жизни писателя, - сообщалось, что "обнаружилась довольно большая часть книги, растерзанной котом, книги, в которой содержится биография Крейслера" и что благосклонный читатель найдет в третьем томе романа, "который должен выйти из печати к пасхальной ярмарке, эти новонайденные отрывки из биографии Крейслера".
Третий том "Житейских воззрений кота Мурра" Гофману не суждено было написать. Но образ Крейслера все же обрел полную осязательность, позволяющую постичь его своеобразие. Герои произведений ранних романтиков, имена которых мы уже упоминали, стремятся, подобно Генриху фон Офтердингену, найти идеал. В поисках его они скитаются по свету, предаваясь мечтаниям о "голубом цветке". Гофману совсем не чужды были такие романтические поиски - недаром трагическое повествование в новелле "Дон-Жуан" ведется от лица "странствующего энтузиаста", недаром с такой небывалой глубиной раскрываются образы музыки Моцарта, заставляющей донну Анну сгореть в пламени любви к Дон-Жуану*.
______________
* В.Ф.Одоевский писал об исполнении в 1833 г. "оперы опер" Моцарта в бенефис немецкой певицы Генриетты Карль (донна Анна), напомнившей ему "описание сей оперы неподражаемым Гофманом, которого советуем почаще перечитывать всем играющим в "Дон-Жуане"" (Одоевский В.Ф. Музыкально-литературное наследие. М., 1956, с. 111).
Но Гофман не ограничивался романтическими идеалами, поиски которых вели его прежде всего к музыке. Они пробуждали в нем стремление к обличению теневых сторон жизни, к социально-этическим проблемам, к борьбе со всем тем, что противостоит возвышенным чувствам человека.
Таким обличением стал уже первый фрагмент крейслеровского цикла, получивший название "Музыкальные страдания капельмейстера Иоганнеса Крейслера". Нетрудно заметить, как велик диапазон страданий легендарного капельмейстера, которые начинаются уже в гостеприимном доме тайного советника Редерлейна, на одном из его "чайных вечеров", когда начинается неизменное музицирование с участием дочерей хозяина дома:
"Талант же у барышень Редерлейн отнюдь не малый. Вот уже пять лет, как я здесь, из них три с половиной года - учителем в редерлейновском доме; за это короткое время фрейлейн Нанетта кое-чего достигла: мелодию, слышанную всего раз десять в театре и затем не более десяти раз повторенную на фортепиано, она в состоянии спеть так, что сразу можно догадаться, что это такое. Фрейлейн Мари схватывает мелодию даже с восьмого раза, и если часто поет на четверть тона ниже строя фортепиано, то при ее миленьком личике и недурных розовых губках с этим легко можно помириться".
"Музыкальные страдания" Крейслера продолжаются, когда "начинают чередоваться ариетты и дуэттино, а я заново отбарабаниваю уже тысячу раз игранный аккомпанемент".
Эти страницы, конечно, пародируют обстановку домашнего музицирования не только в дерферовском доме, что наблюдал юный Эрнст, но и во многих других домах, где он бывал впоследствии и возмущался той профанацией искусства, которая нередко происходила в респектабельных кругах прусских бюргеров. Необходимо подчеркнуть, разумеется, что сама по себе традиция домашнего музицирования была в высшей степени благородной и получила распространение во многих странах. Но стрелы гофмановской иронии и сарказма были направлены не в любителей искусства, а в дилетантов, и об этом нужно помнить, читая "Крейслериану", да и некоторые другие произведения Гофмана.
В "Крейслериане" есть фрагменты, содержащие изложение музыкально-эстетических взглядов Гофмана, противопоставленных мещанским вкусам и запросам. Прежде всего это - "Ombra adorata" ("Возлюбленная тень")* и "Мысли о высоком значении музыки" и "Инструментальная музыка Бетховена". Первоначально эти фрагменты печатались во "Всеобщей музыкальной газете" и других периодических изданиях, а затем вошли в первый том "Фантазий в манере Калло", выпущенный так же, как и второй том "Фантазий", в мае 1814 года бамбергским виноторговцем Карлом Фридрихом Кунцем. Предисловие к первому тому написал завоевавший к тому времени широкую известность Жан Поль - таков был псевдоним писателя Иоганна Пауля Фридриха Рихтера (1763-1825).
______________
* Гофман в примечании к названию этого фрагмента пояснил, что оно относится к вставной арии знаменитого певца Джироламо Крешентини, сочиненной (и исполнявшейся) им для оперы "Джульетта и Ромео" Цингарелли. Эта ария-прощание перекликается со строкой "Явись, возлюбленная тень" стихотворения Пушкина "О, если правда, что в ночи", написанного на смерть Амалии Ризнич.
Выбор мастера, на долю которого выпала высокая честь представить читателям первую книгу Гофмана, был вполне естественным. Кунц был уверен, что "Крейслериана", "Кавалер Глюк" и "Дон-Жуан" сразу же найдут отклик в сердце романиста, который придавал музыке, звучащей вокруг человека, такое огромное значение. Недаром Жан Поль заставил Альбано, героя своего романа "Титан", преодолеть триста ступеней, ведущих к вершине собора св. Петра в Риме, чтобы сочетать грандиозную панораму "вечного города" с музыкой струй фонтана.
В последнем разделе "Крейслерианы", вошедшем во второй том "Фантазий в манере Калло" и озаглавленном "Аттестат Иоганнеса Крейслера", как бы подводятся идейно-эмоциональные итоги всего цикла и вместе с тем утверждается роль интеллектуализма в процессе музыкального творчества: "Чем живее и глубже познание, тем выше значение музыканта как композитора".
В цикле получали развитие суждения Гофмана о высоких идеалах музыкального искусства, прямо перекликавшиеся с мыслями, высказывавшимися в его критических статьях. Не будет преувеличением сказать, что Гофман был первым писателем-музыкантом, с такой силой и увлеченностью раскрывшим величие творчества Моцарта, поклонение которому побудило его даже переменить свое третье имя - Вильгельм на Амадеус (впервые он подписал так одно из своих сочинений, датируемое 1809 г.).
Восходящие к великим мастерам Возрождения мысли Гофмана о сочетании творческого гения с интеллектом не потеряли значения вплоть до нашего времени. Совсем недавно приходилось ведь читать странные (осторожно выражаясь) рассуждения одного парижского "литератора модного" о придуманном им "антиинтеллектуализме" Моцарта и появившиеся вслед за этим (в Польше!) не менее странные умозаключения об "антиинтеллектуализме" Шопена. Таким высказываниям поныне противостоят мудрые и проникновенные взгляды Гофмана.
Он не ограничивался, однако, изложением своих взглядов на "искусство дивное", но и мужественно защищал их, не останавливаясь перед едкой сатирой, известнейшим примером которой осталось то место в "Сведениях об одном образованном молодом человеке", где содержится "Письмо Мило, образованной обезьяны, к подруге Пипи в Северную Америку". Приведем это место: "За короткий срок я достиг того, что без запинки играю обеими руками пассажи тридцатьвторыми, шестьдесятчетвертыми, стодвадцатьвосьмыми, одинаково хорошо делаю трели всеми пальцами, перескакиваю вверх и вниз через три, четыре октавы так же ловко, как прежде с дерева на дерево, и поэтому считаюсь величайшим в мире виртуозом".
Вспомним, что то было время знаменитых виртуозов, которые поражали слушателей феноменальной техникой, прикрывая ею зачастую бедность или полное отсутствие эмоционального содержания. Виртуозным блеском щеголяли и многие модные певцы, также высмеянные в этой статье. Нельзя забывать, что впервые она была напечатана во "Всеобщей музыкальной газете" в марте 1814 года и что, следовательно, Гофман оказался союзником Рохлица и его друзей, боровшихся с модой на виртуозов, с которой, как известно, столкнулся гораздо позже и Шопен по приезде в Париж. Но "польский Моцарт" смело и уверенно противопоставил этой моде поэтичность своего творчества и исполнительского искусства.
Итак, "Крейслериану" мы вправе считать как бы программным циклом фрагментов, объединенных образом капельмейстера Крейслера, образом, вне всякого сомнения, автобиографическим, ставшим "вторым я" писателя. Выход в свет двух первых томов "Фантазий в манере Калло" был сильным и благодетельным импульсом для литературного творчества Гофмана. Он не переставал, однако, быть музыкантом и в этой области. Он постоянно вводил в свои романы, сказки и новеллы образы музыки и музыкантов, обращаясь к проблемам эстетическим и рассматривая их в этическом аспекте, видимо, глубоко его волновавшем.
