Константин Воронков - Алексей Навальный. Гроза жуликов и воров

Теперь я, конечно, понимаю, что разделяю за произошедшее тогда ответственность с огромным количеством людей, потому что стоял на позициях „Раздавить Хасбулатова[11]! Всех расстрелять! Ельцин, вперед!“. Эта фундаменталистская позиция и привела нас туда, где мы сейчас находимся. В конечном итоге она привела к власти Путина. Непосредственную ответственность несут, конечно, те, кто принимал решения, и в том числе Хасбулатов, когда стал раздавать автоматы. И Ельцин со своим незаконным указом о роспуске Верховного Совета. И вся эта творческая интеллигенция, которая вопила – что это за Конституция?! Освободите нас от этой Конституции! Разогнать Верховный Совет! Всем тогда казалось, что идеалы важнее закона. Не нужно теперь посыпать голову пеплом, а нужно просто признать, что это было ошибкой и привело к тому, что мы сейчас здесь имеем…»

У Навального есть целая теория насчет места своего поколения в истории (он называет его «76–82», по годам рождения принадлежащих к нему людей). В двух словах она сводится к набору очевидностей вроде: мы получили полную дозу облучения Советским Союзом, но взрослая жизнь началась уже в другой стране; ветер перемен продул наши не до конца сформировавшиеся мозги, превратив нас в хунвейбинов либерализма; новый мир строили те, кто был немного старше, а те, кто был немного младше, прекрасно в этот мир вписались, потому что не знали другого. Мы же так и остались стоять враскоряку, став очевидцами интересных времен, но ничего от них не получив и не зная, как себя применить. Впрочем, в исполнении Навального это больше похоже на брюзжание: ему приятно сознавать, что, в отличие от многих, у него главное всегда было в будущем, а не в прошлом. К тому же любое обобщение требует ретроспективы. В ретроспективе же превратившееся в прошлое настоящее выглядит печально по той лишь причине, что его уже не вернешь. Иначе говоря, все любят свою юность и скучают по ней.

В 1993-м все мечтали учиться на юриста или экономиста и работать менеджером. Мало кто хотел идти на инженера, за предыдущие пару десятилетий эта главная советская профессия стала синонимом полного социального фиаско. Никого не волновало, что рыночной экономике стали учить преподаватели социалистической политэкономии, а юристы продолжали изучать законы, большинство из которых – от Конституции до Уголовного кодекса – на глазах умирало. Всем был нужен диплом. Смена строя не означала замену советских людей на капиталистических; девиз позднего застоя: «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек!» – крепко сидел в головах большинства абитуриентов. Новой экономике были нужны энергичные люди с мозгами и знаниями, и если энергии в те годы у молодежи было полно и мозги еще не догадались утекать в западное полушарие, то знания было попросту неоткуда взять. Парадокс заключался в том, что законы физики и математики в новой России продолжали действовать. Фундаментальное естественно-научное образование, в котором в одночасье перестала нуждаться страна, в то время исправно функционировало; преподаватели социалистической физики и химии оказались замечательными преподавателями физики и химии капиталистической. Но невидимая рука рынка уравновесила спрос и предложение и указала всем их новое место: в то время как экономические и юридические факультеты вербовали товароведов и заведующих складами старшими преподавателями, старшие преподаватели технических вузов отправлялись торговать мороженым.

Алексею было все равно, кем стать, при условии выбора между экономистом и юристом. Экономика отпала сама по себе – там требовалась математика, с которой он, по его словам, не дружил. Он пошел на юридический факультет Московского государственного университета им. Ломоносова. Но не добрал один балл. И тогда успел поступить на юрфак в институт Дружбы народов им. Патриса Лумумбы. По крайней мере, из его «ближнего» Подмосковья туда было удобнее ездить. Как и положено студенту, у него началась интересная жизнь: он стал проводить большую часть времени вне дома, ходил в гости к однокурсникам и в ночные клубы, правда, то ли не пил, то ли хорошо шифровался – родители ни разу не видели его пьяным (жена Навального Юлия утверждает, что он не пьет вообще, ему это скучно; пьяным она видела мужа лишь однажды, на его день рождения, еще до свадьбы). Телефона в военном городке не было, и каждый раз, когда Алексей экспромтом решал остаться на ночь в Москве, он сперва ехал за город, чтобы предупредить родителей. Его мама, Людмила Ивановна, говорит, что не потому, что боялся скандала: мать человека, который сегодня едва ли не каждый день заставляет ее хвататься за сердце, уверена, что главное для него – душевное равновесие близких.

В начале 1990-х Людмила Ивановна работала на фабрике, где плели корзины и мебель. В школьные годы Алексей тоже подрабатывал там чернорабочим – ошкуровщиком, чистил лозу. Дела шли неплохо, пока в 1993 году вдруг не оказалось, что склад забит, а заказчики больше не хотят их продукции. Тогда это было в порядке вещей: экономические отношения менялись, как и отношения между людьми, нужное в то время становилось ненужным, а важное – неважным. Помыкавшись несколько месяцев без зарплаты, Людмила Ивановна загрузила корзины в машину и поехала продавать их на трассу. Через неделю, когда весь склад был распродан, а сотрудникам выплачена зарплата, его родители решили стать капиталистами. Вместе с Алексеем они составили бизнес-план и открыли свое небольшое дело – Кобяковскую фабрику по лозоплетению, которая со временем оказалась одним из немногих предприятий, сохранивших традиции русского плетения. Как мог, он помогал вести дело (позднее он будет шутить, что именно там научился плести заговоры), пока в 21 год не начал самостоятельную жизнь – скрепя сердце, ему попросту указали на дверь. Мать очень боялась, что он вырастет, но так и не научится летать. Его, конечно, не выставили на улицу – у семьи в Москве была квартира, в которой Алексей, закупив побольше сгущенки, и поселился. Уже через год он встретил свою будущую жену Юлию. Родители вспоминают, что на вопрос, кто эта девушка на фотографиях, двадцатидвухлетний Навальный, поразмыслив, ответил: «Если у меня когда-нибудь будет жена, надеюсь, что это будет она». Таким образом, его желудок был спасен. Отъезд из отчего дома омрачило лишь одно: любимый белый кот Алексея Хома не выдержал расставания и вскоре умер от разрыва сердца.

Уже со второго курса он рассылал резюме. Тогда у него еще не было опыта, который бы говорил за него, поэтому приходилось расхваливать себя самому. Он писал про свою активную гражданскую позицию и мероприятия, с успехом организованные в институте. Все это было беллетристикой – никакую особую позицию Навальный в те годы не занимал, равно как и ничего не организовывал. Он не из тех, кто занимается всем сразу; он предпочитает сосредоточиться на чем-то главном. А главным в то время было получить образование, найти работу и быстро разбогатеть.

«…Рыночным фундаменталистам вроде меня казалось, что они все станут миллионерами. Все думали: раз мы такие умные, мы очень быстро разбогатеем. С третьего курса я начал работать юристом в разных местах. Все мне почему-то казалось неинтересным: сидишь, перекладываешь бумажки, когда люди вокруг зарабатывают свой миллиард. Но потом вдруг стало заметно, что богатыми становятся только те, кто так или иначе причастен к власти. Стало понятно, что в России источник денег – это не предпринимательские способности, а либо наследство от Советского Союза, как у директоров, которые стали хозяевами, либо близость к власти. В России деньги рождаются от власти. Только у одного моего однокурсника получилось сделать быструю карьеру в бизнесе. Он пошел работать в Госкомимущество, а потом стал президентом одного из крупнейших сырьевых предприятий. Такие люди, как он, смекнули, как надо делать деньги: устроиться на государственную должность, поучаствовать в приватизации, и тогда ты заработаешь.

Но вообще, наше поколение оказалось уже не „там“, но еще и не „здесь“. Те, кто были старше, – это хитрые комсомольцы, они понимали, как все работает, они грамотно обогатились, для них это было время возможностей. А у нас никаких возможностей не было. Только сейчас наше поколение в силу естественных причин приходит в политику и экономику и начинает влиять на развитие страны. Но большинство застряло между Советским Союзом и рыночной экономикой. У них оказались размытыми нравственные и этические ориентиры. Те правила они презирали, а новые у них не сложились…»

Политик

В Бэтмена и Человека-паука Алексей превратился не сразу. Причиной прихода в политику для честного человека обычно становится осознание несовершенства мира и потому желание его изменить. Мир же, существовавший в воображении последних советских подростков и заменявший многим из них реальность, был идеален. В нем не надо было ничего менять, нужно было всего лишь напрячься, чтобы найти свое, наверняка приготовленное благосклонной судьбою, место. Первые борозды на лаковой поверхности той эйфорической картины процарапали президентские выборы 1996 года. Оставшийся по их итогам на второй срок Борис Ельцин начал предвыборный год с рейтингом в несколько процентов. Личность политика, его достижения и провалы – все отошло тогда на второй план. Главными стали политические технологии, благодаря которым его соперник Геннадий Зюганов оказался гибридом Гитлера, Сталина и графа Дракулы. «Не допустить упыря Зюганова и его шайку до власти» стало лейтмотивом президентской кампании. Мало кому тогда приходило в голову, куда в итоге заведет страну принцип выбора наименьшего зла, положенный в основу предвыборной стратегии ельцинскими пиарщиками во главе с Анатолием Чубайсом. Смута 1993-го, поставившая закон на службу политической целесообразности, и выборы 1996-го, коррумпировавшие дух политической элиты, определили будущее России на годы вперед и открыли дорогу людям, вскоре пришедшим на смену ельцинской власти.