Михаил Делягин - Возмездие на пороге. Революция в России. Когда, как, зачем?

Михаил Делягин, мой давний друг и товарищ, не побоялся сказать о неизбежности революции вслух. Лежащая перед вами книга – попытка первого проникновения в тему. Не сомневаюсь в том, читатель, что вы погрузитесь в нее с головой.

Максим Калашников

К читателю. Знай свое будущее

Знания нужны в жизни, как винтовка в бою.

После катастрофической как по текущим обстоятельствам своего проведения, так и по своим среднесрочным последствиям монетизации льгот (и в целом «второй волны» либеральных реформ, особенно разрушительных в социальной сфере) понимание необходимости и объективной неизбежности революционных изменений распространяется в современном российском обществе все шире.

Основные причины революции и конкретные процессы, сталкивающие Россию в системный кризис и не позволяющие государству не только остановить, но даже и просто затормозить этот процесс, достаточно подробно рассмотрены в вышедшей в марте 2005 года книге автора «Россия после Путина. Неизбежна ли в России „оранжево-зеленая“ революция?». Так как за время, прошедшее после выхода книги, никаких существенных изменений описанных в ней социально-экономических и политических тенденций не только не произошло, но даже и не наметилось, возвращаться к их анализу представляется избыточным.

Сегодня на повестке дня стоит уже не глобальный, стратегический вопрос о неизбежности революции в России как таковой, – он представляется в целом вполне очевидным, – но целая гамма тактических, локальных вопросов, касающихся основных характеристик этой революции, в том числе ее движущих сил, механизмов, сценариев и сроков. Настоящая книга представляет собой обобщение ответов на эти назревшие вопросы, которые пришлось искать автору в течение 2005 и начале 2006 годов в ходе разнообразных аналитических работ в рамках возглавляемых им Института проблем глобализации (ИПРОГ) и ряда не связанных с ним временных рабочих групп, создававшихся для изучения отдельных проблем и распускаемых по достижении требуемого результата.

Разумеется, изменение характера рассматриваемого явления, переход от изучения теоретических вопросов к сугубо практическим неизбежно ведет к достаточно существенному изменению как языка, так и стиля книги. Исследуемые вопросы существенно более краткосрочны («горизонт планирования» ограничен временем ожидаемой революции, то есть максимум четырьмя годами), изложение более схематично, описание и сопоставление различных точек зрения (своего рода «внутренняя дискуссия») сведено к необходимому минимуму, простое рассмотрение наиболее вероятных предстоящих событий превалирует над доказательствами и обоснованиями.

При этом значительное внимание уделено алгоритмизированному прогнозу с возможно более подробным описанием наиболее вероятных сценариев развития революционных процессов. Практическая направленность книги вынуждает на каждом шаге анализа жестко отсекать менее вероятные сценарии, не растягивая гамму рассматриваемых вариантов развития ради достижения максимальной научной полноты, но, напротив, сокращая их до разумного минимума.

В силу ограниченности объема и невозможности обнародования части первичных аналитических материалов книга не содержит описания результатов и тем более методики расчета и сопоставления количественных показателей вероятности рассматриваемых сценариев, однако дано качественное и адаптированное к практическому применению выражение полученных результатов.

Таким образом, по сравнению с предыдущей книгой настоящая знаменует собой переход от науки в ее традиционном понимании к практической аналитике. Действительно: ведь наука – это поиск истины, и после того, как этот поиск в основном завершен, приходит время определения конкретных путей и способов реализации полученного знания, воплощения его в жизнь – приходит время практического действия, требующего на протяжении его осуществления лишь краткосрочного, оперативного анализа.

Главный вывод книги «Россия после Путина» заключался в осознании практически полной неизбежности предстоящей нашему обществу катастрофической революции. Принципиально важно раз и навсегда оговориться, что, в отличие от бесчисленного множества разного рода «буревестников», автор очень хорошо помнит прошлую революцию конца 1980-х – начала 1990-х годов и вместе с вменяемым (и абсолютным по численному составу) большинством своих читателей в полной мере сознает, что революция, даже относительно бескровная, представляет собой отнюдь не молодежный хеппенинг. Революция – величайшее несчастье в жизни всякого общества, сравнимое разве что с войной, беспощадный и чудовищный процесс, и забвение этого, даже на самый короткий миг, со стороны ее участников в большинстве случаев с фатальной неизбежностью превращает их в страшных преступников, наносящих обществу, которое они пытаются лечить, невосполнимый ущерб.[1]

Революция, какой бы романтизации она ни подвергалась в последующем, является не только клубком миллионов личных трагедий, но в первую очередь чудовищной трагедией самого общества, запутавшегося в неразрешимых противоречиях и вынужденного – как правило, в первую очередь ради простого самосохранения – разрубать их обоюдоострым клинком беззакония, а часто и насилия.

Однако при всем своем вероятном ужасе революция в нашей стране в настоящее время представляется практически неизбежной: недееспособное, корыстное и агрессивно безответственное государство не оставляет современной России никакого другого понятного пути развития. «Титаник» российской государственности направляется прямым путем на айсберг системного кризиса в силу устойчивого и полностью однозначного совпадения личных и коллективных интересов подавляющего большинства лиц и групп правящей бюрократии, само существование которой несовместимо даже с простым существованием нашей Родины, не говоря уже о ее развитии. Именно глубочайшая заинтересованность подавляющего большинства действующих лиц в курсе, ведущем к катастрофе (в меньших размерах это уже наблюдалось в 1997–1998 годах, когда правящая бюрократия последовательно и неуклонно вела – и привела! – Россию к дефолту), отличает современную российскую государственность от ее знаменитого прототипа, погибшего, как известно, из-за простой небрежности.

Ни в коей мере не симпатизировавший откровенным революционерам выдающийся российский писатель-гуманист В.Г. Короленко писал о том, что две трети вины за кошмар революционных событий лежит на допустившем их государстве. Лишь одну треть вины возлагал он на «мерзавцев», эффективно пользовавшихся сложившейся ситуацией и усугублявших общественный развал ради захвата власти и удовлетворения своих низменных инстинктов.

Революция с точки зрения политологии (а не более укорененной в общественном сознании пропаганды) представляет собой разрушение доказавшей свою неэффективность политической системы (и, само собой разумеется, решительную замену связанной с ней правящей элиты) при мобилизации активности широких народных масс. (Интересно, что естественным образом следующий за ней и являющийся ее логическим продолжением и завершением этап общественного развития – оформление возникшего в результате революции хаоса в новую политическую систему и формирование новой общественной элиты с вытеснением из общественной жизни не способных на созидание или не заинтересованных в нем элементов – как правило, трактуется романтически настроенными наблюдателями и аналитиками как «контрреволюция».)

При всей опоэтизированности термина «революция» ни при каких обстоятельствах нельзя забывать, что она является высшей, причем не просто самой суровой, но самой опасной и разрушительной для самого общества формой возмездия: государству – за неэффективность его управления, а самому обществу – за длительное примирение с этой неэффективностью.

В современной России, разрываемой целым комплексом разнородных конфликтов, она вполне может привести к распаду страны, ее окончательной территориальной и национальной дезинтеграции и безвозвратному уничтожению.

Эта угроза, еще в 2002 и даже 2003 году практически не существовавшая, а в 2004 и даже в начале 2005 года еще вызывавшая насмешки лиц, склонных к отрицанию реальности ради краткосрочного сохранения своего внутреннего комфорта, сегодня представляется абсолютно реальной и отрицается лишь недостаточно грамотными или недостаточно добросовестными аналитиками.

Человеческому сознанию по вполне объективным причинам свойственно отворачиваться от страшного, прятаться от него, инстинктивно отказываться от попыток его понимания и, соответственно, анализа; в этом отношении ближайшими родственниками людей являются, без сомнения, не обезьяны, крысы или свиньи (которые, как показали исследования, также обладают относительно высоким интеллектуальным потенциалом, но используют его не сильнее, чем средний российский чиновник), но страусы.