Борис Миронов - Черная мантия. Анатомия российского суда
Дорожкин: «Не знаю, как объяснить, но она никогда не сопровождала».
Квачков: «Объясните это противоречие».
Дорожкин: «Я сейчас спокоен, а тогда был под воздействием взрыва».
Квачков: «Ваше состояние 19 марта, через два дня после события, позволяло Вам точно изложить события, или Вы сейчас их лучше излагаете?»
Дорожкин: «Сейчас лучше».
Квачков: «Поясните разницу в показаниях о машине — охрана это или не охрана?»
Дорожкин: «Она нас не сопровождала».
Квачков: «Есть ли у Вас обязанности по обеспечению безопасности Чубайса?»
Дорожкин: «Обязанности определяются правилами дорожного движения».
Квачков: «В правилах дорожного движения про Чубайса ничего нет. По какой причине Вы скрывали на следствии, что Чубайс приехал в РАО на другой машине?»
Дорожкин: «Потому что нас никто не спрашивал».
Квачков: «Кто представлял БМВ для осмотра в гараже 17 марта 2005 года?»
Вопрос снят.
Адвокат Першин: «Вы заявляете, что охрану Чубайса никто не осуществлял, а на следствии говорили, что эта автомашина осуществляла охрану Чубайса?»
Вопрос снят.
Першин: «Вы можете утверждать, что данный взрыв и обстрел были направлены на автомашину Чубайса?»
Дорожкин: «Ну, попали же в нее».
Першин: «Но ведь попали и в машину Вербицкого, и в Мицубиси».
Молчит Дорожкин.
Адвокат Михалкина: «На следствии Вы показали: «Я не притормаживал, не снижая скорости покинул место взрыва». Подтверждаете это?»
Дорожкин: «Да».
Михалкина: «Почему на суде Вы меняете показания, говорите, что снизили скорость до 40 километров?»
Прокурор: «Я не вижу противоречий! Он по-другому выразился!»
Дорожкин: «Я сбросил газ, но не тормозил, машина сама сбросила скорость».
Миронов: «Подтверждаете ли Вы свои показания на следствии в части, что взрыва Вы не почувствовали?»
Дорожкин: «Если б я его почувствовал, то меня бы не было».
Судья: «Суд снимает вопрос Миронова, так как он задан в неправильной редакции». Пантелеева находит нужную страницу в деле, читает с выражением: «Взрывной волны от взрыва мы не почувствовали».
Миронов: «Вы подтверждаете свои показания, что «взрывной волны от взрыва вы не почувствовали?»
Адвокат Шугаев в ярости: «Хватит задавать такие вопросы! Это издевательство над потерпевшим!»
Миронов: «Вы подтверждаете свои показания в части, что на движение автомашины взрыв никак не повлиял?»
Дорожкин: «Нет. Не подтверждаю».
Миронов: «Тогда почему Вы лгали следствию?»
Вмешивается судья: «Миронов, Вы позиционируете себя как культурный человек, а вопрос формулируете бестактным образом. Из-за некорректности он снимается».
Миронов: «Почему Вы вводили следствие в заблуждение?»
Дорожкин: «По-моему, отличий нет».
Миронов: «Так Вы подтверждаете показания на следствии или не подтверждаете?»
Молчание в ответ.
Миронов: «Еще вопрос: возможно ли резко сбросить скорость четырехтонной машины с 70 до 40 километров без нажатия на тормоз?»
Судья Пантелеева: «Этих показаний у Дорожкина нет!»
Адвокаты защиты дружно протестуют, так как накануне именно эти слова слышали из уст Дорожкина.
Найденов: «Вы сейчас работаете в той же должности?»
Дорожкин: «Да».
Найденов: «Анатолия Борисовича возите?»
Дорожкин: «Вожу».
Найденов: «Вы в своих показаниях полностью независимы от Чубайса?»
Дорожкин: «Да».
Адвокат Закалюжный: «Почему в показаниях на предварительном следствии и в суде имеются расхождения в сроках использования автомашины Чубайса. Сначала говорили — один год, а позавчера — уже четыре года».
Дорожкин: «Это так следователь записал».
Судья растерянно и с укоризной: «Дорожкин! Вам не надо отвечать без моего разрешения. Вопрос снимается».
Закалюжный: «Возражаю!»
Яшин: «Как присяжные правду узнают?!»
Судья удаляет присяжных и предупреждает Яшина о нарушении порядка. Шугаев тут как тут: требует удалить Яшина из зала суда и расценивает объявление Квачковым себя потерпевшим, как давление на присяжных — это их может разжалобить. Адвокат Квачкова в недоумении: «Это же реплика на заявление Шугаева, что мы издеваемся над потерпевшими». Вклинивается вдруг Дорожкин: «Да вы каждый раз издеваетесь! Е-мое! Достали уже!» Все озадаченно примолкли, глядя на прослезившегося Дорожкина. Судья быстро переключает всеобщее внимание на очередной проступок защиты: «Господин Першин, Вы позволяете себе в суде совершать религиозные обряды — креститесь! Свои религиозные убеждения Вы должны совершать в ином учреждении!» В зале скользнула тень 37-го года. Скользнула и растворилась в судебной суете. Судья поставила вопрос об удалении подсудимого Яшина из зала.
Квачков: «Попытка удалить Яшина — это попытка суда пресечь объективное судебное разбирательство. Вы, Ваша честь, препятствуете объективному рассмотрению дела. То, что господин Дорожкин путается в своих показаниях, — это же очевидно. То, что он в течение двух лет обманывал и следствие, и суд, является косвенным свидетельством имитации покушения. Думаю, что возражение Яшина, выраженное в резкой форме, является ответом на Ваши неправовые действия, Ваша честь».
Судья: «Суд считает возможным не удалять Яшина, ограничившись предупреждением».
Присяжные возвращаются, суд продолжается.
Смертельный коктейль (Заседание третье)
Если кто думает, что суд — это место, где нудным голосом зачитываются скучные документы, он глубоко заблуждается. В наше время в нашей стране суд — это площадка политических споров, яростных дебатов, страстных речей, обращенных к ловящей каждое слово аудитории. Третье заседание началось именно в таком драматическом ключе. В этот день стороны защиты и обвинения предстали перед судьей без присутствия присяжных, чтобы обсудить процедурные вопросы, а именно — отвод судьи по требованию В. В. Квачкова: «Судья Пантелеева прямо или косвенно заинтересована в обвинительном исходе судебного процесса, все вопросы защиты снимает. И, главное, судья отказывается исследовать объект преступления — самого Чубайса. Имеет ли он статус государственного и общественного деятеля, из-за чего применяется к подсудимым 277-я статья (теракт), или он деятель антигосударственный и антиобщественный, каковым его считает вся Россия. Вот почему защита требует отвода судьи».
При упоминании родного имени Чубайса адвокат Шугаев встрепенулся: «С чего Вы взяли, что вся Россия ненавидит Чубайса? Это не ходатайство об отводе судьи, это политическое заявление!»
Не упустил случая лизнуть Чубайса помощник Чубайса Крыченко: «Жаль, Квачков, что Вас не слышит моя девяносточетырехлетняя бабушка, которая является представителем многочисленной части россиян, которые не считают его тем, кем… не хочу даже здесь говорить».
Миронов: «Моя бабушка тоже любит моих начальников, Ваша честь».
Судья обрывает: «Здесь Вам не политический театр, Миронов!»
…В отводе судьи Пантелеевой судья Пантелеева подсудимому Квачкову отказала.
Пригласили присяжных. Продолжился допрос помощника Чубайса Крыченко, с «полным, — как он сам заявил, — средним образованием». Он был интересен не тем, что говорил, а тем, что пытался не сказать: «17 марта 2005 года утром я приехал на дачу Анатолия Борисовича. Подошел Анатолий Борисович. Сели в машину, поехали на работу, по дороге обсуждали с Анатолием Борисовичем служебные вопросы. Не доезжая до перекрестка Митькинского шоссе с Минским шоссе, справа от автомашины раздался взрыв, настолько сильный, что посыпались детали обшивки внутри автомашины. Спустя мгновение раздались удары, явно не снежки. Я инстинктивно пригнулся. Сначала я не поверил, что это был взрыв. Потом вспомнил эпизод в 99-м году, когда меня взорвали в Грозном, я тогда работал в ФСО. Мы доехали до Минского шоссе, я позвонил в приемную правления, сказал, что нас взорвали, но мы можем двигаться и едем в РАО. Кому-то звонил Анатолий Борисович. Я заметил, что машина двигалась странно. Оказалось, что у нее пробито колесо. Потом оказалось, что оно разломано. Я позвонил водителю Ленд-Крузера, чтобы он нас встречал. Тут мне водитель сказал, что у нас горит колесо. Мы остановились и пересадили Анатолия Борисовича в другую машину. Спустя время я осмотрел машину. Зрелище было удручающее. В стойке отверстия — аккуратно против моей голов ы. Капот пробит, а колесо — его практически не было! Нас спасла эта машина, если бы не она, вряд ли бы мы имели возможность здесь сейчас выступать».
Прокурор: «Какова реакция Чубайса на событие?»
Крыченко: «Волевая, мужественная реакция. Он понял, что нас взорвали. Он попросил меня узнать, живы ли ребята. Я связался с правлением, и они через руководство ЧОПа узнали, что живы. Хотя у них были проблемы».
