Михаил Зыгарь - Газпром. Новое русское оружие

Советский Союз довольно быстро распадался. Правительства многих республик откровенно саботировали решения союзного кабинета министров, объявляя их вмешательством в свои внутренние дела. Только Газпром пока еще надежно контролировал все свои трубы и месторождения на территории всего СССР.

19 августа 1991 года советская власть предприняла последнюю попытку сохранить себя. Вице-президент СССР Янаев, председатель КГБ Крючков и министр обороны Язов попытались совершить переворот и отстранить от власти президента СССР Михаила Горбачева. Их поддержал и премьер Павлов. Попытка провалилась, причем противостоял заговорщикам не президент Горбачев, взятый под домашний арест на своей крымской даче, а президент России Борис Ельцин, сумевший организовать сопротивление на улицах Москвы и получивший поддержку народа, а потом и армии.

Фактически с этого момента Советский Союз перестал существовать вместе со всеми своими министерствами. Юридически Советский Союз перестал существовать в декабре 1991 года, когда президенты России и Украины Борис Ельцин и Леонид Кравчук и председатель Верховного совета Белоруссии Станислав Шушкевич подписали Беловежское соглашение.

Газпром, добывавший больше 800 миллиардов кубометров газа в год и занимавший первое место в мире по объемам добычи, имевший сеть газопроводов длиною 160 тысяч километров, владевший 350 компрессорными станциями, 270 промысловыми установками комплексной подготовки газа, несколькими тысячами скважин и десятками подземных хранилищ, потерял треть трубопроводов, треть месторождений и четверть мощности компрессорных станций.

Но – в отличие от Советского Союза и любого из его министерств – продолжал существовать.

Глава 2

Наш дом – Газпром

30 мая 1992 года министр топлива и энергетики Владимир Лопухин должен был защищать на заседании правительства свою концепцию реформирования нефтяной и газовой отрасли страны. Вернее, пока только нефтяной. Газовая отрасль министру Лопухину была явно не по зубам. Идеолог российской приватизации Анатолий Чубайс говорит, что Газпром отличался от всех остальных отраслей промышленности технологически. Разделить его и властвовать было практически невозможно.

В машиностроении, например, по словам Чубайса, каждый директор завода чувствовал себя независимым хозяином, этаким удельным князьком. В нефтянке – то же самое. Директор крупного завода, директор нефтедобывающего управления был царем и богом в своем регионе. Директора заводов и добывающих управлений поначалу сопротивлялись приватизации, но все же были разрознены и поэтому рано или поздно побеждены. Газпром – другое дело. Газпром стоял как крепость. Нефть, улыбается Чубайс, можно, грубо говоря, налить в ведро, унести с месторождения и продать. Составляющие же Газпром четыре океана газа и двенадцать магистральных газопроводов связаны в единую систему и не могут существовать друг без друга. Газ никак нельзя продать по частям. Газ, в отличие от довольно инертной нефти, летуч и легок, он только и ждет малейшего нарушения технологии, малейшей щели в трубе или малейшей несогласованности транспортировщиков, чтобы вырваться наружу и взорваться. Империя Газпрома целиком контролируется с центрального пульта в главном офисе в Москве, то есть – председателем правления.

Поэтому реформа, которую должен был предложить 30 мая на заседании правительства Лопухин, касалась пока только нефтяников. Совещание у Лопухина продолжалось накануне всю ночь. В совещании принимал участие заместитель министра Михаил Ходорковский, тогда еще банкир, но, видимо, уже решивший заняться нефтью, и «нефтяные генералы», тогда еще директора, а в будущем – владельцы нефтяных компаний. В сущности, они понимали неизбежность того, что нефтяная отрасль разделится на множество частных предприятий, а нефтепровод не достанется ни одному из них. Никто из «нефтяных генералов» не имел сил тогда контролировать всю нефтяную отрасль, как Черномырдин контролировал газовую. Они смирились с приватизацией, реформа Лопухина с теми или иными оговорками предлагала им стать владельцами добывающих управлений, которыми до 30 мая эти люди только руководили. На заседании правительства предполагалось принять концепцию, и все понимали, что потом еще надо будет воплотить эту концепцию в жизнь, реформировать по ней каждое добывающее управление, и каждый раз с боем.

А пока что к утру 30 мая доклад был готов и согласован. Лопухин сидел в Георгиевском зале Кремля, где тогда проходили заседания правительства, и на столе перед министром лежала пухлая папка доклада. Все правительство было в полном сборе, включая и.о. премьер-министра Егора Гайдара. Но по закону правительство тогда возглавлял президент, премьер-министр только замещал его. И заседание 30 мая должен был проводить президент Ельцин лично. Все ждали президента.

Президент же был совсем недалеко, за дверью, в маленьком кабинете, который отводился главе государства рядом с залом заседаний правительства. Президент сидел в кресле. Открылась дверь. Не та, что вела в зал заседаний, а та, что вела в коридор. Из коридора вошел вызванный накануне Ельциным председатель правления Газпрома Виктор Черномырдин.

– Виктор Степанович, – сказал президент. – Я решил отправить в отставку министра Лопухина и назначить вас на его место.

Они были давно знакомы, еще с советских времен, еще в Свердловске, где Ельцин руководил строительным управлением, а Черномырдин – газотранспортным. Как принято было у советских руководителей, они обращались друг к другу на «ты», но по имени-отчеству. Однако, став президентом новой России, Ельцин бросил эту советскую манеру и ко всем обращался на «вы». Черномырдин к Ельцину тоже обращался на «вы» – президент все-таки.

Сейчас Виктор Черномырдин рассказывает эту историю так, будто был готов к предложению Ельцина. Сейчас он объясняет свою тогдашнюю готовность тем, что Владимир Лопухин был заведомо слабым министром. По слова Черномырдина, Лопухин стал министром случайно. Будто бы однажды ночью Лопухину позвонил один из соратников Ельцина Александр Шохин и спросил: «Володя, хочешь быть министром?» Шохин, правда, отрицает факт этого ночного звонка, но никто не отрицает факта, что карьеры в то время действительно делались вот так, одним телефонным звонком.

Впрочем, Егор Гайдар утверждает, что предложенная Лопухиным реформа нефтяной отрасли была разумной, грамотной и, главное, была воплощена в жизнь. Благодаря этой реформе, добыча нефти, которая в 91 и 92 годах падала на 60 миллионов тонн в год, стала расти. Тогда как добыча Газпрома, избежавшего Лопухинской реформы, почти не менялась в 90-е годы, а сейчас падает. Гайдар объясняет это тем, что частный собственник эффективнее государства. И еще Гайдар говорит, что Черномырдин не потому так спокойно отнесся к президентскому предложению, что считал Лопухина слабым министром, а потому, что заранее был предупрежден о сути президентского предложения.

– Я не знаю, – пожимает плечами Гайдар, – кто уговорил Бориса Николаевича сменить Лопухина на Черномырдина. Это до сих пор остается для меня загадкой.

Черномырдин вышел из президентского кабинета и пошел по коридору, огибая огромный зал заседаний, чтобы войти в ту дверь, через которую входили члены правительства. Ельцин шагнул в зал заседаний прямо из своего кабинета, через ту дверь, которая предназначалась только для него одного.

– Я решил отправить в отставку министра топлива и энергетики, – сказал президент, обводя членов правительства своим тяжелым взглядом, словно ожидая и готовясь пресечь малейшее неповиновение министров. – Вице-премьером, курирующим топливно-энергетический комплекс, назначаю Черномырдина Виктора Степановича.

Пока президент говорил это, Черномырдин прошел по коридору, вошел в зал заседаний, поздоровался с новыми коллегами и занял свое место. Бывший уже министр топлива и энергетики Владимир Лопухин сидел, говорят, красный как рак от обиды. Его доклад в тот день не слушали. На следующий день без особых дискуссий и поправок правительство приняло концепцию реформы нефтяной отрасли, предложенную уволенным министром Лопухиным. Кажется, это был политический размен. Неизвестные люди, уговорившие президента уволить Лопухина и назначить Черномырдина, вероятно, обещали президенту не препятствовать реформе нефтяной отрасли. А за это президент, вероятно, обещал этим неизвестным людям не трогать Газпром и отдать всю энергетику страны под контроль главы Газпрома. С этого момента началась пятилетняя политическая карьера Виктора Черномырдина, чуть было не приведшая главу газовой компании в кресло президента страны. Чуть было не превратившая Газпром из, как принято было говорить, «станового хребта России» в самое российскую власть.