Лена Климова - Страница найдена
Андрей, 13 лет (Сургут):
– С пяти лет у меня появилось отрицание своего биологического пола. Мне было некомфортно осознавать, что я должен одеваться как девочка, что я никогда не смогу быть именно отцом, мужчиной.
Уис, 14 лет (Москва):
– Я никогда не чувствовал себя как девушка. Меня тошнило от платьев и юбок. Я не мог спокойно жить в образе девушки. Мне было сложно выходить из дома и говорить о себе в женском роде. Меня бесит мое тело и то, что мне приходится в нем жить. Это было всегда.
Некоторые ЛГБ-подростки также отмечают, что еще в раннем детстве, до полового созревания, уже ощущали свое отличие от сверстников. Чаще всего они не могут объяснить, в чем оно, чувствуют его смутно («Я понимал, что я не такой, как все»). Подростки, которые пытались объяснить, в чем состоит отличие, выделяли два признака. Первый: им не хотелось вести себя в соответствии с традиционными гендерными ролями.
Без подписи, 17 лет:
– Я дошкольник. Машинки – не мое, конструкторы – тоже. Что, спросите тогда? Игры в семью, где я играл роль сестры или дочери. Также игра в магазин, в парикмахерскую, в больницу. Из-за этого даже попытки поиграть в машинки с мальчишками оставались неудачными…
Александр, 16 лет:
– Меня не интересовали войнушки, стрелялки, наоборот, я интересовался куклами, играл с девочками. Только за это меня дразнили девочкой, тыкали пальцем, называли голубым или петухом.
Татьяна:
– В детстве я чаще дружила с мальчиками, с удовольствием играла в войну и футбол, а еще лазила по деревьям и крышам не хуже любого мальчишки.
Евгения, 17 лет:
– С самого рождения больше тяготела к обществу мальчиков, мне нравилось ездить на рыбалку, ходить в гаражи, играть в футбол и баскетбол (надо сказать, и сейчас обожаю все это делать).
Без подписи, 15 лет:
– Меня совсем не интересовали игры в мяч, стрелялки и танчики, как всех обычных мальчиков в моем возрасте. Я играл в куклы, жмурки, дочки-матери. Из-за этого меня называли девочкой, иногда в садике даже толкали и не хотели сидеть за одним столом.
Яна, 15 лет:
– Все детство я общалась с мальчиками, играла в футбол, одевалась, как парень.
Второй признак: таким ребятам было проще общаться с противоположным полом, сверстники того же пола иногда отвергали их (возможно, этот признак – следствие первого).
Без подписи, 17 лет:
– С самого раннего детства, в детском садике со мной не играли мальчишки, наверное, уже понимали: что-то не так, я не такой. И были правы.
Валя, 16 лет (Каменск-Шахтинский):
– Я вела себя с девочками, как они вели себя с парнями: испытывала неловкость, смущение. С парнями же не чувствовала никакой скованности, с ними у меня была абсолютная раскрепощенность в общении.
Павел:
– С женским полом мне всегда было легко находить общий язык. Если обычно парни ломают голову, как бы привлечь внимание девчонок, мне приходилось всячески уворачиваться от него. Обычно после отказа девушки обижались и больше со мной не разговаривали, и мне казалось это вполне закономерным: я знал, что не такой, как все, но не гордился, а считал это «браком производства».
Егор, 16 лет:
– Я никогда не находил мужскую компанию класса интересной. Ни их музыка, ни их поведение, ни их развлечения – в общем, ничто не привлекало. Я себя всегда легче и проще чувствовал в компании девушек. И тогда я думал, что мы дети, какая разница, с кем общаться? А взрослые за спиной поговаривали, что из меня вырастет бабник.
Без подписи, 15 лет:
– Я общался только с девочками. Взрослые шутили, что за мной будут бегать все девчонки (и действительно, я мог легко подойти, познакомиться и мило общаться с какой-нибудь девушкой, пока мои родители сидели с друзьями в кафе).
Значит ли это, что гомо-, бисексуальность и трансгендерность всегда заметны с ранних лет? Нет, это не так.
Гендерные стереотипы – представления о том, какими должны быть настоящий мужчина и настоящая женщина, – очень живучи. Вы без труда ответите на вопрос, кому – мальчикам или девочкам – положено быть послушными, покладистыми, мечтательными, а кому – сильными, напористыми, независимыми. Но почему вы ответили именно так? «Это всем известно» – но стереотип не становится истиной, если многие его разделяют. «Мои наблюдения это подтверждают». А почему? С одной стороны – потому что мы избирательно видим то, что привыкли и ожидаем видеть, не обращая внимания на исключения. С другой стороны – потому что люди вживаются в роли «женщин» и «мужчин», принимают их и ведут себя так, как положено и предписано. «Это заложено природой» – более чем сомнительно, потому что модели поведения, которые считаются нормальными для мужчин и женщин, различаются в разных культурах и в разные исторические периоды.
Поведение, вкусы, привычки, увлечения, любимые занятия не зависят от пола. Многие девочки в детстве отдают предпочтение машинкам и конструкторам, а мальчики играют в куклы и имеют мягкий, уступчивый характер. Не стоит высмеивать и порицать за это детей. Ребенок просто ведет себя так, как ей или ему удобно. Гендерно нетипичное поведение может не иметь никакого отношения ни к гендерной идентичности, ни к сексуальной ориентации. Человечество бесконечно разнообразно, и сложно представить хотя бы одного человека, которому в точности подходят искусственно созданные рамки «настоящий мужчина» / «настоящая женщина». Каждый из нас немножко не такой. А ЛГБТ-подростки, осознающие себя в раннем возрасте, особенно остро чувствуют: «Я не такой, как все».
Не такой. А какой же? Ненормальный? Больной?
Понятие нормы весьма условно. Со временем она меняется. Некоторые явления в прошлом считались нормальными, а для нас они – просто дикость. Шекспировской Джульетте еще не исполнилось четырнадцати, а ее собираются выдать замуж, причем мать Джульетты говорит дочери: «Меньших лет, чем ты, Становятся в Вероне матерями, А я тебя и раньше родила». В Древнем Риме отец мог не только выпороть, но и продать или убить своего ребенка. Это в прошлом. Мы не переучиваем леворуких, не сжигаем на кострах рыжих, не считаем негров низшей расой, не спорим, есть ли у женщины душа…
И напротив, кое-что ранее считалось неприемлемым, а сейчас – в порядке вещей. К примеру, только в 1967 году Верховный суд США принял историческое решение по делу «Лавинг против Виргинии», разрешив свободу смешанных браков. Трудно поверить, что всего 50 лет назад люди с разным цветом кожи не могли жениться в США. Возможно, и нашим потомкам всего через 50 лет будет сложно представить, что их родители считали ненормальной гомо- или бисексуальную ориентацию и однополые браки.
О болезни давайте поговорим подробнее. После многолетних исследований медиков, психологов и антропологов гомосексуальность болезнью считать перестали12. 17 мая 1990 года решением общего собрания Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) гомосексуальность была исключена из списка психических заболеваний. В современной международной классификации болезней МКБ-10 в разделе F66 (Психологические и поведенческие расстройства, связанные с половым развитием и ориентацией) указано: «Сама по себе сексуальная ориентация не рассматривается как расстройство».
Официальная российская медицина присоединилась к МКБ-10 в 1999 году, тем самым признав все ее положения. Но, увы, в сознании большинства жителей России представители ЛГБТ и поныне остаются больными людьми, которых надо лечить.
Предположим, что гомосексуальность все-таки болезнь, и попробуем порассуждать.
Во-первых, болезнь причиняет неудобства самому больному либо его окружающим (если она психическая либо он не просто, к примеру, кашляет и чихает, но еще и других может заразить). Насколько я знаю, гомосексуальность ни у кого не болит, не чешется, не ноет, не разрастается, не опухает, не передается никаким путем, не угрожает ничьей жизни или здоровью. Заразить гомосексуальностью невозможно, ее «симптомов» не существует, а все неудобства бытия геем порождает в основном отношение к тебе общества. В таком случае геи на самом деле не очень-то отличаются, скажем, от полных людей, к которым многие относятся с предубеждением.
Во-вторых, как правило, болезнь можно вылечить, а гомосексуальность не лечится. Попытки были, неоднократные и разнообразные. Например, «пациентам» демонстрировали гомоэротические материалы и одновременно вызывали у них рвоту с помощью лекарств. Либо прибегали к электрошоку. Нейробиолог Дик Свааб, директор Нидерландского института головного мозга, описывает безуспешные попытки излечения гомосексуалов так: «И какие только безумные методы не перепробовали: и гормональное лечение тестостероном и эстрогеном, и кастрацию, и лечение, которое успешно воздействовало на либидо, но не на сексуальную ориентацию. Применяли электрошок, провоцировали эпилептические припадки. Тюремное заключение помогало и того меньше; печальный пример – суд над Оскаром Уайльдом. Применяли даже трансплантацию яичек. Весьма успешно: рассказывали, что гомосексуальный пациент потом даже ущипнул медсестру за попку. Разумеется, прибегали и к психоанализу; кроме того, пациентам давали рвотное, апоморфин в комбинации с гомоэротическими картинками, чтобы отбить у них охоту к гомоэротическим ощущениям. Впрочем, говорят, что единственный эффект заключался в том, что, как только врач входил в комнату, пациентов начинало рвать, но их гомоэротические ощущения не уменьшались. Гомосексуальным заключенным делали операции на мозге. Если это вызывало должный эффект, срок заключения уменьшали. Ясно, что все прооперированные утверждали, что операция была успешной»13.
