Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода - Марочкин Владимир Владимирович
Стас Намин и Сергей Кавагоэ
Во-первых, в ДК «Энергетик» пришёл новый директор, Борис Сергеевич Ершов, который только-только окончил ГИТИС и мечтал создать свой театр. И этот театр получился именно благодаря поддержке команды Надежды Оспановой, которая сказала тогда:
– Ребята, к нам пришёл молодой директор! Он только что окончил режиссёрский факультет! Он так хочет сделать театр! Давайте ему поможем!
И театр в помещении Дома культуры на Раушской набережной существует уже более тридцати лет.
Во-вторых, те, кто делал эти вечера, просто повзрослели.
– У нас очень много времени занимала подготовка к вечеру, а «Орбиту» делали всего несколько человек, – рассказывала Надежда Львовна. – Но ведь мы же ещё и работали! Я была по специальности инженером-конструктором, но мне и работать-то было некогда. Мне очень повезло, что у меня был хороший начальник, который очень спокойно к этому относился. Слава богу, ещё семьи ни у кого не было, так как все были молодыми! Объём работы был большой, а люди уже привыкли к тому, что раз в месяц мы обязательно устраивали наш устный журнал. В конце месяца они, беспокоясь, начинали подходить и спрашивать: «Как же так? Уже месяц заканчивается, а афиши ещё нет?! Какого числа будет «Орбита»? И когда мне исполнилось 28 лет, я отказалась продолжать эту работу, сказала: «Ребята, у меня больше сил нет!» Меня вызвали в райком и сказали: «Мы вас просим остаться ещё». Я ответила: «Если вы так высоко оценили мою работу, оставьте мне мой комсомольский билет на память!» У всех обычно забирали билет по истечении комсомольского возраста, а мне оставили на память…
Стоит вспомнить команду Надежды Оспановой: это Таня Савкина, Елена Иванова, Валентин Шелков, Коля Гладченко, Таня и Юра Симагины, – они создали ту легенду, которую передают из уст в уста вот уже несколько поколений рокеров и хиппи.
– Где они сейчас? – спросил я Надежду Львовну.
– Сначала мы так и работали в Мосэнерго, а потом все разлетелись кто куда: кто-то в Госстрое работает, кто-то даже в администрации президента. А тогдашние наши мальчики, которые дежурили у входа, сегодня составляют элиту Мосэнерго.
– Может, этот вопрос покажется вам смешным, но, наверное, качество работы человека напрямую зависело от того, прошёл ли он горнило «Орбиты» или нет?
– Конечно! – абсолютно серьёзно ответила Надежда Львовна. – В дружину ведь тоже выбирали тех, кто ответственно относится к любому делу!
Но сейчас рок-н-ролла здесь больше нет, зато есть детский театр.
– Наш клуб просуществовал всего шесть лет, – сказала на прощание Надежда Львовна. – Но это такое счастье – оказаться в эпицентре таких событий! Это – на всю жизнь!..
Директор театра Борис Сергеевич Ершов встретил меня у выхода:
– Андрей Макаревич в 1987 году пришёл ко мне и спросил: не сможем ли мы предоставить репетиционную базу для его «Машины Времени»? Но, к сожалению, я не мог его здесь принять, потому что уже не было тех закуточков, где они базировались когда-то и где можно было работать. Всё уже было перестроено. Я очень сильно огорчил его отказом, и он ушёл очень расстроенный… А Градский у нас занимался! Но это было до ремонта, то есть в 1981 году. Он приехал, что меня удивило и даже порадовало, и рассказал, что у его группы здесь раньше была база, что я в общем-то знал, и попросил: «Не дадите ли вы нам возможность здесь позаниматься?» Я ответил, что тот подвал завален всяким мусором, что там половину надо уже выбросить, однако мы ничего этого не делаем, потому что ждём ремонта. «Я со своими музыкантами всё там расчищу!» – сказал Градский. И можете представить: действительно, и он сам, и его музыканты приехали, надели какие-то робы и всё оттуда вытащили! Это был настоящий подвал: жуткий, тёмный и грязный. И вот они, все в пыли, в грязи, измазанные в чём-то белом, всё это вытаскивали, вышвыривали. Вывезли несколько машин всякого хлама и грязи! Молодцы! Меня тогда Градский восхитил: ведь он уже был большой величиной! И тем не менее и он, и его музыканты сами всё это делали! А ведь когда человек достиг определённой высоты, не каждый возьмётся это делать, не каждый примется за это! Понимаете? И после этого они какое-то время здесь занимались, может, месяц, а может, два, но потом, к сожалению, у нас начался ремонт. Вернее, к нашему счастью, а к сожалению для Градского. И поскольку это был капитальный ремонт всего Дома культуры, то здесь всё начали крушить и ломать. А во время ремонта здесь всё перестроили, и этого подвала как такового уже нет…
Теперь здесь только театр. Впрочем, это действительно хороший театр…
Подпольная карта
Часть 1. Толкучки
В советское время существовало совершенно замечательное место встреч – толкучки. На книжные и дисковые толкучки приходили все, кто хотел быть в курсе последних событий в мире искусства. В воскресенье с утра, взявши денег, многие люди отправлялись на толкучку, чтобы протолкаться там целый день и, может, даже что-то купить. Сюда спешили все: школьники и студенты, профессора и академики.
Первая пластиночная толкучка, как рассказывал известный социолог Андрей Игнатьев, возникла на том месте перед Политехническим музеем, где сейчас лежит камень памяти жертв политических репрессий. В 1950-х годах здесь стояли дома, в одном из которых располагался магазин грампластинок, там и была основная толкучка по продаже записей «на рёбрах». Милиция боролась с этим рынком достаточно жёстко, и в конце концов этот магазин закрыли, а на его месте сделали то ли авиакассы, то ли трансагентство. Потом эти здания вообще снесли, а перед Политехническим музеем разбили сквер.
Раздобыть диски «на рёбрах» можно было и на улице Горького, на углу у магазина «Российские вина». Рядом, под вывеской «Фотография», находился ныне легендарный салон звукозаписи, в котором всем желающим предлагалось записать так называемые звуковые письма: наговорить через микрофон короткую поздравительную речь либо напеть под гитару, аккордеон или пианино какую-нибудь песенку. Возможно, что именно эти звуковые письма и подсказали идею создания дисков «на костях». Музыки было мало, а тот ассортимент ритмов и мелодий, что предлагало государство, устраивал далеко не всех, и тогда нашлись умельцы, которые сообразили, что можно нарезать самодельные грампластинки, используя трофейные станки, вывезенные из Германии в качестве контрибуции и военной добычи. Винил, из которого государство штамповало грампластинки, и целлулоид, на котором нарезались диски в студиях звукозаписи, были в дефиците, поэтому самодельные пластинки изготовлялись обычно из использованных рентгеновских плёнок, тем более что их совсем не трудно было раздобыть в больницах. Порой с этих плёнок даже не смывалась эмульсия, поэтому, посмотрев на свет, меломан видел снимок чьих-то затемнённых лёгких, сломанных рёбер или других костей. Отсюда и пошло название самодельных пластинок: диски «на рёбрах», или «на костях». По одним воспоминаниям они появились на чёрных рынках ещё в 1944 году, по другим – сразу по окончании войны.
Что же выпускалось на этих самодельных дисках?
Да в общем-то всё, что было популярным в те годы: песни Александра Вертинского и Вадима Козина, модные шлягеры Константина Сокольского, танго и фокстроты Оскара Строка и Марка Марьяновского в исполнении Петра Лещенко. Весьма обширным был пласт так называемых «одесских» песен, которые «одесскими» были только по тематике и характерной еврейской мелодике, так как сочинялись они от Бреста до Владивостока. «На рёбрах» были «переизданы» многие записи советской джазовой музыки довоенной поры, в основном – песни молодого Леонида Утесова.
Солдаты, возвращавшиеся с войны, везли в своём багаже трофейные пластинки с записями немецких свинговых оркестров 1930-х годов и американские диски с записями джаза и буги-вуги. Эта музыка очень нравилась советской молодёжи, но сами пластинки были редкостью и стоили дорого, а потому являлись уделом лишь очень ограниченного круга людей. Умельцы выискивали пластинки с записями американского джаза, переписывали их и начинали тиражировать «на рёбрах». Так мелодии Гленна Миллера, Бенни Гудмена и Дюка Эллингтона сделались достоянием масс и культовой музыкой наших стиляг.
