Журнал Русская жизнь - Попса (май 2008)
Затем опять майки, куртки, ковры и шали. У входа в лютеранскую церковь Христа Искупителя, построенную все тем же императором Вильгельмом, жмут сок из гранат и грейпфрутов за бешеные деньги. Лютеранская церковь кажется совсем светлой и пустой после храма Гроба Господня. За условную плату в три шекеля можно подняться на ее колокольню, самую высокую точку в Старом городе. Лестница невероятно узка и головокружительно крута, так что сердце при подъеме бьется, как у Марчелло Мастрояни, гонящегося за Анитой Эксберг в «Сладкой жизни». То и дело приходится вжиматься в каменные стены, встречаясь со спускающимися. Виток ступеней за витком, они кажутся бесконечными, но, наконец, площадка с примыкающими к ней четырьмя небольшими балкончиками на все четыре стороны света. Галерейки-балкончики столь узки, что тоже создается ощущение толпы: слоноподобно-добродетельное немецкое семейство, католический монах с очень приятными глазами, фотоаппаратом и рюкзаком, крошечные улыбающиеся японские туристики, два совсем юных, очень милых палестинских подростка, мальчик и девочка, которым, как кажется, очень хочется целоваться. А вокруг - Иерусалим, Божественный град. Здесь, на высоте - тишина, и город, погруженный в нее, сияющий на солнце, завораживает. Крыши съедают толпу, рынок, движение, город кажется монолитным и молчаливым, напряженным, мудрым и настороженным. На востоке сияют золотом купола мечетей, на западе чернеют купола храма Гроба Господня, кресты, полумесяцы, плоские крыши, верхушки редких деревьев, черная россыпь точек под Стеной Плача. Четыре балкончика: юг, север, восток, запад. Мусульманский квартал, христианский квартал, еврейский квартал, армянский квартал. Я еще ничего не видел, ничего не понял, ничего не знаю. Я даже не понял, что рынок - это мусульманская часть, и что от его главных, забитых тряпками и людьми улиц, в разные стороны разбегаются узкие улочки, таящие красоты арабской средневековой архитектуры, сдобренной неуловимым привкусом влекущей опасной чуждости. Что христианский квартал, самый размеренный и обыкновенный, полон разнообразных дворов, напоминающих то о ватиканской деловитости, то о православной незадачливости, то о коптской древности, мрачновато-египетской, с огромным количеством кошек, как у древней богини Баст. Что армянская часть, уютно-аккуратная в плетении ухоженных двориков позади монастырей и храмов, с их величественно-тяжелой благочестивостью колонн и икон, живущая воспоминаниями о чудовищной резне, в целом сурова и печальна. Что совершенно современный, заново очень элегантно отстроенный еврейский квартал, сохраняющий, тем не менее, безумие планировки древнего лабиринта, наоборот, живет не воспоминаниями, а будущим, и полон школ, детей, детских криков и мальчишек, столь отчаянно гоняющих в маленьких двориках футбольный мяч, что, смотря на это, все время диву даешься, как на них кипы-то держатся. Я не знаю еще ничего, но расстилающийся передо мной город, тихий, сосредоточенный, мучительно полный собой, своей избранностью, своей жестокостью, своим страданием, своей верой, своей суетой, своей аскезой, магнетизирует меня иступленным ожиданием чуда, кровавого и страшного, быть может. Нет в мире города более исполненного и более истового. Нет и не будет более полного образа Рая на земле.
* МЕЩАНСТВО *
Лидия Маслова
Колоссальное значение бровей
Телевидение как женский наставник
Удивительно, что у нашего телевидения сравнительно недавно дошли руки до того, чтобы научить женскую часть населения прилично выглядеть. Как готовить борщ - учили, как шпаклевать стены - показывали, как вести себя в постели - разъясняли, и только в сфере внешнего облика, одежды и макияжа грамотность оставалась на доисторическом уровне времен «Служебного романа»: «Сейчас парики уже не носят, поэтому в наше время колоссальное значение приобретают брови», «Неудачные ноги надо прятать под макси», «Женщину женщиной делает походка». Но это Людмиле Прокофьевне, героине фильма «Служебный роман», повезло с продвинутой секретаршей, которая в наше время стала бы главным редактором журнала мод, а большинству женщин совершенно непонятно, на что ориентироваться в условиях изобилия одежды в магазинах, и телевизор очень кстати в очередной раз пришел на помощь как лучший друг и бескорыстный советчик.
Первым почуял существование пустующей ниши, жаждущей быть заполненной практическими советами по правильному формированию гардероба, канал СТС, запустивший международную франшизу, в русском варианте получившую название «Снимите это немедленно». Сюжет такой - в редакцию приходит письмо, типа: «Помогите, моя тетя, с тех пор как ее бросил муж, поправилась на десять килограммов, ходит только в трениках и не бреет ноги. Дорогая редакция, купите ей, пожалуйста, лакированные туфли на шпильках и красное платье с декольте, чтобы она вспомнила, что она красивая женщина». После прочтения письма демонстрируется леденящее home video, в котором пресловутая тетя (мать, дочь, сестра, подруга) хлопочет по хозяйству в бигудях и засаленном халате - при просмотре этой записи ведущие, две ухоженные и тщательно наряженные девушки, делают трагические лица и со словами: «Наш долг ей помочь», - едут на встречу с жертвой. Та ведет себя всегда одинаково: сначала делает вид, что происходящее является для нее сюрпризом, пытается притворно сердиться на родственниц и подружек, удруживших ей всенародный стыд и срам, но при виде кредитной карточки, которую ведущие извлекают из ридикюля с предложением накупить на нее нового барахла, меняет гнев на милость и соглашается послужить примером чудесного превращения лягушки в Василису Прекрасную.
Завораживает во всем этом, прежде всего, христианское смирение, с которым героиня шоу подвергается предстоящим экзекуциям, сжав зубы и успокаивая себя тем, что на сто тысяч, которые ей в итоге подарят за все пережитые издевательства, она приоденется на пару лет вперед. Первое испытание заключается в том, что героиню публично тыкают носом в ее старый лоховской гардероб: одна ведущая, брезгливо взяв двумя пальчиками что-то из вещей, цедит сквозь зубы: «В каком классе вы это носили?», а другая в преувеличенном отчаянии заламывает руки: «Да это же чистая синтетика!» Раздраконив таким образом все старое тряпье несчастной, ей велят раздеться до трусов и бюстгальтера, отчего происходящее приобретает некоторый концлагерный оттенок, и подвергают придирчивому осмотру перед телекамерой. Испытуемая, даже самая стройная, покрывается красными пятнами и старается втянуть внутрь целлюлит, даже если его у нее немного. Ведущие с понимающим видом качают головами, как доктора на консилиуме, потом с диагнозом «Так-так-так, нам все понятно» бросаются к уже наряженным манекенам, чтобы втолковать своей подопечной, как лучше спрятать недостатки ее фигуры. Следующее унижение ждет героиню в магазине, где ведущие вырывают у нее из рук каждую понравившуюся ей шмотку с возмущенными воплями: «Вы с ума сошли? Это же вам не по возрасту!» или «Это вас простит!» - и подбирают ей несколько комплектов одежды на свой вкус или, что более вероятно, на вкус специально обученных стилистов, которые присматривают за внешним видом и самих ведущих - ибо, судя по их лексикону Эллочки-людоедки, дай им волю, они и сами выступали бы в таком мексиканском тушкане, что только держись. В итоге через сорок пять минут эфирного времени пришедшая на передачу неухоженная лахудра покидает студию другим человеком, поскольку женщине для этого не обязательно менять мировоззрение, а достаточно одеться во все новое, сделать прическу и нанести макияж.
Вслед за СТС, тупо купившим лицензию на свое шоу с переодеванием, рейтинговый потенциал женского ребрендинга почувствовал Первый канал, который в аналогичном шоу «Модный приговор» старается более отчетливо и последовательно провести идею, что перемена внешнего облика неизбежно должна повлечь за собой радикальные подвижки в мировосприятии и образе жизни. Если вернуться опять же к «Служебному роману» как своего рода предшественнику подобных телеаттракционов, то там героиня сначала находила для кого наряжаться, а потом уж принималась выщипывать брови рейсфедером. Теперь же предлагается не ждать повода в лице мужчины, а расфуфыриться и взгромоздиться на каблуки превентивно, как бы для себя любимой, а там, глядишь, и повод сам собой нарисуется.
«Модный приговор», будучи чуть более сложно структурированным шоу, пытается полемизировать на эту тему сам с собой и содержит внутри себя как бы конструктивную оппозицию мнению, что женщина не может позволить себе расслабиться и обязана выглядеть наилучшим образом, даже выходя в соседнюю булочную. Она, как солдат в увольнительной, всегда должна быть готова встретить старшего по званию и отдать ему честь, не опасаясь вызвать нарекания в неопрятности внешнего вида. Альтернативу этой военной дисциплине, этому диктату безупречного вкуса и гламурной ухоженности пытается представлять в «Модном приговоре» выступающая в роли «адвоката» Арина Шарапова, безуспешно старающаяся заглушить своим умилительным сюсюканьем чеканные формулировки «прокурора», главредактрисы «Офисьеля» Эвелины Хромченко. Именно она, а не ведущий Вячеслав Зайцев, сидящий в красном углу священной иконой стиля, является мозговым центром шоу и неутомимым пропагандистом идеологии маниакального слежения за собой. Необходимость его мотивируется не только архаичным поиском счастья в личной жизни, но и в духе феминистских тенденций - чрезвычайной полезностью для карьерного роста. «Если бы я в свое время знала, как важно правильно накрасить глаза, - сказала однажды загадочно Эвелина Хромченко, - то неизвестно, кто бы сейчас владел одним известным английским футбольным клубом». Единственное, что понятно из этого намека, что брови снова приобретают колоссальное значение. «Модный приговор», несмотря на беспрекословную сталь в голосе «прокурора», который с удовольствием дал бы вышку за малейшее покушение одеться невзрачненько, но удобно, тем не менее с большим уважением и терпимостью относится к своим подсудимым, чем садистский аттракцион «Снимите это немедленно». Были даже вопиющие по гуманизму случаи, когда тетенькам под полтос, испытывающим в погоне за убегающей молодостью излишнюю тягу к безумным в своей экстравагантности нарядам, удавалось больше понравиться сидящим в зале «присяжным» в своем диком первозданном виде, чем после «санобработки» стилистов, приводящих всех к некоему общему модному знаменателю. Но это единичные инциденты для видимости плюрализма, а большинство дел все равно решается не в пользу пусть сомнительного вкуса, но своего, а в пользу навязанных стилистами комплектов, которые по возвращении героини домой все равно с большой вероятностью будут пылиться в шкафу, так и оставшись для нее чужой шкурой, взятым напрокат маскарадным костюмом.
