Журнал Русская жизнь - Мужчины (январь 2009)
События даются в виде беспорядочного потока сознания: переводной «Улисс» был уже на подходе, и внутренние монологи крайне популярны. Человечеству было еще невдомек, что мусор мыслительного процесса на письме почти непередаваем, и браться за него способны только эгоманьяки - либо мессианствующие трэшмейкеры типа Лимонова и Буковски, либо одаренные лабухи вроде Нагибина, имевшего хамство целыми абзацами, через многоточия, транслировать мысли Пушкина. Как давно замечено, слабые авторы симулируют эмоцию, заставляя героев бычить на пустом месте и сыпать неспровоцированными проклятьями. У Стругацких сочное ругательство «массаракш» на трехстах семидесяти страницах встречается 135 раз, не считая пятикратного «тридцать три раза массаракш». Впрочем, пробелы лингвистического чутья заведомо выдает уже псевдоним «братья Стругацкие».
Хаотическое мышление одинокого подростка - известная угроза и для композиции. С началом каждой главы «Острова» в сюжет вваливается орда новых персонажей с труднозапоминаемыми именами, которых аннигилируют с такой скоростью, что неясно, зачем им имена. Главные антагонисты проникают в действие за 20 страниц с конца, так что в экранизированной Бондарчуком половине романа о них еще и слыхом не слыхать.
У прозы Стругацких было единственное онтологическое преимущество, заставившее главных зубров отечественного экрана Германа, Тарковского и Сокурова в разное время и с титаническими переделками браться за их сюжеты: одинокие и закомплексованные умные мальчики некоренной национальности сильнее прочих озабочены темой личной свободы индивида. Чем действительно интересен «Остров», так это сводом философских (а потому сугубо некиногеничных) истин о свободе, ее достижимости и востребованности. Учение Стругацких на порядок опередило достижения современной им политологической науки по обе стороны океана. Дальше воли к свободе ни диссидентская, ни американская общественная мысль не шла. Стругацкие в ответ постулировали, что: любая тирания современного мира обусловлена волей подавляющего большинства, а не террором олигархии. Государственное насилие в герметических сообществах осуществляется по мандату большинства против рахитичной прослойки психически неуравновешенных маргиналов. Вывести систему из состояния равновесия и сделать ее уязвимой для революционных действий способна только развязанная по недомыслию большая война. В любом случае победитель Дракона останется наедине с огромными массами публики, которой его победа ни к чему, а то и откровенно враждебна - что в принципе дезавуирует роль личности в истории. Даже таких белокурых гигантов, невосприимчивых к пулям, радиации и пропаганде, как Максим Каммерер.
Здесь космогония Стругацких давала слабину в силу общей наивности господствующих в ту пору представлений. Авторы связывали ментальную ограниченность населения не с уровнем развития производства, а с тлетворным воздействием зомбирующей пропаганды (которая, понятно, и подразумевалась под ретрансляционными башнями) - забывая, что основная масса деспотий процветала в дотелевизионную и даже докоммуникационную эру.
Впрочем, и социокультурные, и пропагандистские построения вели к единому выводу о бессмыслице любого силового сопротивления режиму суверенной охлократии. Возможно, эти выводы и были самым разумным ответом на вечный вопрос, почему такую откровенно еретическую литературу печатали такими несусветно гигантскими тиражами. Тем, кто способен был считать немудреные подтексты, отчетливо демонстрировали тщету их рыпанья (даром ли в большинстве книг Стругацких присутствует откровенно буддистский, созерцательно-отшельнический привкус? Сиди песок пересыпай - вся мудрость).
На беду, Федор С. Бондарчук, ослепленный траекторией космолетов, горнилами битв и рыком головобрюхих мутантов, взялся за одиссею Максима с энтузиазмом отрока, впервые постигшего досягаемость миров, истребляемость хулиганов и распрямляемость искривленных пространств. Сделанные в пубертатном возрасте, подобные открытия чреваты солипсизмом - переносом восторгов и упоений собственной сетчатки на человечество в целом. Федору Сергеевичу элементарно не пришло в голову, что перепахавший его в золотые годы роман большинство зрителей и в руках не держало. Грамотно вправив композицию с помощью четы сценаристов-фантастов Дьяченко, он вполне разумно перенес часть эпизодов и латентных, но значимых героев в начало фильма - что вдребезги разбило всю последовательность пояснений о структуре инопланетного бытия. Название покоряемой землянами планеты Саракш в фильме не звучит НИ РАЗУ. То, что бранилка «массаракш» переводится как «изнанка мира», не объясняется ни единожды - что разом лишает смысла и промо-слоган «Ты увидишь изнанку мира». Социальную инженерию Бондарчук сократил, смутьянские акценты смикшировал, шпану окультурил до уровня «Заводного апельсина», а несовершенный мир срисовал с голливудских антиутопий типа «Вспомнить все», «Пятый элемент» и «Бегущий по лезвию бритвы». По убеждению Голливуда, в тоталитарных мирах никогда не бывает солнечного света (они и Россию с Китаем всегда снимают ночью и в дождь). Полусумрачный саракшанский трюм с эскалаторами более всего напоминает мегамолл «Садко-Аркада», в котором выбили все лампочки, разрешили движение микрокаров и запустили двухголовых бомжей-мутантов. Там и сям в живописных лохмотьях шляются синеватые Жанны Агузаровы в экзотических прическах, летают капсулы-челноки, пыхают разноцветные дымы и торгуют волосатые варвары - ну все как в красной Москве 1968 года. «Если это тоталитарный строй - откуда здесь татуированные телки, суши-бары и прочий декаданс? - орал знакомый эксперт по внеземным цивилизациям. - На фиг из полицейского государства делать модный показ с подсиненными веками? Нет же, главное - все круто, главное - галстук металлический!» Еще ж и темно все время. Глаз в прищуре устает.
И все- таки кривая вывезет Федора Сергеича и на этот раз.
На фоне тотальной деградации российского управления даже редуцированная критика единомыслия выглядит дерзновенно, а первоисточника, где сорок лет назад в подцензурной стране все это делалось куда откровенней, никто не читал.
Публика попроще-помоложе млеет от спецэффектов, на которые потратились с размахом.
Наконец, негоже забывать о высоком блондине. Текущий репертуар, как и полвека назад, диктуют девочки - а раскудряво-диснеевский мальчик-Барби Василий Степанов способен затуманить сознание любой отечественной ляльке. Проза двух очкариков наконец-то позволила режиссеру реализовать недюжинные маркетинговые познания, в рамках которых выбор молодого арийского бога может рассматриваться в качестве полноценной прокатной стратегии. Над благородным наивом чудо-принцев смеются уже в третьем «Шреке» подряд - тем большим успехом способно увенчаться сиятельное нахальство подобных бизнес-планов.
В конце концов, «Человека-амфибию» и цветение миндаля в парке Чаир еще никто не отменял.
Света бы побольше - цены бы фильму не было.
Захар Прилепин
Русский народный артист, алкоголик и дебошир
Наш Микки Рурк
Званием Русский народный артист давно уже не стоит награждать собственно жителей нашей страны. Артист у нас пошел мелкий, неопрятный, суетный. Наградишь любого из них - и факт награждения разом унижает и прилагательное «русский», и существительное «народ» и само понятие «артист».
Награждать нужно варягов; это, к слову, вполне в русской народной традиции. Даешь новое низкопоклонство перед Западом! Неистовый патриотизм вернулся только в «нулевые» годы и уже надоел; всюду запах капусты и еще какой-то… квашни.
А смотрите, к примеру, как звучит: «Русская народная артистка Патриция Каас». Согласитесь, что это куда больше ласкает слух, чем «Русская народная артистка Надежда Бабкина».
И главное: мы ничего у французов не отбираем, потому что им самим, по большому счету, не надо. Я, например, во Франции был уже добрую дюжину раз, и сколько не спрашивал у молодых людей, знают ли они богиню Патрицию - в ответ мне лишь пожимали плечами и смотрели непонимающе. Иногда, крайне редко, сморщив лоб, вспоминали: «Каас… Да, Каас… Певица? Да. О?кей, дакор. Была, кажется».
Однажды моя знакомая девушка Маша, прямой потомок русской эмиграции первой волны, по одной линии правнучка писателя Бориса Зайцева, по другой - кого-то из Трубецких, рассказала, что имя Патриции Каас ей стало известно, когда она впервые приехала из Парижа в Москву. Здесь Маше привелось увидеть огромные, на каждом углу, плакаты Каас, ее светлое лицо на обложках журналов, и посетить переполненные стадионы в дни ее концертов.
И чья артистка, скажите теперь на милость, эта самая прекрасная Патриция? Французская, что ли? Как бы не так. Пусть они берут нашу Бабкину и оставят нас и Каас в покое. У нас любовь, закройте шторы.
