Любовь ЛУКИНА - Сборник рассказов и повестей
Улица лежит пустая. И вдруг из какого-то бокового ее отростка шуршащим змеиным прыжком выкатывается нечто чудовищное. Ночной кошмар технократа. Светлые траки льются, почти не вздымая пыли. Оно буквально съедает пространство, оно поводит какими-то усиками и щупиками, оно грозно щетинится установками не совсем понятного, но явно оборонного назначения.
Вот один из усиков засек что-то весьма важное, и гусеничное серо-зеленое страшилище слегка меняет курс. Оно осаживает возле магазина, само размером с магазин.
Все покупатели наклоняются к низкому квадратному окну.
— Йех! — говорит одна из женщин. — Гля, что приехало!
Женщины и дедок выбираются из деревянного тамбура наружу. Машина приходит и сильное волнение и принимается наставлять на них то один щупик, то другой.
— Так это эти… — говорит дедок. — С-под Мазановки. Маневры у них, стало быть…
Машина беспокойно шарит антеннами, издавая время от времени нетерпеливое гудение.
— Мань, а Мань! — кличет дедок. — К тебе ведь…
Из деревянного тамбура показывается продавщица. Стоит ей ступить за порог, как все усики, щупики и объективы обращаются в ее сторону. Затем грозная боевая техника приходит в движение. Массивная металлическая ферма совершает замедленный кувырок с проворотом, так что перед попятившейся продавщицей оказывается некая выемка. И в выемке этой лежит червонец.
Продавщица оторопело смотрит на купюру, потом, смекнув, хватает ее и опрометью бежит в магазин. Возвращается со свертком. Опасливо подобравшись к машине, опускает предательски булькнувший сверток в выемку.
Снова кувырок массивной фермы, мягкий гудок, гусеничное страшилище тем же змеиным рывком трогает с места — обратно, откуда пришло.
— А люди-то, Митрич! — спохватившись, ахает одна из женщин. — Люди-то в ней где?
Дедок зачарованно смотрит вслед машине.
— Стало быть, без людей, — с уважением изрекает он наконец. — Запрограммирована, стало быть… Автоматика…
Поток информации
Сразу же, как только Валерий Михайлович Ахломов показался на пороге редакционного сектора, стало ясно, что на планерке ему крепко влетело от главного.
— Пользуетесь добротой моего характера! — в тихом бешенстве выговорил он. — Уму непостижимо: в рабочее время обсуждать польскую помаду! Что у меня, глаз нет? Я же вижу, что у всех губы фиолетовые.
Он отпер дверь кабинета и обернулся.
— Хотя… — добавил он с убийственной улыбочкой, — молодым даже идет! — И покинул редсектор.
— Скажите, пожалуйста!.. — немедленно открыла язвительный фиолетовый рот немолодая Альбина Гавриловна и спешно закашлялась: перед дверью кабинета, придерживая ее заведенной за спину рукой, опять, но уже с вытаращенными глазами, стоял Ахломов. Возвращение его было настолько неожиданным, что не все успели удивиться, прежде чем он круто повернулся и пропал за дверью вторично.
— Младенца подкинули! — радостно предположила молодая бойкая сотрудница.
Язвительный фиолетовый рот Альбины Гавриловны открылся было, чтобы уточнить, кто именно подкинул, но не уточнил, а срочно зевнул, потому что Ахломов снова вышел… Нет, он не вышел — он выпрыгнул из собственного кабинета и, захлопнув дверь, привалился к ней лопатками.
Тут он понял, что все девять блондинок и одна принципиальная брюнетка с интересом на него смотрят, и заискивающе им улыбнулся. Затем нахмурился и, пробормотав: "Да, совсем забыл…", поспешно вышел в коридор.
Там все еще перекуривали Рюмин и Клепиков. Увидев начальника, они с сожалением затянулись в последний раз, но начальник повел себя странно: потоптался, глуповато улыбаясь, и неожиданно попросил сигаретку.
— Вы ж курить вроде бросали, — поразился юный Клепиков.
— Бросишь тут… — почему-то шепотом ответил Ахломов, ломая вторую спичку о коробок.
Наконец он прикурил, сделал жадную затяжку, поперхнулся дымом, воткнул сигарету в настенный горшочек с традесканцией и решительным шагом вернулся в редсектор. Приотворил дверь кабинета и, не входя, долго смотрел внутрь, после чего робко ее прикрыл.
— Что случилось, Валерий Михайлович? — участливо спросила Альбина Гавриловна.
Ахломов диковато оглянулся на голос, но смолчал. Не скажешь же, в самом деле: "Товарищи! У меня на столе какая-то железяка документацию листает!"
Внятный восторженный смешок сотрудниц заставил его вздрогнуть. И не блесни в дверях до боли знакомые всему отделу очки Виталия Валентиновича Подручного, как знать, не шагнул ли бы Ахломов, спасаясь от хихиканья подчиненных, навстречу металлической твари, осмысленно хозяйничающей на его столе.
А Подручный озадаченно моргнул — показалось, будто Ахломов обрадовался его приходу. Виталию Валентиновичу даже как-то неловко стало, что перед визитом сюда он успел нажаловаться на Ахломова главному инженеру.
— Вот, — протянул он стопку серых листов. — С 21-й страницы по 115-ю.
— Вы пройдите, — растроганно на него глядя, отвечал Ахломов. — Вы пройдите в кабинет. А я сейчас…
"А не прыгнет оно на него?" — ударила вдруг дикая мысль, но дверь за Подручным уже закрылась. Секунду Ахломов ждал всего: вскрика, распахнутой двери и даже почему-то возгласа: "Вы — подлец!", — но ничего такого не произошло. "А может, некому уже распахнуть?!"
Выпуклый апостольский лоб Ахломова покрылся ледяной испариной, и насмерть перепуганный заведующий отделом рванул дверь на себя.
Железяка стояла, сдвинутая на край стола, и признаков жизни не подавала. Подручный зловеще горбился над скопированной по его заказу документацией.
— Ну опять… — заныл и запричитал он, поворачивая к Ахломову разобиженное лицо. — Смотри сам, Валерий Михайлович. Фон серый. РЭМы твои мажут. Мне же за этот захват голову снимут… А это! — И Подручный, к ужасу Ахломова, бесцеремонно ухватил железяку под квадратное брюшко так, что ее четыре ноги нелепо растопырились в воздухе. — Это у тебя откуда, Валерий Михайлович?
Валерий Михайлович спазматически глотнул и, обойдя стол, тяжко сел на свое рабочее место.
— Что это такое? — хрипло спросил он, ткнув подбородком в сторону железяки.
— Да это ж он и есть!
— Кто "он"? — Ахломов постепенно свирепел.
— Автоматический захват для переноски стального листа. Макет в одну пятую натуральной величины. Безобразие… — забормотал Подручный, поворачивая железяку то так, то эдак. — На глазок его делали, что ли? Пропорции не те, без замеров вижу. А к чему крепить?
— Короче, это ваше изделие? — Голос Ахломова не предвещал ничего хорошего.
— В том-то и дело! — закричал Подручный. — В том-то и дело, что такого заказа я мехмастерским не давал. Это либо самодеятельность, либо… — лицо его на секунду отвердело, — либо заказ был дан через мою голову.
"Через твою голову! — с ненавистью подумал Ахломов. — Не могло же мне три раза померещиться!" Захват! Хорош захват, если буквально десять минут назад он собственными глазами видел, как этот, с позволения сказать, захват аккуратно перекладывал листы из одной пачки в другую, на мгновение задерживая каждый перед… бог его знает, перед чем — глаз на железяке не было.
— Я этого так не оставлю! — с трудом потрясал железякой Подручный. — Я узнаю, чья это работа. Я сейчас в мехмастерские пойду!
"А потом — к главному", — машинально добавил про себя Ахломов, с огромным облегчением наблюдая, как Виталий Валентинович в обнимку с железякой покидает его кабинет.
Конечно, если бы Ахломову дали опомниться, он бы испугался по-настоящему. Но вот как раз опомниться ему не дали — в дверь уже лезли заказчики.
И каждого надо было успокоить, каждого заверить, каждого спровадить.
Посещение Подручным мехмастерских ничего не дало. Филиппыч щелкнул по железяке крепким широким ногтем и, одобрительно поцокав языком, с треском почесал проволочную седую шевелюру.
— Не наше, — с сожалением сказал он. — Заводская работа. Видите, шлифовочка? Суперфиниш!
Словечко это почему-то доконало Виталия Валентиновича. В его истерзанном служебными неприятностями мозгу возникла нелепая мысль: кто-то его подсиживает. Кому-то очень нужно, чтобы безграмотно выполненный макет его детища попался на глаза начальству в то время, когда отдел и без того срывает все сроки.
— Сейчас выясним, — бормотал он, поднимаясь в лифте на второй этаж, — выясним, кто это у нас такой самородок… Иван Кулибин… Суперфиниш, понимаете!..
Железяка с преданным видом стояла возле его правой ноги наподобие собаки пограничника.
Главный, подергиваясь и жестикулируя, расхаживал по кабинету и, казалось, разговаривал сам с собой, не обращая внимания на Ахломова, который подсолнушком поворачивался на стуле за перемещающимся начальством.
— Что, нет у нас специалистов квалифицированных? — горько вопрошал главный. — Почему мы никогда не можем предъявить себя лицом? НИПИАСУ — может. ГПКТБ, — отплевался он согласными, — может. А мы, видите ли… — и главный обаятельно улыбнулся, — не можем!
