Игорь Фесуненко - По обе стороны экватора
«Парке Бальнеарио» напоминает то ли застывший на вечном якоре древний трансатлантический лайнер, то ли дворец какого-нибудь восточного магараджи: зимние сады, салоны, паркетные полы. Ресторан — в неоклассическом стиле, один зал — в стиле «неофлорентийского ренессанса», другой — «строгого ренессанса». В одном из отсеков лайнера разместился небольшой отель. И хотя стоимость номеров в нем была вполне сопоставима с платой за трансатлантический круиз в каюте первого класса на «Куин Элизабет II», я решаю бросить якорь именно в «Парке Бальнеарио», поскольку надеюсь, что картолы, с которыми мне в поисках Пеле неизбежно придется иметь дело, станут более покладистыми, узнав, что свои командировочные средства я расходую не где-то на стороне, а вкладываю их в кассу клуба.
Около часа блуждаю по бесконечным коридорам и трапам лайнера в поисках футбольного начальства, которое должно — как я искренне и наивно верю — вывести меня на Пеле, пока наконец не обнаруживаю в административном крыле здания, где стрекочут пишущие машинки и позванивают телефоны, дверь с табличкой «Директория». Высветив лицо беззаботной улыбкой, которая должна, как мне кажется, пробить любую броню, распахиваю дверь. Передо мной — за пишмашинкой сидит миловидное существо, которое разлетом бездонных глаз и длиной синтетических ресниц напоминает Монику Витти. Вежливо обратившись к ней с просьбой доложить обо мне самому высокому начальству, которое имеется сейчас в клубе: желательно — президенту, если его нет, то одному из вице-президентов или, на худой конец, директору департамента социальных связей, я, не дожидаясь приглашения, величественно погружаюсь в кресло с усталой физиономией человека, который уверен, что ему отказать нельзя.
— А в чем, простите, дело? Что привело уважаемого сеньора в наш клуб?
Я протягиваю Монике Витти корреспондентский билет и поясняю, что представляю 200 миллионов советских радиослушателей, что прибыл в Сантос вчера непосредственно из Москвы только для того, чтобы взять небольшое интервью у Короля. (Уроки Боровского, как видите, не пропали даром.)
— Как? Неужели прямо из Москвы? — восхитилась Моника Витти. — Как же вы чувствуете себя в нашей жаре? Ведь у вас там все покрыто снегом?
С готовностью соглашаюсь: все покрыто снегом и все заковано льдами. И поэтому тем более важной и неотложной становится моя задача: интервью Короля, которое я привезу советским людям, должно отогреть их сердца и утеплить души.
Моя собеседница поднимает брови и говорит, что ничем, к сожалению, не может мне помочь. Президент клуба сеньор Атье Жоржи Кури в отъезде. То ли в Уругвае, то ли в Буэнос-Айресе. Когда вернется — неизвестно. Что касается сеньоров вице-президентов, то они «Парке Бальнеарио» посещают крайне редко. Бывают, как правило, лишь на общих собраниях президенсии, собираемых Жоржи Кури. Административный директор Сиро Коста еще не пришел. И придет ли сегодня — тоже неизвестно.
— А тренеры?
— Они находятся вместе с игроками на тренировочном предыгровом сборе.
— Где?..
По плотно сомкнувшимся губам и возмущенно взметнувшимся на лоб бровям моей собеседницы я понял, что мой вопрос по меньшей мере бестактен. И что мне его прощают только потому, что я — иностранец из далекой, закованной льдами России. Строго помолчав, Моника Витти объясняет, что любые данные, касающиеся команды, футболистов и тренеров, могут быть сообщены прессе только департаментом по социальным связям.
— Где находится этот департамент?
— Сейчас он временно закрыт.
— А когда будет работать?
— Может быть, через неделю. А может быть, позже.
— А вы не могли бы дать мне домашний адрес Пеле или, хотя бы, номер его телефона?
Моника Витти вновь строго поджимает губы и разводит руками: этого она не может сказать, даже если ее попросит президент республики.
…Я понял, что теряю понапрасну время. Нужно искать какой-то другой выход. Вернувшись в номер, углубляюсь в досье по «Сантосу», предусмотрительно захваченное в поездку.
Журналистское досье, в котором накапливаются газетные вырезки, визитные карточки, фотографии, записи бесед, черновые наброски и копии собственных статей и корреспонденций, — это великая штука. Одна из первых заповедей, которые я усвоил в ходе моего корреспондентского ликбеза — максимальное уважение и внимание к досье. Ценность его — не просто в обилии информации. Досье — это верный спутник, советчик, друг, товарищ и брат. Я не преувеличиваю: был в моей практике случай (это произошло лет десять спустя после описываемых сейчас событий, когда я работал уже в Португалии), когда досье даже спасло мне жизнь. Когда-нибудь поговорим и об этом, а сейчас вернемся в Сантос, где досье должно было подсказать мне кратчайший путь к Пеле.
С интересом листаю эту довольно уже пухлую папку.
…Заметка о первом голе Пеле в «Сантосе», забитом 7 сентября 1956 года «Коринтиансу» из Санто-Андре. Надо же, счет своим годам Пеле начал в день, когда страна отмечает свой национальный праздник: очередную годовщину независимости. Прямо-таки символическое совпадение… А вот — фотография первого гола в матче за сборную страны: 1957 год, встреча со сборной Аргентины, ворота которой защищал легендарный Каррисо… Сотый гол: забит 31 июля 1958 года на стадионе «Пакаэмбу» в Сан-Паулу. А Пеле, между прочим, было тогда всего семнадцать лет… Листаю дальше. Заметка Жоана Салданьи: «Любой технический элемент Пеле выполняет лучше любого другого футболиста». Интервью с доктором Гослингом после тяжелой травмы на чемпионате мира в Чили в 1962 году: «Король уже поправляется и скоро снова сможет играть».
Ага, вот, кажется, именно то, что я искал!.. В одной из сравнительно недавних газетных заметок сообщается, что полгода назад Пеле вынужден был порвать все деловые отношения со своим бывшим компаньоном по бизнесу Пепе Гордо, с которым они вдвоем до недавнего времени владели «Португезой Сантистой» — небольшой фабрикой по производству санитарно-технического оборудования. Я уже слышал об этой истории: никто толком не мог понять, что там произошло? То ли причиной было просто-напросто бездарное руководство фирмой со стороны Пепе Гордо, который не сумел воспользоваться громким именем Пеле для рекламы выпускаемой продукции, то ли этот махинатор откровенно обворовал своего доверчивого компаньона. Как бы то ни было, но фирма обанкротилась. Пеле рассорился с Пепе Гордо и расстался с «Португезой Сантистой», потеряв на этом кучу денег. (Кстати, это был первый и последний финансовый промах Короля. Впоследствии он не только компенсировал убытки, вызванные ссорой с Пепе Гордо, но и в сотни тысяч раз приумножил свое состояние.)
«Если Пеле оборвал свои связи с „Португезой Сантистой“, — рассуждаю я, — на этой фирме вряд ли станут оберегать его покой от репортеров. И, следовательно, есть, шанс выудить там его адрес или, на худой конец, телефон».
Узнать адрес самой этой фирмы было делом двух минут: по всему Сантосу все еще красовались рекламные щиты обанкротившегося предприятия с телефонами (2–5441 и 2–3884) и координатами (улица Жоан Пессоа, дом 134), и я немедленно отправляюсь туда.
«Португеза Сантиста» оказалась убогой мастерской по изготовлению умывальников, унитазов и прочей утвари для санузлов. Она уже была перекуплена какими-то новыми владельцами, и в небольшой конторе, в которую можно было попасть, пройдя через двор, заваленный грудами не находящей сбыта продукции, царила атмосфера сдержанного оптимизма.
Из начальства в конторе оказался только изможденный вечной борьбой за существование главбух в пенсне, чудом удерживающемся на кончике испещренного склеротическими жилками носа. Я как можно учтивее поприветствовал его и сообщил, что приехал в Сантос из далекой, покрытой снегами и закованной льдами России только для того, чтобы взять интервью у великого Короля Пеле, жизнью которого интересуются все 200 миллионов советских людей, которых я в данную минуту представляю.
— Да, но Пеле уже здесь не бывает, — сказал главбух, поправляя пенсне. — Последние перемены в деятельности нашего предприятия…
— Знаю, знаю, — перебил я. — Но мне хотелось бы получить у вас его домашний адрес.
Старик вздохнул, посопел, снял и протер очки. В душе его шла борьба. Если бы Пеле еще оставался совладельцем фирмы, главбух, конечно же, не стал бы мне ничего сообщать. Но поскольку Король расстался с «предприятием», а может быть, с точки зрения этого скромного и, видимо, честного финансиста, бросил детище в трудный час, что ускорило банкротство фирмы, старик, еще раз вздохнув, махнул рукой и прошептал мне на ухо название улицы, номер дома и квартиры.
Я поблагодарил и бросился к машине через монбланы белых унитазов и эвересты голубых умывальников. Еще через четверть часа я уже стоял перед массивной дверью на одном из верхних этажей большого многоквартирного дома.
