Валери Триервейлер - Благодарю за этот миг
Справедливости ради скажу, что иногда им снова овладевала страсть ко мне, что наступал день или час, когда его снова ко мне тянуло. Он смотрел сияющим взглядом и украдкой сжимал мою руку, как раньше. Может, он вспоминал минувшие дни? Никогда я не давала ему повода сомневаться в моей искренности и преданности. В эти мгновения нежности я таяла. Отгоняла дурные воспоминания, объясняя все давлением извне и бременем ответственности. Он работал как безумный, по вечерам и выходным, без передышки. Так, по крайней мере, он мне говорил.
А потом без всякого перехода снова становился невыносимым. Как тем сентябрьским утром 2013 года. Мы ужинали перед моим кабинетом, в саду, рядом с гигантским бонсаем, который Бернадетт Ширак подарила мужу на день рождения. В ближайшую субботу Франсуа должен был присутствовать на Играх Франкофонии[35] в Ницце. Я хотела ехать с ним.
— Не понимаю, что тебе там делать, — сердито возразил он.
— В субботу вечером там организуют представление, мы могли бы пойти туда вместе.
— Нечего тебе там делать.
Мне стало ясно, что спорить бесполезно. Я ничего не понимала. Он не только не намерен был уступать ни на дюйм, но даже перенес отъезд на более ранний час, чтобы уж точно уехать без меня. Когда я разгадала его хитрость, то позвала начальницу его канцелярии и сообщила, что собираюсь уезжать. Франсуа разгневался еще сильнее:
— Лучше я отменю поездку, чем поеду с тобой.
Я настаивала. Он сослался на то, что намерен навестить отца и брата. Еще один повод для того, чтобы я поехала с ним.
— Ты изгнал меня из своей публичной жизни, а теперь выбрасываешь из личной? Что же мне остается?
Он упрямо молчал. Ни на секунду я не заподозрила, что он собирается встретиться с другой женщиной. Мной овладело отчаяние, и я бросилась в постель и с головой укрылась одеялом. Он уехал, хотя видел, в каком я состоянии. Я осталась одна. Видимо, почувствовав раскаяние, он позвонил и предложил мне прилететь к нему вечером. На сей раз отказалась я.
С тех пор как я узнала о его измене, эти воспоминания терзают меня. Я мысленно возвращаюсь назад в те месяцы, недели. Осмысляю то, чего тогда не желала замечать, то, что он искусно скрывал, ибо давно уже освоил науку лжи. За окном лето, и я чувствую себя как выжженная зноем земля. Много сплю, призывая сон как благодать. Забыться и не видеть снов, не испытывать ни боли, оставляющей глубокие следы, ни опустошительного гнева, ни мучительного чувства утраты.
Уже полгода.
Каждый день Франсуа умоляет меня о встрече, о том, чтобы все было как прежде. Каждый день он пишет мне, говорит, что любит, что мы будем везде появляться вместе. Я отвергаю все его предложения. Никогда больше не будет как раньше. Я соорудила защитную стену, отказавшись видеть его. Удвоила решимость, а он — свою нежность. Слишком много лжи, предательств, жестокости. Мне надо держаться.
Работать без него. Жить без него. Думать без него. Я могла бы поверить ему и принять его предложение. Войти через парадную дверь. Могла бы насладиться победой над теми, кто радовался моему уходу. Несколько дней я испытывала бы эйфорию, а потом? Как бы я жила на пепелище нашей любви? В этом эфемерном существовании лучше мрак, чем опьянение. Я могла снова занять «крыло мадам». Вместо него я обрела два крыла — два крыла, чтобы взлететь.
* * *
Я связалась со своими друзьями из ассоциации «Народная помощь». Лучшее средство, чтобы выйти из летаргии и снова обрести волю двигаться вперед. Мы готовились к семидесятилетию этого движения, выросшего из Сопротивления. Мне нравятся его философия и его руководители. «Народную помощь» уже почти шестьдесят лет возглавляет Жюльен Лопретр. Я зову его «мой президент». Мы познакомились в октябре 2012 года. В то время я делала первые робкие шаги в Елисейском дворце, и обо мне вышла серия отвратительных книжек. Письмо с извинениями от соавтора одной из них, самой ужасной, пришло только несколько месяцев спустя. Оно не исправило ни зла, которое он мне причинил, ни вреда от его клеветнических сочинений.
Я тогда еще не знала, как нужно играть красивую и коварную роль первой леди. Как спутница президента, я получала много подарков, в том числе и дорогих косметических средств. Мне хотелось раздать их женщинам, оказавшимся в непростой жизненной ситуации. Но товаров было недостаточно. Я обратилась к люксовым брендам, и они откликнулись. Мой кабинет наполнился коробками. Франсуа даже поинтересовался, не собираюсь ли я открывать магазин.
Я связалась с «Народной помощью», сообщила, что у меня есть к ним предложение. Жюльен Лопретр приехал с тремя своими соратниками. Сначала он рассказал о пройденном пути, об истории «Народной помощи». Я опасалась, что он не одобрит мою затею, но решилась и все рассказала. Он воодушевился:
— Именно это нам и нужно — вернуть людям чувство собственного достоинства. Почему бы вам не поучаствовать в раздаче подарков?
Я объяснила, что не хочу оказаться на виду, что после неудачных первых дней в Елисейском дворце стараюсь избегать камер. Он убедил меня поехать с ними, и я ему за это очень признательна. В тот день Жюльен Лопретр помог мне снова встать на ноги.
Держась подальше от журналистов, я развезла косметику по четырем приютам. Встречалась с матерями-одиночками: некоторые из них скрывались, потому что их били. Мои духи и помада ничего не изменили в их горестной жизни, но принесли в нее маленький кусочек роскоши, позволяющей человеку ходить с гордо поднятой головой.
Мне вспомнилась первая, довольно изысканная губная помада, которую я смогла себе купить, и подаренное ею ощущение женственности. Прежде я брала помаду у матери, а еще у моей бабушки Симоны. У бабушки таскала и рисовую пудру: она чудесно пахла, хотя была из дешевой линии косметики. Моя милая бабуля, помогавшая родителям растить нас, была простой портнихой, впрочем очень искусной, и необыкновенной кокеткой. До сих пор ношу кое-что из связанных ею вещей. С благоговением храню чепчики и пинетки, которые она вязала крючком для моих малышей. Я и сейчас помню вкус драже «Пульмоль», которые мы выпрашивали, стоя у нее под дверью.
Эти воспоминания сблизили меня с женщинами из приютов. Я тоже могла бы в детстве оказаться под опекой «Народной помощи», если бы не моя бабушка, которая зарабатывала шитьем и помогала нам деньгами, и благодаря этому мы каждое лето ездили на море. У многих детей такой возможности не было.
За двадцать месяцев в Елисейском дворце самым приятным воспоминанием остается поездка в Кабур с… пятью тысячами детей «Народной помощи». Я ехала на автобусе с одной из их федераций — Клиши-ла-Гаренн. Мы тронулись в путь в семь часов утра. Из департамента Иль-де-Франс на любимый морской курорт Марселя Пруста отправились двадцать пять автобусов. Начало путешествия прошло спокойно, многие дети спали. Потом была остановка, перекусили булочками и соком, желтые, красные, синие, зеленые бейсболки — у каждого департамента свой цвет — перемешались, и оживленные ребятишки загрузились в автобусы. Еще до того как увидеть море, малыши успели полюбоваться элегантными виллами. Я услышала восхищенный голос:
— Как здесь красиво! И у каждой семьи свой дом!
Города, где безвыездно жили эти дети, остались где-то далеко. Один мальчик мне сказал:
— Мне бы так хотелось еще раз приехать сюда с мамой, чтобы она тоже все это увидела.
В тот день я поняла, что во Франции существует нищета. Заметила, как ребята прячут бутерброды, чтобы унести к себе в комнату и съесть вместе с друзьями. Видела детей, у которых не было плавок и купальников, а одежда износилась до дыр.
Перед отъездом я вдруг подумала, что этот день на берегу моря никому не нужен. Потом поняла, что не права. Целый день счастья, один-единственный, позволяющий увидеть другой пейзаж, непохожий на привычный городской, а потом в школе рассказать о необычном дне во время каникул.
Двадцать восьмого августа 2013 года я была так же счастлива, как они. Франсуа Олланд не пожелал брать отпуск, но я провела с детьми свой День забытых на каникулы![36] Дети не знали меня в лицо, не знали, как меня зовут, но им сказали, кто я. Девочки и мальчики собрались возле меня:
— Ты правда жена президента? И ты приехала к нам в гости?
Если бы не «Народная помощь», они остались бы просто забытыми, эти дети, которые имеют так мало шансов пробиться в жизни, существуют в замкнутом круге своего пригорода, не видя горизонта. Те, кого выдворили за пределы города, за пределы жизни.
Я подвернула брюки, чтобы побродить по воде. В толпе операторов и детей меня обрызгали с головы до ног и едва не окунули в воду. Я с трудом удержала равновесие, и тут, пробив стену из людей, ко мне в объятия кинулась маленькая девчушка:
— Я тебя с утра везде ищу.