Александр Байгушев - Евреи при Брежневе
- Мы долго задерживали эту информацию, проверяли ее и перепроверяли, используя все наши самые ценные возможности. Факты очень серьезные».
Начальник Генерального штаба С.Ф. Ахромеев тоже подтвердил, что военная разведка располагает приблизительно такими же данными, как и КГБ. Но какую позицию занял М.С.Горбачев? Снова цитирую Болдина: «Спустя какое-то время Горбачев спросил меня: «Ты знаешь о том, что за Яковлевым тянется колумбийский хвост? Может, и ты примешь участие в беседе?» Михаил Сергеевич любил делать вот такие ходы - все неприятное спихивать на кого-то другого... Как же, зная все, повел себя Горбачев? Существовала группа особо секретных документов, и Горбачев сам расписывал, кого с ними ознакомить. Как правило, это было две-три, иногда четыре фамилии. Специальный сотрудник приносил их члену Политбюро в кабинет и ждал, пока тот при нем прочитает информацию. Так вот, Горбачев стал ограничивать Яковлева в подобной информации, а с уходом его из Политбюро и вовсе запретил направлять ему сколько-нибудь секретные материалы, иных мер, по-моему, он не принимал. Иногда спрашивал меня: «Слушай, а неужели его действительно могли «прихватить» в Колумбийском университете?» Однажды, подписывая решение Политбюро на поездку Яковлева то ли в Испанию, то ли еще какую-то страну, он в полушутливом тоне сказал: «Видимо, его туда вызывает резидент». Ну, как это следовало воспринять?» - задним числом возмущается Болдин.
А в самом деле - как? Да, все слишком просто. Юристу Горбачеву «агент американского влияния» был нужен. Он мечтал о таких же триумфальных поездках в Америку, какие делал Никита Сергеевич Хрущев - его кумир со времен «шестидесятничества». За такие поездки на Запад он и особенно его Раечка готовы были душу черту продать.
Такова правда об А.Н.Яковлеве. С положением «Иудейской партии внутри КПСС» при Горбачеве все ясней ясного.
А «Русская партия внутри КПСС»? Она-то при Горбачеве что делала?
По распределению обязанностей она должна была пристально заниматься идеологией - эта позиция по традиции закреплялась за вторым секретарем, кем стал у Горбачева Егор Кузьмич Лигачев. Был у Лигачева и полный единомышленник, тоже из «Русской партии», севший на экономику Рыжков. Да и все остальное Политбюро в подавляющем большинстве (за исключением кавказца и давнего друга Меченого министра иностранных дел Шеварднадзе, сдавшего Горбачева Европе!) стояло на крепких русских позициях. Поддерживало именно Лигачева и Рыжкова.
Но у обоих провинциалов, как и у Горбачева, не нашлось своих кадров. Все пришли голенькими. Оба суетились, говорили правильные вещи. Но, будучи по природе несколько наивными «тюфяками», на жесткую бескомпромиссную смертельную идеологическую борьбу с «Иудейской партией» не решились. Такая не на жизнь, а на смерть борьба начинается именно и только с кадров - как говорил еще Сталин, «кадры решают все!». Но и Лигачев и Рыжков будто витали в облаках. Все уговаривали, увещевали «жидовствующих» геростратов. Но последовательно одного за другим выгонять «их» и упрямо, - несмотря на все вопли о «недемократических», «непрогрессивных» гонениях! - расставлять всюду на ключевых постах только своих, только из «русской партии» - на такую жесткую, «сталинскую» кадровую борьбу Лигачев и Рыжков «мягкотело» не решились...
Потрясающий пример. Иудейские «Московские новости», обнаглев и подталкивая партию и страну к крушению, было, взяли уже на мушку и самого Горбачева. Тот терпел все, кроме критики в собственный адрес, и взбесился. Потребовал от Лигачева остановить «Московские новости». Кажется, для Лигачева самый удобный момент жесткими мерами привести желание Горбачева в действие. Но Лигачев все медлил, все уговаривал, все произносил громовые речи, а никаких реальных жестких кадровых перестановок не делал. В результате иудеи успели отмобилизоваться на защиту «своего» рупора. Всей сворой иудейской «четвертой власти» встали на защиту «Московских новостей» - и Горбачев вместе с Раечкой дрогнули, дали задний ход. Горбачев стал жалко заискивать перед разгулявшейся прессой, просить пощады.
Так было и с телевидением. Главный урок Второй октябрьской революции (октябрь 1993 года), осуществленной руками «Иудейской партии», состоит в том, что вооруженный переворот был сделан не столько стрелявшими по Верховному Совету танками Ельцина (это уж трагикомическая точка с позором на весь мир, транслировавшимся телевизионными камерами CNN, установленными на крышах вокруг Дома Советов), сколько телевизионным оружием - олигархов СМИ председателя российского Еврейского Конгресса Гусинского и Березовского - огромным останкинским вколотым в русское небо чудовищным «наркотическом шприцем». В народе про телевидение уже иначе и не говорили как «тель-авидение». Штурмовать его и уничтожить, как наркотическую иглу, было мечтой каждого русского патриота.
Когда я там поработал главным редактором, «насладился» воочию, какой на окраине Москвы в Останкине выстроен «Новый Тель-Авив». Было там несколько русских людей, вроде видного сценариста, автора многих хороших детских фильмов и знаменитого мультика «Капитан Врунгель» Ивана Алексеевича Воробьева. Мы иногда собирались вместе - ахали, охали, что «еврейня творит». Но небольшой кучке русских людей, работающих на телевидении, не по силам оказалось бороться с засильем «демократического», «иудейского» лобби при тюфяке Лапине. Я сам это на собственной шкуре испытал.
Еще только став членом Политбюро и немного пообтершись в секретарях ЦК, Горбачев уже осознал, что главная опасность для сохранения крепкой власти идет от превратившегося в особой город и разгулявшегося не в ту степь, ставшего совсем тлетворным «тель-авидения». Оседлаешь телевидение - удержишь бразды правления. А выйдет останкинский «Тель-Авив» в статус вольного города с катальным самоуправлением - все развалится.
И Горбачев доверил курировать телевидение «крепкому мужику» Лигачеву. Но лучше бы не доверял.
Конкретный случай, начавшийся еще во времена Черненко. Тот лично курировал опасное телевидение. Часто лично смотрел телепрограммы, имел хорошую информацию о внутренних телеразборках. И, будучи генсеком, намекнул, что только нужна озабоченная телеграмма SOS снизу, из самого останкинского «Тель-Авива» для реорганизации телевидения и проведения определенной кадровой зачистки от неуправляемых элементов. Почему телеграмма? Да потому что телеграммы трудящихся по заведенному в ЦК порядку ложатся прямо на стол Самому.
И вот в декабре 1984-го (Черненко еще жив, но работает на партийном штурвале, правит бал на секретариатах уже Горбачев!) развертываются события, как в классической комедии положений. Вместе с художественным руководителем студии Владимиром Мотылем (тем самым автором «Белого солнца пустыни» и других замечательных лент) я принимаю и выпускаю на голубой экран румынскую сатирическую классическую комедию «Осиное гнездо» в постановке Московского Драматического театра им.Станиславского. В театре спектакль шел под названием «Матушка Аннет» с блистательной Маей Менглет в главной роли - «матушки», главы местечкового семейства, обустраивающей своих деток по принципу все продается и покупается и, прежде всего, чувства. На сцене была громадная гротескная постель, вокруг которой совершались бесчисленные сделки совести. Актеры не стеснялись шаржировать портреты «под Одессу», что резко усилило сатирический эффект. А мы при экранизации восстановили резко оценочное авторское название «Осиное гнездо», да еще ввели прямо в действие рядом с актерами характерный еврейский оркестрик, беспрерывно наигрывающий что-то вроде «семь-сорок». Сатира получилась злая и беспощадная. Экранизацию специально поставили на субботний день, няне удержался, позвонил Константину Устиновичу с приглашением вволю похохотать «над Одессой»: «они», мол, так сами себя приложили, что не сразу сообразят, что в комедийном фриволье натворили.
Но вскоре выяснилось, что звонил в субботу Константину Устиновичу не один я, а что после просмотра «они»-таки все сообразили, и «их общественность» засыпала ЦК гневными звонками. Возникло состояние шока, и тут же подключенная цензура сняла все рецензии на «Осиное гнездо» в печати - не появилось ни одного отклика, хотя хохотала над «одесситами» вся страна. Сработал старый механизм - «Ревизор», осмеивающий русских балбесов крути хоть с утра до ночи, а вот «Осиное гнездо», осмеивающее балбесов «ихних» и в «их» исполнении, - это уже табу. Табу, как само слово «еврей», - прав был в своем предупреждении Зеев Жаботинский.
Через несколько дней редактор фильма Екатерина Маркова расписалась в отделе кадров «Экрана» за строгий выговор, и меня вызвали в управление кадров Гостелерадио расписаться за выговор. Владимира Мотыля, видимо, как еврея помиловали.
Но в управлении кадров генерал Никитин, вместо того, чтобы прочитать мне мораль, вдруг начал долго и с удовольствием при всех, глядя на меня, хохотать. Мы и раньше были с ним в хороших отношениях. У меня всегда с кадрами были распрекрасные отношения. Кадровики если и не знают тонкостей (не всё ведь даже укрепленным гебешниками кадрам положено знать, за ними тоже всегда был партийный глаз нужен), то нюхом чуют, кто за кем стоит. Но тут все хохотали так, словно сотрудники управления собрались не сочувствовать, а меня дружно поздравить.
