Трудный возраст века - Игорь Александрович Караулов
«Это все выдумка» – уникальная, почти невероятная претензия к художественному произведению. Те, кого шокирует серьезное отношение сограждан к какому-то «фэнтези», когда-то писали сочинение по «Евгению Онегину», да и теперь будут шумно возражать, если кто-то предложит выкинуть пушкинский роман из школьной программы. А между тем, мало того, что образы Онегина и Татьяны выдуманы автором, но и отношения между ними далеки от реалий сегодняшнего дня. То есть бедным школьникам, пишущим сочинения, нужно сначала понять, что люди в то время жили совсем не так и руководствовались совсем иными правилами, усвоить эти правила и лишь потом, опираясь на эти правила – правда, непонятно ради какой цели – приступить к анализу текста.
Возможно, такая реакция вызвана не фантастичностью, а наоборот, чрезвычайной реалистичностью изображаемого. Если, скажем, во «Властелине колец» сразу же устанавливаются «магические» правила игры, то зритель «Игры престолов» поначалу видит знакомые ему элементы «реальной истории» – рыцарей, турниры, яркие одежды аристократов, – но постепенно начинает чувствовать себя обманутым. Он решает, что ему показывают кривое, неправильное Средневековье, и начинает судить наблюдаемое путем сравнения с тем «правильным» европейским Средневековьем, которое он усвоил из исторических описаний. Но стоит ли вообще соотносить мартиновский Вестерос с реальной феодальной Европой?
Мне кажется, сравнивать нужно совсем с другими вещами. Например, «Имя розы» Умберто Эко, при всей скрупулезности описания как раз реального Средневековья – вовсе не исторический роман. Это роман о типах, гораздо более близких Нашему времени (условные Шерлок Холмс и доктор Ватсон), которые действуют в средневековом антураже.
Еще более уместный пример – «Трудно быть богом» братьев Стругацких. Там тоже есть вымышленная планета, на которой по чистой случайности живут такие же люди, как мы, в обстановке, удивительно напоминающей европейское Средневековье. И есть прогрессор, который несет свободу, разум и добро, но в конце концов срывается и устраивает резню. Однако ни один читатель никогда не рассматривал «Трудно быть богом» с точки зрения правильности отображения средневековых реалий. Все прекрасно понимали, что это иносказание, имеющее актуальный политический смысл.
В «Игре престолов» нет прогрессоров, нет попаданцев, но есть актуальность высказывания. Что же касается антуража, выбранного Джорджем Мартином, то разве можно осуждать его за желание понравиться целевой аудитории? Ведь для человека европейской культуры эпоха рыцарства – самое любимое, самое романтизированное, идеализированное время. Время полноты жизни, в которое всегда хочется вернуться, ведь потом жизнь стала как-то прямее и однозначнее. А если перенести этот антураж в придуманный мир, освободившись от ограничений, налагаемых «реальной историей», то можно добиться еще более цветущей, еще более привлекательной сложности.
Теперь посмотрим, чем же закончилась игра, за которой мы наблюдали восемь лет. Ответ зависит от того, на каком из возможных уровней мы рассматриваем финал.
Нижний уровень – финал с точки зрения непосредственно данной нам фабулы, того, что зритель видит на экране. На этом уровне победили Старки. Того, кто читал Джорджа Мартина, это не должно удивить, ведь уже в аннотации к первой книге автор определяет семейную историю Старков как главную тему повествования.
Брану Старку неожиданно досталась главная корона – правда, теперь уже не семи, а шести королевств. Он, конечно, Трехглазый Ворон, все знает и даже летает, так что, видимо, не нуждается в начальнике над шептунами, но институционально власть короля, избираемого несколькими «курфюрстами», обещает быть слабой. И без того рыхлая федерация грозит превратиться в конфедерацию. Метафора этого положения – инвалидная коляска, на которой восседает новый король вместо уничтоженного Железного трона.
Санса Старк получает корону независимого, отделившегося Севера – не намек ли на Brexit? Непонятно, насколько это решение оправдано экономически, ведь Север – явно дотационный регион, в суровые зимы нуждающийся в «северном завозе» с юга, а его экспортные возможности ограничены.
Арья Старк отплывает – заметим, под флагом Старков с головой лютоволка – на поиски новых земель, колонизация которых как раз могла бы поправить бюджет Севера. А Джон Сноу возвращается к своему настоящему, живому лютоволку. Таргариена из него так и не вышло, приходится переквалифицироваться в управдомы-за-Стеной – и кто знает, какие природные ресурсы можно найти в тех краях?
Таргариены, как говорится, «стали историей», про них теперь даже сиквела не снимешь. Падение дома Ланнистеров было оглушительным, но самый не-Ланнистер из них, Тирион, остался в живых и при хорошей должности, а его неуемное желание размножиться вряд ли куда-то делось, так что за будущее семьи можно не волноваться. Судьба остальных феодальных домов – мелочи, не волнующие ни авторов сериала, ни зрителей.
Второй уровень – это проекция на современное общество: какие социальные группы выиграли, какие проиграли. Кажется, в англосаксонских странах, где масса людей обеспокоена соблюдением расового, гендерного и т. п. баланса, за этим следят особенно ревниво. Так, к середине сериала возликовали феминистки: мир «Игры престолов», начинавшийся как калейдоскоп грубых мужских забав (секса, насилия и пьянства), вдруг оказался миром властных женщин и слабых мужчин. Однако в восьмом сезоне они приуныли: Дейнерис была показана еще более жестокой, чем Серсея, суровая Бриенна вдруг влюбилась как девочка, и даже Арья попросила у жизни немного мужского разнополого секса.
В итоге женщины удовольствовались утешительным призом (корона Сансы), цветные и прочие понаехавшие (Миссандея, Серый Червь со своим войском, дотракийцы) покинули сцену, образцовый белый цисгендерный обаяшка (Джон Сноу) отправился в изгнание, что же касается геев, то они сошли с дистанции еще в предыдущих сезонах (Ренли Баратеон, Лорас Тирелл). Выиграла же очень неоднозначная парочка. С одной стороны, калека и карлик. С другой – они же белые натуралы! Вроде и не подкопаешься с точки зрения политкорректности, а вроде и как-то сомнительно. Во всяком случае, если калеки в киногерои уже попадали (вспомним хотя бы фильм «Аватар»), то карлики всего мира должны в пояс поклониться создателям «Игры престолов» за привлечение внимания к проблемам этого интересного меньшинства.
Теперь нащупаем более высокий уровень рассмотрения: политическое высказывание. Ланнистеры (кроме урода в семье, Тириона) воплощают традиционный европейский консерватизм. Верность сложившимся формам и методам управления, прагматизм вместо примата идеологии, принцип business as usual. Инцест Ланнистеров – это не столько признак развращенности, сколько метафора антииммигрантской политики, борьбы за чистоту нации. В нашем мире это такие люди, как Марин Ле Пен, Маттео Сальвини и т. п. И Ланнистеры, по воле авторов сериала, проиграли.
Дейнерис – совсем другое дело. Ее политический смысл – экспорт революций, «освободительная» риторика как прикрытие завоевательной политики и борьбы за мировую гегемонию. Ее референтные фигуры в прошлом – Наполеон, Троцкий. В современном мире ей соответствуют американские неоконы, такие как Болтон (Джон, а не Русе и не Рамси).
