Балтийская трагедия: Агония - Бунич Игорь Львович

Японские власти держали «Кузнецкстрой» под арестом в течение 48 суток, но так на борт судна допущены не были. В чем была истинная сущность этого инцидента, так и осталось неизвестным, но капитан Калитаев получил всесоюзную известность как герой, «отстоявший в труднейших условиях честь и достоинство нашей советской Родины».

В 1939 году Калитаев был назначен капитаном нового грузового парохода «Казахстан» водоизмещением в 3039 тонн. «Казахстан» (и однотипный с ним «Узбекистан») был построен в 1938 году во Франции по заказу СССР для Северного морского пути. Несмотря на крупный тоннаж, судно имело один винт и во льдах ходило плохо. Тем не менее, в том же 1939 году Калитаев провел «Казахстан» из Мурманска до устья реки Яны без перевалки грузов в Тикси, за что был награжден орденом «Знак Почёта».

«Казахстан» вернулся на Балтику в разгар Зимней войны с Финляндией, сопровождая переброску на театр военных действий знаменитого ледокола «Ермак» и служа, как было элегантно отмечено в секретной инструкции, «отвлекающим фактором для подводных лодок противника». Балтика встретила оба судна такими льдами, через которые был не в состоянии пробиться даже «Ермак». Зажатые льдами суда чуть не попали в руки финнов, но всё в итоге обошлось...

В июне 1941 года «Казахстан» был передан командованию КБФ, покрашен в боевые цвета и классифицирован как военный транспорт №523 (ВТ-523).

С первых же дней войны по заданию командования флотом «Казахстан» осуществлял перевозку грузов на Ханко и острова, порой попадая в самые критические ситуации, из которых выходил исключительно благодаря мореходному искусству своего капитана.

Адмирал Трибуц, вынашивая планы быстрой эвакуации гарнизона Ханко, давно держал на примете все крупнотоннажные транспорты. И хотя с его планами относительно Ханко так ничего и не вышло, теперь собранные адмиралом транспорты должны были обеспечить эвакуацию главной базы флота — Таллинна. А «Казахстан» был крупнейшим из них. На его борту можно было вывезти не менее 5 тысяч человек.

10:50

Адмирал Трибуц со своего узла связи на «Пиккере» пытался доложить обстановку в штаб маршала Ворошилова. На что не мог адмирал пожаловаться, так это на связь. Служба связи флота всегда была на высоте, несмотря на вечную нехватку оборудования и радиопротиводействие немцев. Впрочем, немцы в этом деле действовали не очень эффективно. Слишком стремительное наступление почти также, как и паническое наступление, приводит средства связи в состояние полного хаоса. Двухмесячная жесткая оборона Таллинна на средствах связи, напротив, отразилась очень благоприятно. Всегда чётко и фактически бесперебойно работал радиоцентр главной базы в Таллинне, узел связи командования КБФ, радиостанции Кронштадта, Ханко, острова Сааремаа и так далее вплоть до одиночного тральщика или подводной лодки, находящейся в море. Начальник связи флота полковник Зернов делал всё возможное, чтобы его обширное хозяйство стало единственной отдушиной отрезанной и блокированной базы с внешним миром.

Но связаться со штабом Северо-западного направления всегда было очень сложно, хотя в их распоряжении имелось оборудование гораздо более мощное и современное, чем у флота. Кроме того, Ворошилов мог пользоваться средствами связи Ленинградского обкома ВКП(б) и управления НКВД, не говоря уже о мощнейших передатчиках Ленинградского Военного округа, в чье подчинение входили даже части на Кольском полуострове.

Несколько часов связаться со штабом направления не удавалось. Адмирал пытался сообщить, что завтра, 28 августа, с первыми лучами солнца главные силы флота и транспорты начнут прорыв из Таллинна в Кронштадт с тем, чтобы наиболее опасный участок пути на траверзе мыса Юминда, где противнику удалось выставить обширные минные заграждения, пройти в светлое время суток. Адмирал просил обеспечить воздушное прикрытие флота, поскольку вся имеющаяся в его распоряжении авиация улетела либо в Ленинград, либо на острова. Кроме того, адмирал просил штаб Северо-западного направления организовать в период 28-29 августа удары по аэродромам противника бомбардировщиками, а истребителями с подвесными баками для горючего прикрыть корабли и суда на максимальном расстоянии.

В дополнение к этому адмирал просил перебросить с Ладожского озера в залив «морские охотники» для охраны фарватеров, а также защиты кораблей и судов от самолётов и подводных лодок противника.

Штаб Ворошилова выдал квитанцию о приёме адмиральского послания, но по многим признакам становилось ясно, что оно не вызвало там ни малейшего интереса.

Штаб КБФ, отрезанный в Таллинне, лишь примерно знал обстановку под Ленинградом и уж конечно понятия не имел, какая паника ныне царила в штабе маршала Ворошилова. Ещё 24 августа Сталин по телефону предупредил Жданова и Ворошилова, что ось немецкого наступления, по мнению маршала Шапошникова, смещается с Лужского направления в сторону Мги. Это вызвало у Ворошилова лишь кривую усмешку по поводу «больно умного Шапошникова». Однако в тот же день 16-я немецкая армия начала наступление от Чудово вдоль железной дороги Москва-Ленинград. Советская 48-я армия, охранявшая железную дорогу Москва-Ленинград на линии Тосно-Ушаки примерно в 45 километрах юго-восточнее города, как можно было легко предвидеть, не выдержала внезапного удара немецких войск на свои позиции. Но вместо того, чтобы начать отступление на север в сторону Ленинграда, 48-я армия покатилась на восток, открывая немцам дорогу на Мгу, которую, естественно, никто не охранял. И только в этот момент, как уверяли позднее злые языки, в штабе Ворошилова, наконец, заметили Мгу на одной из своих стратегических карт, вспомнили предупреждение Сталина и с величайшим ужасом обнаружили, что взяв Мгу, противник полностью отрезает Ленинград с суши от остальной страны, которую долгих три года придется называть «Большой землей».

В штабе начался переполох. С берегов Ладоги начали срочно снимать для переброски под Мгу 164-ю стрелковую дивизию, которую ещё предстояло перевезти на кораблях Ладожской флотилии. А пока под гусеницы немецких танков бросили наспех сформированную 4-ю дивизию народного ополчения - необученную и необстрелянную. Между тем, немцы заняли Любань, а именно в тот момент, когда штаб КБФ пытался связаться со штабом Ворошилова, туда пришло донесение, что немцы уже вплотную подошли к Тосно, захват которого неминуем. А падения Мги следует ожидать в течение следующих 24-х часов. То есть завтра. В лучшем случае — послезавтра.

Маршал Ворошилов обязан был сообщить о подобном катастрофическом развитии событий в Москву. Однако, парализованный ужасом, — он пренебрёг советом, полученным от самого товарища Сталина! — маршал ничего в Москву не сообщал. То ли намеренно, надеясь ещё исправить положение, то ли потеряв голову от страха. Можно себе представить, насколько в подобной обстановке «первого красного маршала» интересовали вопросы взаимодействия с Балтийским флотом!

Адмирал Трибуц, не зная тогда всех этих подробностей, тем не менее хорошо понимал, что в создавшейся обстановке ему нечего надеяться на какую-то помощь извне. По меньшей мере до меридиана острова Гогланд. И если он запрашивал какую-то помощь, то скорее для того, чтобы ещё раз напомнить штабу вновь созданного Северо-западного фронта о своем существовании...

Адмирал посмотрел на часы. Было 11 часов утра. Приказа об отводе войск в гавани официально ещё отдано не было, хотя во всех гаванях уже шла погрузка на транспорты. Грузились раненые, разные управления и тыловые учреждения флота. Во многих местах погрузка шла стихийно. Некоторые части начали отход без всякого приказа, грузясь на первый же попавший пароход. Коменданты на причалах были бессильны им как-то помешать. Это очень быстро могло привести к неконтролируемой панике.

Адмирал выжидал до последней возможности. Всё в нём сопротивлялось этому последнему приказу. Обстановка на фронтах представлялась такой, что казалось немцы ворвутся в гавани прямо на плечах отступающих защитников города, а то и раньше их.