Скандал столетия - Габриэль Гарсия Маркес
В этот день Буркарт услышал, что целые семьи покидают Каракас. Поскольку средств передвижения не было, уходили пешком, направляясь главным образом в сторону Маракая. Из уст в уста передавалось, что в этот день на старой дороге в Лос-Текес множество перепуганных людей, пытавшихся бежать из Каракаса, погибли от солнечного удара. Говорили, что неубранные трупы и стали источником смрада. Буркарт не счел это объяснение правдоподобным, но отметил, что, по крайней мере, в его районе начиналась настоящая паника.
Фургон Студенческого фронта остановился рядом с автоцистерной. Любопытные бросились к нему, желая узнать новости. Студент влез на крышу и предложил ответить на все вопросы по очереди. По его словам, известие о погибших на шоссе Лос-Текес – абсолютная ложь. Кроме того, абсурдно было считать их источником смрада. Трупы не могли разложиться до такой степени за четыре-пять часов. Он заверил, что леса и парки патрулируются, что общественный порядок поддерживается, граждане героически сотрудничают с властями и что в течение нескольких часов со всей страны в Каракас поступит достаточно воды для обеспечения санитарных нужд. Эти новости просили распространять по телефону с предупреждением, что панические слухи были посеяны сторонниками Переса Хименеса.
В полном молчании, за минуту до последнего часа
В 18:45 Самуэль Буркарт вернулся домой со своим литром воды, собираясь прослушать семичасовую сводку Национального радио. По дороге он встретил соседку, которая весь апрель поливала цветы в своем саду. Она возмущалась, что Санитарное управление не предусмотрело такую ситуацию. Буркарт подумал, что безответственность этой соседки просто безгранична.
– Во всем виноваты такие, как вы, – ответил он с негодованием. – Санитарное Управление заранее предупреждало о необходимости экономить воду. Вы не слушали. Теперь мы все расплачиваемся за последствия.
Информационный бюллетень Национального радио ограничился повторением информации, предоставленной студентами. Буркарт понимал, что ситуация приближается к критической точке. Хотя власти пытались избежать деморализации населения, было ясно, что положение не столь обнадеживающее, как его представляют. Проигнорировали важный аспект – экономику. Город полностью парализован, подвоз продуктов ограничен, и в ближайшие несколько часов обнаружится нехватка продовольствия. У населения, захваченного кризисом врасплох, не было наличных денег. Склады, компании, банки закрылись. Местные магазины перестали торговать, потому что исчерпали запас товаров. Выключив радио, Буркарт понял, что для Каракаса наступает последний час.
В девять вечера наступила мертвая тишина, а жара стала невыносимой. Буркарт открыл двери и окна, но чувствовал, что задыхается от сухого воздуха и усиливающегося смрада. Он тщательно рассчитал свой литр воды, оставив пять миллилитров на утро, чтобы побриться. Для него не было ничего важнее ежедневного бритья. От еды всухомятку недостаток влаги в организме стал пагубно сказываться на его самочувствии. По рекомендации Национального радио он постарался не есть ничего соленого, но чувствовал, что на следующий день ему станет совсем скверно. Он разделся догола, сделал глоток воды и лег ничком на раскаленную кровать, слыша, как от мертвой тишины звенит в ушах. Лишь временами где-то вдалеке сирена «Скорой помощи» разрывала оцепенение комендантского часа. Буркарт закрыл глаза и увидел, как на черном корабле с ослепительно-белой полосой по борту входит в порт Гамбурга. Лайнер пришвартовался, и тотчас стал слышен отдаленный гул доков. Тут Буркарт внезапно проснулся. И не услышал, а почувствовал, как люди со всех этажей устремляются на улицу. Порыв ветра, напоенный теплой и чистой влагой, ворвался в окно. Буркарту потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что происходит: дождь лил сплошным потоком.
11 апреля 1958 года, «Моменто», Каракас
Писательские невзгоды
Писать книги – занятие самоубийственное. Ничто другое на свете не забирает столько времени, не требует таких усилий и такой беззаветной самоотдачи, особенно в сопоставлении с сиюминутными выгодами. Не думаю, что много найдется читателей, которые, закрывая книгу, спросят себя, скольких мучительных часов, скольких домашних бедствий стоили автору эти двести страниц и сколько он получил за свой труд. Чтобы покончить с этой темой, сообщим – к сведению несведущих в этом деле, – что автору достается лишь десять процентов того, что покупатель платит за книгу. То есть если читатель покупает книгу за двадцать песо, его вклад в укрепление благосостояния писателя составляет два песо. Остальное забирают издатели, рискнувшие напечатать его сочинение, распространители и книготорговцы. Это кажется совсем уж вопиющей несправедливостью, если вспомнить, что лучшие писатели – это те, что пишут мало, а курят много, и потому вполне естественно, что на книгу в двести страниц они тратят два года жизни и двадцать девять тысяч двести сигарет. Знакомые с четырьмя правилами арифметики без труда подсчитают, что с их дымом уходит сумма бо́льшая, чем они получат при расчете. И неоспоримая правота звучит в словах одного моего приятеля, заметившего, что все издатели, дистрибьюторы и книготорговцы богаты, а мы, писатели, – бедняки.
Еще хуже обстоит дело в развивающихся, а вернее сказать, в недоразвитых странах, где книготорговля вообще пребывает в зачаточном состоянии, однако не только в них. Даже в Соединенных Штатах – истинном раю для успешных писателей – на каждого автора, который однажды утром проснулся богачом, потому что вытянул счастливый билетик в лотерее покетбуков, приходятся сотни приличных литераторов, что обречены вечно сидеть на цепи и получать на бритую макушку ледяную капель пресловутых десяти процентов. Последний по времени показательный случай внезапного и законного обогащения – романист Трумен Капоте, который за свою книгу «Хладнокровное убийство» только за первые недели продаж получил полмиллиона долларов в виде роялти и примерно столько же – за продажу прав на экранизацию.
