Алексей Челноков - Киевская хунта

— Мы придумали, что одинокие снеговики, стоящие во дворе каждого дома, превратились в некий народ… — пророчески говорил художник. (Разве не на Евромайдане, по словам лидеров цветной революции, рождался новый украинский народ?)

Потом здесь ежегодно стали проводить фестиваль ландшафтных арт-объектов «АрхСтояние», названный так из-за знаменитого «Стояния на реке Угре». Это «стояние» происходило в 1480 году, когда готовилась битва между ханом Большой Орды Ахматом и великим князем московским Иваном 111 в союзе с Крымским ханством, и положило конец монголо-татарскому игу на северо-востоке Руси.

К каждому фестивалю художники создают арт-объекты из природных материалов: дерева, снега, сена, топляка, лозы и т. д. Некоторые объекты функциональны: плоты, качели, даже туалеты. Есть, например, арт-объект «Граница империи», где на резных столбах водрузились двуглавые птицы, следящие за границей своей мифической империи.

«Объекты «Арт-Стояния» задуманы как временные, но в них нет ни случайной эфемерности остатков пикника, который надо убирать сразу по окончании фестиваля, ни той товарной самодостаточности, которая позволяет вынуть их из пейзажа, как с витрины, и перенести в любое другое место», — эти слова искусствоведа вполне можно отнести и к Майдану.

В одном лишь принципиально отличаются Никола-Ленивец и Майдан: если первый сливается со скудной природой Среднерусской возвышенности, то второй как бельмо на глазу древней европейской столицы.

И если арт-объекты на Угре, как говорит искусствовед, «не кокетничают своей инородностью пейзажу и не стремятся подчинить его себе, но просто разделяют его бытие», то «арт-объекты» Майдана на Днепре, напротив, захватили, подчинили, сломали волю большого города.

«Сейчас, — пишет в соцсети местный политолог, — все начинает выглядеть так, что все, на что способен Майдан, — стать сичевым табором, обрастать палатками, женщинами и скоморохами, превращаясь в туристический артефакт».

Но зря украинский политолог спешит низвести роль Майдана до бродячего цирка. Площадь до сих пор действует, как влиятельная лоббистская структура. В этом я убедился еще на конгрессе «Украина — Россия: диалог».

После выступлений VIP-либералов модератор давал слово любому из зала. Этим воспользовался 40-летний мужчина, одетый в темно-серый костюм-тройку и больше похожий на банковского клерка, чем на лидера какого-то украинского экологического движения. Он «довел до сведения почтеннейшей публики» то, что ему принадлежит инициатива поровну распределять между гражданами Украины доходы, получаемые от продажи газа и нефти, которую добывают на территории страны.

— Но, — «тройка» театрально выдержала паузу, — все мои обращения в правительство и лично господину ио-президента Турчинову остались без ответа. Поэтому я намерен обратиться к Майдану.

Публика подавленно приутихла. Апелляция к Майдану, похоже, остается самым эффективным средством решения тех или иных вопросов. Есть, видимо, в недрах этого города в городе тайный «городовой», который может уладить любую проблему. Надо только обладать волшебным клубком из сказки, который приведет к заветной цели. И даже если этот майдановский Гудвин, Великий и Ужасный, существует только в воображении украинца, одного упоминания о нем достаточно, чтобы осыпать каждого золотыми монетами.

Но вот другой «Великий» и «Ужасный» совершенно точно живет на Майдане. Здесь даже висит его большой портрет. Это Степан Бандера. Великим его считают «Правый сектор» и вся Западная Украина. Ужасным — убежавший Крым и бегущий юго-восток. Он невымышленный персонаж из национального фильма ужасов, мертвец, который тащит живых в свою могилу.

Бандера подлинный хозяин Майдана. Когда об этом забывают, тут же следует грозное напоминание: факельное шествие неонацистов. Последняя стычка, со стрельбой, между правосеками и умеренными майдановцами произошла совсем недавно, в первых числах мая.

«Правый сектор» — пожалуй, единственная на площади организация, которая издает и распространяет здесь одноименную собственную газету. Партийный листок рассказывает, что украинские неонацисты диктуют свои правила уже во всех сферах жизни страны. Они продавливают закон о люстрации и ведут борьбу с игральными автоматами, проводят «фізично-роз'яснювальную роботу» с кандидатом в президенты от Юго-востока Олега Царева и ловят нетрезвого прокурора за рулем. Во всех своих бедах они винят «руку Кремля», «імперську Москву», «злочини російських диверсантів».

Себя же «Правый сектор» называет «основной движущей силой национальной революции 2013–2014 гг.», опорой «украинского нациоцентризма» и предрекает «еще ббльшую историческую миссию».

Впрочем, на Майдане я встретил угрозу для «украинского нациоцентризма» с неожиданной стороны, не с Юга-востока, а с… Запада. Здесь я встретил человека, выступающего за создание Галицко-Волынского королевства. Уже найден претендент на королевский трон — представитель династии Габсбургов, один из отпрысков умершего в 2011 году Отто фон Габсбурга, сына императора Австро-Венгрии Карла I.

Столицу королевства предлагают разместить в городе Галич.

— Столица не может находиться в городе Львове, он имеет собственную, довольно мощную систему бюрократии,' которая станет тормозом на пути преобразования Западной Украины из постсоветского в центральноевропейское государство, — рассказывал этот человек.

В конце XX века идея западноукраинской государственности якобы была подменена мифом о «Великой Украине». И что получилось?

— 15 миллионов людей с другой ментальностью оказываются под прессингом остальных 35 миллионов, — говорил собеседник. — Вопрос не в том, кто хуже, а кто лучше. А в том, что Западная Украина совершенно отлична по историческим, по ментальным характеристикам. Нет смысла тратить огромные средства на ассимиляцию Западной Украины, на украинизацию Восточной Украины, которая вынужденно будет насильственной.

Кроме конгресса Ходорковского, я поучаствовал еще в двух диалогах Украины и России. В одной из киевских арт-галерей активисты Майдана предстали перед публикой в виде сидящих в клетках «титушек» и «русских оккупантов». Еще на этой выставке современного искусства демонстрировались интерактивные инсталляции «Осторожно, русские!», «Зеленый человечек» и «Георгиевский кавалер».

Но подлинный диалог «Украина — Россия» состоялся в купе поезда «Ужгород — Москва». Со мной в купе ехали три женщины: пожилая преподавательница Киевского медицинского института, 50-летний заслуженный мастер по баскетболу из Тернополя и 40-летняя москвичка, модельер, обшивающая российских поп-звезд, родом из украинского городка Фастов.

Преподавательница ехала в Москву, чтобы купить гомеопатические лекарства, которые почему-то не продаются в Киеве. Разговоры не могли не затронуть украинской «революции».

— На Майдане было много наших студентов, они забросили учебу, я не понимала это и спрашивала некоторых: «Зачем, с какой целью вы там находитесь?». И знаете, что они мне ответили? — с едва заметной усмешкой произнесла интеллигентная женщина с манерами аристократки. — «Щоб життя на Украйни була красивою». О красивой жизни, видите ли, мечтали… Потом студенты несли в деканат фотографии, сделанные на Майдане, чтобы получить зачеты.

Тернопольского мастера спорта как подменили. Милейшая, услужливая женщина, которая без конца чем-то угощала нас и предлагала мигом «злитати» за чаем, вдруг превратилась в злобную брюзгу. «Вора Януковича я бы своими руками «повисила». На Юго-востоке безработица, «тамтешний народ виродився в пьяне стадо», «референдум в Криму пройшов пид дулами автоматив». Она с такой страстью произносила этот набор штампов официальной украинской ненависти, что соседи по купе почувствовали себя неуютно и как-то странно, искоса поглядывали на «западенку», чуть ли не с жалостью. И та, похоже, сама почувствовала, что переборщила, и попросила даму из Фастова рассказать, каков в быту ее любимый Филипп Киркоров.

Так я узнал, как выглядит пресловутый менталитет народов. На моих глазах произошло это необыкновенное превращение: когда речь шла о простых и знакомым всем вещах — о покупках, столичных кафешках, поп-звездах и т. п., человек был любознательным и доброжелательным, но если вагонные беседы переходили на политику, вдруг начинал изъясняться языком военной пропаганды. Тогда диалог прекращался, здравый смысл и понятная логика не принимались во внимание, абсурдные обвинения торжествовали. Тогда в голосе этого добрейшего души человека слышалось лающее: «Стой, стреляю!».

КИЕВ ДО ABECADLO ДОВЕДЕТ