Л. Уилсон - Загадка доктора Хауса человека и сериала
Большинство наркотиков влечет за собой ломку, если бросить их принимать. Это результат того, что ваш организм привыкает к препарату, а потом ему приходится приспосабливаться к тому, что наркотик больше не поступает. Да, эти симптомы не такие серьезные, как в случае с опиатами, но вся разница в степени, а не в характере ломки. Здравоохранение и широкая общественность только сейчас наконец-то начинают осознавать, что нет такого препарата, прием которою не был бы сопряжен с риском.
В любом взятом эпизоде «Доктора Хауса» вы увидите многообразные и различные побочные эффекты, которые может вызвать у больного неправильно назначенное лекарство. В сериале отлично показано, как не тот препарат, принятый не в то время, может привести к летальному исходу. Команда медиков постоянно борется с побочными эффектами, вызванными медикаментами, которые прекрасно подходят для лечения других заболеваний.
Посмотрите, как в сериале изображена реакция на боль, а еще лучше посмотрите, как люди из окружения Хауса реагируют на собственную боль. В сериях «Эйфория, часть 1» и «Эйфория, часть 2» (2–20 и 2–21) Форман оказывается в таком ужасном состоянии, что его жизни угрожает… очень болезненная смерть. Спасти его можно, только выяснив, чем он заразился, находясь во время карантина с больным, умершим от неизвестной болезни.
Форман, вероятно, больше всего похож на тех врачей, которых мы привыкли видеть на экране. Перед больным он спокоен, убедителен, если и позволяет себе улыбнуться, то это улыбка спасителя, медицинского бога, который спустился с небес, чтобы излечить страдающих.
Форман, самый здравомыслящий из всех помощников Хауса, в этих двух серях настолько пугается не смерти вообще, а мучительной смерти, что нарушает одну врачебную клятву за другой. Он делает укол коллеге инфицированной иглой, подвергая ее той же опасности, которая грозит ему. Он выполняет указание Хауса вопреки распоряжению Кадди и делает попытку сделать биопсию мозга другого умершего больного. И это после того, что еще один его больной чуть не умер, потому что Форман, пытаясь облегчить страдания, ввел ему слишком много морфия.
ХАУС: Такого не бывает! Наш организм может сломаться и когда нам девяносто, и даже тогда, когда мы еще не родились, но это происходит всегда, и никакого чувства достоинства здесь быть не может. Мне без разницы, как вы ходите, смотрите, подтираете задницу. Все это безобразно — всегда! Можно с достоинством жить, но нельзя с достоинством умереть.
(«Пилот», 1–1)
Сколько раз люди повторяли старую истину, что хотели бы умереть во сне? Что хотели бы уйти быстро и без мучений? В нашем обществе больше говорят о том, чтобы облегчить боль умирающего, а не избавить его от боли, пока он жив.
Боль и смерть — две спутницы, которые ходят вместе. В серии «Один день, одна комната» (3–12) третьего сезона Кэмерон лечит бездомного, желающего умереть в агонии, поскольку он уверен, что если смерть будет мучительной, значит, и жизнь его прошла не впустую. Многие считают, что боль имеет определенный смысл. Уилсон часто говорит Хаусу, что боль может быть хорошим признаком, она может означать, что происходит регенерация нервных окончаний. Но для Хауса это все равно боль, и неважно, о чем она свидетельствует.
Не бывает достойной смерти, красноречиво говорит Хаус в пилотной серии.
Это не означает, что он несерьезно относится к смерти или предсмертным страданиям, не означает, что какой-то вид боли для него важнее другого, он имеет в виду, что все виды боли равны. Человек, у которого болит, — это человек, у которого болит, и все-таки, как мы видим, герои сериала «Доктор Хаус» продолжают рассуждать о том, что люди должны уходить из жизни с достоинством, не обращая при этом внимания на то, что Хаусу приходится терпеть боль.
По ходу сериала в тот или иной момент каждый врач подходит к тому, чтобы подобно богу объявить больному о его праве на смерть или порассуждать о том, готов ли конкретный пациент умереть. Если ты уже одной ногой в могиле, ты получаешь право на инъекцию морфия, но если придется жить, испытывая боль, тебе придется с этим смириться.
Физиотерапия, акупунктура, хиропрактика, акупрессура, массаж, психотерапия, подсоединение электродов к спине и пропускание тока по телу, чтобы купировать боль, даже облучение и введение стероидов непосредственно в позвоночник… люди готовы пройти через все это, и врачи подвергают их этому — вместо того, чтобы дать им одну маленькую белую таблетку.
Без страдания нет избавления. Избавься от боли. Боль существует лишь в сознании. Это всего лишь страх покинуть оболочку. Живи полной жизнью, сдавай кровь, играй в хоккей!
ХАУС: Ты можешь истово верить в духов, в потустороннюю жизнь, в рай и в ад, но когда дело доходит до земной жизни, не будь идиотом. Ты говоришь, что готов поверить в Бога, если это поможет тебе прожить еще один день, но когда дело доходит до финальной черты, я знаю, ты смотришь в обе стороны.
(«Если сделаешь, то будешь проклят», 1–5)
Буддист скажет «Жизнь — это страдания». Еврейская и христианская вера отошлет нас к псалму 23, известному псалму Давида,[74] который говорит, что только Бог может помочь нам пережить страдания. Ислам тоже рассматривает мирскую суету как испытание, через которое все мы должны пройти. Тема страдания как искупления постоянно звучит в «Докторе Хаусе» и очень явно проявляется в земной жизни.
Само слово «боль» происходит от латинского poena, оно означает боль, наказание или возмездие. Поэна была богиней возмездия в римской мифологии, поэтому мысль о боли как о наказании или каре богов, Бога или самой Вселенной присутствует практически в каждой культуре и глубоко укоренилась в нашем обществе. Хаус, понятное дело, отвергает понятие боли как искупления; он рассматривает его в здравых научных терминах: боль — это просто биологический процесс, указывающий на наличие патологии.
Люди во всем склонны искать смысл, поэтому полагают, что таковой есть и в боли. Неудивительно, что в религии боль рассматривают как кару за падение или как испытание, чтобы вернуть милость Всевышнего. Если религия — опиум для народа, то понятно, что Хаус предпочитает этот опиум в форме таблетки.
Забавно, но существует точка зрения, что Хаус является тем, что он есть, только благодаря своей боли. Красной нитью в сериале проходит мысль, что боль — одна из констант в жизни Хауса: боль с ним всегда, боль будет с ним до конца его жизни. В промежутке между вторым и третьим сезонами показано, что курс лечения кетамином оказался успешным, и боль отпустила Хауса. И тут же все были поражены изменениями, которые с ним произошли. Примечательно, что Кэмерон, которая пыталась обратить свой взгляд на Хауса как на предмет любви, потеряла к нему всякий интерес, когда он избавился от боли.
КАДДИ: Ты знаешь, есть и другие способы облегчить боль.
ХАУС: Какие, например? Смех? Медитация? Или кто-нибудь возьмется прочистить мою третью чакру?
(«Детоксикация», 1–11)
Когда Триттер, полицейский, который пытался привлечь Хауса к ответственности за употребление наркотиков, допрашивал Кэмерон, Формана и Чейза, они в один голос заявили, что никому не дано понять чужую боль. Но люди вообще, — включая Кэмерон, Формана и Чейза, — склонны с цинизмом относиться как к боли другого, так и к тому, насколько она сильна. Сколько раз команда Хауса говорила ему, что он принимает слишком много викодина, и сомневалась, так ли уж сильна боль, как он говорит?
Сколько раз герои сериала, глядя на ногу или на трость Хауса, участливо спрашивали «Болит?», а он в ответ отпускал одно из своих ядовитых замечаний? Похоже, даже Уилсон, его лучший друг и единственный человек, с которым Хаус позволяет себе быть откровенным, не в состоянии осознать, какую боль испытывает Хаус; он продолжает сомневаться, на самом ли деле тому нужны наркотики.
Хроническая боль и острая боль не одно и то же. И когда у больного с хронической болью случается приступ острой боли (также известной как прорывающаяся боль, потому что она прорывается наружу на фоне лечения хронического больного и становится для него нестерпимой), тогда этот больной оказывается так же не готов к этому приступу, как и любой другой человек без хронической боли.
Хаус мог бы ввести себе морфий, чтобы полностью избавиться от боли. Он мог бы завести переносную капельницу и вводить морфий непосредственно в кровь или в позвоночный канал. Но в таких условиях вряд ли он смог бы нормально существовать. Цель любой программы помощи больным, страдающим от боли, — найти золотую середину в дозе анальгетика, определить, что «слишком много», а что «недостаточно». Тогда бы Уилсон не нашел Хауса валяющимся без сознания на полу в серии «Веселенькое Рождество» (3–10): ему не удалось раздобыть викодин на работе, он обнаружил заначку только у себя дома и накачался по полной программе.
