Денис Драгунский - Отнимать и подглядывать
Среди книголюбов ХХ века собственно библиофилы (коллекционеры раритетов) составляли ничтожно малую долю. Люди покупали, выменивали, добывали именно тексты, а не собственно книги как предмет культуры. Даже знаменитый Анатолий Тарасенков, собравший почти все издания всех русских поэтов 1900–1955 годов, тоже был скорее текстолюбом, потому что добытые книги переплетал по своему вкусу – поступок для настоящего библиофила непозволительный.
Букридеры и интернет-ресурсы гарантируют реальную общедоступность любых текстов (за исключением тех, которые пока еще не оцифрованы и не вывешены, но это вопрос времени). Личная библиотека на глазах перестает быть символом образованности и духовности. Стеллажи от пола до потолка – штука скорее ностальгическая, чем реально необходимая. Тем более что всех нужных книг все равно не купишь и на полках не расставишь.
Это как с водоснабжением: когда живешь далеко от колодца, то полезно запасать воду впрок, натаскать большую бочку. Если колодец во дворе – принесешь ведро, и до следующего раза. А если в доме водопровод – открываешь кран и наливаешь ровно столько, сколько нужно сию минуту. Чайник, а то и чашку.
Капкан изобилия
Свобода печати и рыночная экономика буквально за десять лет совершили чудо. Книг в новой России издается значительно больше, чем в СССР, – и по названиям, и по общему тиражу. Однако в результате картина получилась столь же ужасающая, только в противоположном смысле. Если в СССР книгу интересного философа или историка расхватывали за три дня, то в нынешней России таких книг явный переизбыток. Я не знаю, как обстоят дела с литературой по естественным наукам, но в науках гуманитарных просто голова идет кругом, едва подойдешь к прилавку. Ярмарка Non-Fiction производит на меня до странности гнетущее впечатление. Хотя, казалось бы, радоваться нужно: великое множество книг, толстенных, прилежных, мелким шрифтом и с комментариями. По всем темам, которые ты только мог вообразить. И примерно вдвое больше – по темам, которые ты, если честно, и вообразить не мог. Потрясающее изобилие. Но при этом – бессмысленное. По любой отдельной проблеме книг издается столько, что их физически невозможно не только прочитать, а хотя бы перелистать. Никаких денег не хватит, чтобы их купить, никаких сил, чтоб донести до дому, никаких полок, чтобы расставить.
Бессмысленно покупать книгу, в которой тебе нужно несколько страниц или даже строк. Странно тратить от 300 до 800 рублей на книгу, которую прочтешь в лучшем случае один раз. Тем более что интересных новинок – десятки, а то и сотни на каждой ярмарке, в каждом магазине.
Поэтому нужную страницу, цитату, библиографическую ссылку гораздо удобнее прицельно искать в интернете, чем случайно набредать на нее в ходе штудирования книги, как это было принято в догугловскую эпоху.
Точно такая же ситуация на рынке художественной литературы. И массовых, и так называемых «серьезных» книг так много (а цены задраны так высоко), что покупки постепенно теряют смысл.
Литература – и научная, и художественная – дезинтегрируется. Распадается, как империя, на признанные и непризнанные государства, на анклавы и эксклавы, мятежные территории, failed states и прочие фрагменты. Писатели и ученые читают друг друга. А прочие читатели (которые не писатели и не ученые) вынуждены ориентироваться на книжные выкладки в больших магазинах. А там ассортимент известный. Книгопродавцы относятся к читателям как колонизаторы к дикарям. Переплет чтоб был яркий, картинка – шокирующая, название – завлекательное. И ленточка «лучшие продажи месяца!».
Интернет позволяет путешествовать по этому Гуляй-Полю. Иначе мы бы вообще не узнали, что делается в трех верстах, за оврагом.
Я по образованию филолог-классик, эллинист. То есть читатель-сноб. Но с возрастом мой снобизм выветрился. Я полагаю, что некоторые книги вполне можно читать в кратком изложении или в отрывках, ничего страшного.
Я убежден: не выкладывать книгу в интернет – дурной тон. Претензии на интеллектуальный аристократизм пополам с глупой жадностью.
Сколько было гамлетов?
У хорошего советского поэта Евгения Винокурова была такая строка: «Я Гамлетов на сцене видел многих». Один хороший советский критик написал по этому поводу примерно следующее. Дескать, стихотворение написано в 1947 году, а великая пьеса Шекспира на данную дату была поставлена в СССР всего два раза. Два Гамлета – это не много Гамлетов. Так что получается некая поэтическая вольность. Собственно, критик не ругал автора за такие фантазии. Он просто показывал, что слово поэта часто отрывается от реальности.
Однако достаточно набрать в поисковой строке «постановки Гамлета в СССР» – и сразу становится ясно, что Гамлетов до 1947 года в СССР было самое маленькое шесть.
Я же, в свою очередь, не собираюсь упрекать критика в том, что он не прочел статью М. Морозова «Шекспир на советской сцене». Тем более что дело было давно, в 1960-е годы. Родилась в голове интересная сентенция о «многих Гамлетах» – неужели сразу в библиотеку бежать или обзванивать знакомых шекспироведов? Тем более что не диссертация пишется, а просто статья. Ничего страшного.
Я лишь хочу сказать, что интернет-доступ к электронным книгам обесценил звание знатока, сбил спесь с читателя-эрудита. То, что зарабатывалось годами штудирования и гарантировалось хорошей памятью (или обширной картотекой), сейчас принадлежит всем, кого не забанили в Google или «Яндексе». Но зато на любой шокирующий факт читатели вежливо отвечают: пруфлинк, пожалуйста.
И это на самом деле хорошо. Потому что всякая монополия ужасна. А тем более – монополия на знание, жреческая гордыня, задранный нос начетчика.
Предварительный итог
А пока я успел только сказать две-три вещи, которые кажутся мне принципиально важными для понимания нового, цифрового этапа литературы.
Первое. Тексты стали в полном смысле слова общедоступными.
Второе. Следовательно, «собирание личной библиотеки» потеряло смысл; скажем так – потеряло изрядную долю того смысла, который оно имело еще 10–20 лет назад.
Личная библиотека – это всегда довольно сложный выбор. Это такие соображения, как общепринятый культурный канон, личные пристрастия, престиж, давление референтной группы. Наконец, материальные возможности: даже богатому человеку приходится выбирать, какую книгу купить, от какой отказаться, потому что всё равно всего не скупишь, да и ставить некуда…
Но личная библиотека – это не просто книги на полках. Это овеществленная иерархия литературных авторитетов. Как правило, более или менее общепринятая. Свободное подключение к «водопроводу литературы» разрушает шкалу ценностей, которая еще недавно казалась незыблемой. Если Пушкин и Толстой, Стендаль и Хемингуэй не стоят на почетных местах в книжном шкафу – значит, они лишились этих мест и в голове читателя. Ну, осторожно скажу, лишаются. Сдвигаются с вершины пирамиды. Да и сама пирамида теряет свои очертания, окутанная сетью.
Наконец, третье. На место эрудита-знатока пришел умелый net surfer. Традиционную начитанность сменяет навык добывать в сети нужные материалы. Это тоже непросто, но это нечто другое.
Но самое интересное – это грядущая судьба самих текстов.
Литературные мечтания-2
Итак, продолжаем.
Я констатировал очевидное: цифровые технологии сделали литературные тексты несравненно более доступными, чем в бумажную эру. Поисковые машины позволяют гораздо быстрее и проще найти любую цитату, нужное место в тексте, позволяют быстро составить любой указатель или справочник к любому автору – или, лучше того, вообще обойтись без них, поскольку поисковик и есть этот универсальный указатель-справочник.
Отсюда два важных следствия.
Первое – разрушается Большой Канон, отражением и вместе с тем порождающей моделью которого была личная библиотека. На книжную полку мы ставим самое главное, важное, нужное, лучшее. Из сети мы загружаем то, что нам хочется сию минуту.
Второе – уменьшилась ценность эрудиции, начетничества, знаточества. Любую горделивую цитату можно тут же прогуглить, определить автора и заодно посмотреть, насколько она точна.
Всё это, повторяю, мне кажется ясным, банальным, лежащим на поверхности. Хотя некоторые читатели со мною не согласны в смысле разрушения Большого Канона и убеждены, что есть ценностей незыблемая скала. Другие говорят: «А я все равно хочу читать бумажную книгу!» – и рассказывают о неувядающем очаровании пожелтевших страниц.
Что тут ответить? Да ничего. Дело вкуса. Никто не отнимает. Тем более что воздействие цифровых технологий – это не только доступность и бесплатность.
Устно или письменно
Цифровую революцию нельзя сравнивать с переходом от рукописной книги к печатной.
